вашим именем заявить о своем авторстве – кто бы мне поверил? Берите же рассказ. Он ваш. Это будет лишь частичная плата за то добро, что вы для меня сделали.
Вложив мне в руки манускрипт и не дав времени на ответ, посетитель открыл дверь и исчез в темноте за порогом. Я выбежал на тротуар и стал призывать своего гостя вернуться, но только напрасно напрягал глотку и тревожил соседей: ответа не последовало. С рассказом в руках я вернулся в библиотеку, где, сидя в кресле и вспоминая этот примечательный разговор, впервые осознал, что не спросил ни имени, ни адреса посетителя.
Я надеялся обнаружить то и другое внутри конверта, но ничего не нашел. В конверте лежали только тридцать с лишним исписанных мелким почерком страниц, автор обозначен не был.
Я начал читать. Сперва с усмешкой, чувствуя, что зря трачу время. Но усмешка вскоре растаяла, а после первого же абзаца стало понятно, что о бесполезной трате времени речь не идет. У меня в руках был шедевр. Нет смысла оговаривать, что к избыточной восторженности я не склонен. Меня трудно привести в восторг, но в данном случае я был вынужден уступить мощной силе этого чувства. Я читал повести Гофмана и По, дивные романы де ла Мотт Фуке, малоизвестные, к сожалению, рассказы покойного Фиц-Джеймса О'Брайена, мрачные истории со всего мира, изученные мною от корки до корки, и говорю вам: за всю жизнь мне не встречалось рассказа, абзаца, строчки, которые можно было бы хоть отдаленно сравнить с сочинением, доставшимся мне при вышеописанных обстоятельствах; сочинением, превосходным и живостью описаний, и таинственностью интриги, и всеми другими качествами, характеризующими истинный шедевр жанра. Я прочел его и ощутил изумление. Прочел вторично и ощутил… соблазн. Оно было мое. Сам автор уполномочил меня считать этот текст своим; добровольно отказался от авторства, чтобы выручить меня из крайне затруднительного положения. Более того, он намекнул, что, подписав рассказ своим именем, я окажу ему услугу. Почему бы не поступить так, как он пожелал, спросил я себя, но тут же против этой идеи взбунтовалось мое лучшее «я». Смогу ли я и далее уважать себя, если присвою чужой труд? Я решился поступить более достойно: послать вам этот рассказ вместо своего, описав, каким образом он ко мне попал, – но тут рядом со мной вырос, словно из-под земли, знакомый демон, еще более порочный обликом и державшийся еще более властно, чем прежде. Со стоном откинувшись на спинку кресла, я провел руками по векам, пытаясь навсегда стереть ненавистный образ, но тщетно. Жуткое существо приблизилось – хотите верьте, хотите нет, – село на краешек кушетки и впервые обратило ко мне речь.
– Дурень! – сказал гость. – Над чем тут раздумывать? Смотри, в каком ты положении: взял на себя обязательство, которое должно быть исполнено, срок уже сорвал, в голове безнадежная сумятица. Предположим, до завтрашнего утра ты успеешь заполнить отведенные тебе в журнале страницы нужным количеством знаков, – но что это будет за текст? Бред, наподобие твоего августовского творения. Публика, если, паче чаяния, его увидит, решит, что ты окончательно выжил из ума; репутация будет погублена. С другой стороны, если завтра рассказ не отослать, с «Лентяем» придется распрощаться. У них вышел анонс, среди их известных авторов фигурируют твое имя и портрет. Думаешь, редактор и владелец журнала посмотрят сквозь пальцы на твой провал?
– С учетом моих прежних заслуг, почему бы и нет, – возразил я. – Я еще ни разу их не подводил.
– Именно поэтому они не станут с тобой церемониться. Ты числился среди немногих, кому можно поручить чуть ли не любую работу, о ком говорили: «У него голова отлично варит», – и после этого тебя отпустят с миром? Ха! Неужели непонятно: именно потому, что ты всегда был безотказен, тем больше вопросов вызовет твой нынешний отказ!
– Но где же выход? – спросил я. – Чего не могу, того не могу, вот и все дела.
– Можешь. У тебя в руках рассказ. Подумай, что он тебе принесет. Это вещь из разряда нетленных…
– Так ты прочитал?
– А ты нет?
– Да, но…
– Это одно и то же. – Он ухмыльнулся и глумливо передернул плечами. – Мы с тобой неразделимы. Разве ты не рад? – добавил он со смехом, на который откликнулись болью все мои нервы. Я был слишком ошеломлен, чтобы ответить, и демон продолжил: – Рассказ из разряда нетленных. Мы оба это понимаем. Опубликуешь под своим именем – и оно будет жить в веках. Собственные произведения дают тебе лишь прижизненную славу, через десяток лет после твоей смерти тебя никто даже не вспомнит, разве что ты полностью подчинишься мне – и тогда место в истории тебе будет обеспечено, но только едва ли в истории литературы.
Вновь раздался его язвящий нервы смех, и я, отгораживаясь от страшного видения, зарылся лицом в подушки.
– Странно, – заметил гость. – То, что ты называешь своим добропорядочным «я», боится посмотреть мне в глаза! Как же ошибаются те, кто говорит: не доверяй человеку, который избегает твоего взгляда! Они принимают наглость за признак честности; вообще, ничего на свете нет смешнее, чем человеческие понятия о порядочности. Но торопись, времени мало. Завладей этим рассказом. Автор сам его тебе отдал. Умолял использовать по своему усмотрению. Он твой. Он сделает тебе репутацию и спасет положение. И ты еще колеблешься?
– Нет, это невозможно! – в отчаянии выкрикнул я.
– Ты должен – подумай о своих детях. А если ты потеряешь работу в журнале?
– Но ведь это преступление.
– Ничего подобного. Кого ты ограбишь? Человек пришел добровольно и сам отдал тебе рассказ. Подумай трезво… и действуй, но только поскорее. Уже полночь.
Искуситель поднялся и отошел в дальний конец комнаты, где стал делать вид, будто рассматривает книги и картины, но на самом деле исподтишка сверлил меня взглядом, в котором сквозила воля, вынуждавшая совершить ненавистный мне поступок. А я… я слабо сопротивлялся, но мало-помалу стал терять решимость и наконец сдался окончательно. Вскочив с кресла, я кинулся к столу, схватил ручку и подписал рассказ своим именем.
– Ну вот, – вздохнул я. – Дело сделано. Работа при мне, слава при мне, и теперь я вор!
– И к тому же дурак, – хладнокровно заключил мой собеседник. – Ты что, собираешься послать рукопись как есть?
– Боже правый! Какую еще работенку ты для меня приготовил на последние полчаса?
– Веди себя как разумный человек, – призвал демон. – Если ты отошлешь эту рукопись Каррьеру, он сразу поймет, что она не твоя. Почерк не твой, а секретаря, который писал бы под диктовку, у тебя нет. Сделай копию.
– Верно! – осознал я. – У меня сегодня мозги не на месте. Последую твоему совету.
И я последовал. Достал блок бумаги, ручку, чернила и три часа усердно переписывал. Закончив работу, тщательно ее проверил, внес несколько мелких поправок, поставил подпись, положил рукопись в конверт, написал ваш адрес, наклеил марку, пошел к почтовому ящику на углу, сунул конверт в прорезь и вернулся домой. Гость по-прежнему находился в библиотеке.
– Послушай, – сказал он, – мне бы хотелось, чтобы ты поскорей закончил это дело. Я устал и хочу распрощаться.
– Рад бы хоть сейчас, – ответил я, складывая листы оригинала, чтобы спрятать их в стол.
– Не похоже, – ухмыльнулся демон. – Я тоже рад бы, но ты еще не уничтожил рукопись. Пока она цела, сохраняется свидетельство того, что ты присвоил себе чужой труд. Неужели не понятно? Сожги ее!
– Ну да, преступник из меня никакой! – огрызнулся я. – В этом деле опыт надобен.
И все же, должным образом оценив его совет, я сунул листы, один за другим, в камин с тлеющими поленьями и следил за пламенем, пока вся рукопись не превратилась в золу. Когда последний лист исчез среди угольков, пропал и демон. Я остался один, прилег на кушетку, чтобы немного поразмыслить, и вскоре забылся сном.
Открыл глаза я только в полдень, а через десять минут от вас поступила телеграмма.
«Приезжайте немедленно» – значилось там, и я поехал; затем последовала страшная развязка, которой я все же был рад, потому что она очистила мою совесть. Вы дали мне в руки конверт с рассказом.
– Это прислали вы? – прозвучал вопрос.
– Я… прошлой ночью, а скорее ранним утром. Опустил в почтовый ящик около трех.
– Я требую, чтобы вы объяснили свое поведение, – сказали вы.
– Что именно? – удивился я.
– А вы полюбуйтесь на этот так называемый рассказ. Если это розыгрыш, Терлоу, то очень скверный.
Открыв конверт, я вынул оттуда посланные листы – все двадцать четыре.
Все они были такими чистыми, словно только что покинули бумажную фабрику!
Остальное вам известно. Вы знаете, что я пытался говорить, но голос изменил мне; что, утратив власть над собой, я повернулся и опрометью кинулся за порог, а тайна осталась тайной. Вы знаете, что направили мне письмо с требованием либо дать удовлетворительное объяснение, либо отказаться от сотрудничества с журналом.
И вот, Каррьер, перед вами мое объяснение. Другого у меня нет. Тут все правда, до единого слова. Умоляю мне поверить, ведь, если вы откажетесь, я утрачу последнюю надежду. Вы, наверное, потребуете от меня краткий пересказ истории, которую я, как мне представлялось, вам послал.
Но, в довершение моих несчастий, в голове у меня абсолютная пустота. Я не помню ни формы, ни содержания. Я всячески старался восстановить в памяти хоть какую-то деталь, которая придала бы правдоподобие моим словам, но увы, все было бесполезно. Захоти я схитрить, можно было бы выдумать что-то взамен, но я не хочу. Я едва не совершил бесчестный поступок; собственно, я его совершил, но благодаря загадочному повороту судьбы это пятно снято с моей совести.
Поймите меня, Каррьер, а если не сможете, то по крайней мере проявите в этот раз снисхождение. Верьте мне, Каррьер, прошу вас, верьте. Пожалуйста, не медлите с ответом.
(Подпись) ГЕНРИ ТЕРЛОУ
(Записка Джорджа Каррьера, редактора «Лентяя», адресованная Генри Терлоу, писателю)