«Ну, конечно, зачем работать, когда муж коммерсант и ворочает немалыми деньгами», — язвительно подумал Валдис Давидович и усмехнулся, чего Нина, увлеченная своим рассказом, не заметила. Не обратила она внимания и на то, что угодила под влияние следователя, говорившего с нею доброжелательно, и рассказала о том, о чем следовало бы умолчать.
— В конце ноября сорок седьмого года мы снова случайно повстречались и оба восприняли эту встречу, как ниспосланную самой судьбой, — продолжала свой рассказ Нина Печорская. — Я была глубоко несчастна из-за испортившихся отношений с мужем, разладившихся непонятно отчего. Анатолий же, как оказалось, так и не смог забыть меня. И так получилось, что мы стали встречаться… — Печорская неожиданно замолчала и в крайнем смущении опустила голову. Оно и понятно: замужней женщине, какие бы ни были у нее отношения с мужем, не положено иметь отношений с другими мужчинами.
— Вот и славно, что вы раскрыли своего любовника, — произнес Гриндель и с легкой улыбкой всезнающего гуру посмотрел на Нину Александровну. — Теперь давайте перейдем к вашим показаниям относительно событий предновогоднего вечера тридцать первого декабря сорок седьмого года, то есть непосредственно к убийству, а точнее, к удушению бельевой веревкой гражданина Печорского Модеста Вениаминовича…
Нина посмотрела на старшего следователя с изумлением.
— Вы меня не поняли, — произнесла она наконец. — В то время, когда убивали моего мужа, я была с Анатолием…
— Вы надеетесь таким признанием спасти себя от суда? — изрек старший следователь. — Намекаете, что у вас имеется алиби? Что ж, — Валдис Давидович внутренне усмехнулся, что никак не отразилось на его лице, — проверим и это ваше показание. Где проживает ваш любовник? Кстати, как его полные фамилия, имя, отчество?
— Односторонка Гривки, дом четыре, — назвала Нина адрес, где проживал Анатолий. — А полное его имя Анатолий Игнатьевич Силин.
— Прекрасно. — Валдис Давидович тут же выписал повестку на его имя и передал своему помощнику Астахову: — Чтобы завтра в девять утра этот Силин сидел у меня в кабинете.
— Вручу! Никуда он не денется, — пообещал помощник.
После этого старший следователь дал расписаться Печорской в протоколе допроса, и ее увели. Состоявшимся допросом Валдис Гриндель был доволен. Ведь Нина Печорская созналась в наличии любовника и назвала его имя. Вне всякого сомнения, что это она вместе с ним удушила собственного мужа бельевой веревкой. Для суда вполне хватало доказательств, чтобы вынести Печорской обвинительный приговор. Портила настроение только одна деталь, но существенная, что он так и не сумел добиться от девицы признательных показаний. А значит, что это еще не окончательная победа. Для настоящего триумфа еще предстоит поработать. И теперь с обнаружением любовника следует добиваться не одного, а двух признаний!
Глава 11. Кража яблок и двух пирожков с картошкой
Ни вечером (в день второго допроса Нины Печорской), ни рано поутру на следующий день Анатолий Игнатьевич Силин в доме по улице Односторонка Гривки, что расположена в Кировском районе города, обнаружен не был.
— Так его, кажись, с Нового года не видать, и куда подевался — нам неведомо, — неизменно отвечали соседи с улицы, которых опрашивали служащие республиканской прокуратуры. — Верно, опять куда-нибудь отъехал. Слышь, у него работа такая суетная: время от времени куда-то отъезжать.
— А где он работает-то? — попытались выяснить у соседей помощники старшего следователя.
— А черт его знает, чем он там занимается! Он нам не докладывает, — таков был исчерпывающий ответ соседей.
О том, что Анатолия Силина дома обнаружить не удалось и, в связи с этим, не получилось вручить ему повестку в прокуратуру и препроводить в кабинет Гринделя, сам Валдис Давидович узнал около десяти часов дня.
— Сбежал! — воскликнул в сердцах старший следователь. — Проворонили, мать его. Ищи теперь его, свищи!
Сомнений не оставалось: побег Анатолия Силина служил еще одним неоспоримым доказательством причастности к убийству предпринимателя Печорского его жены Нины Печорской, как, собственно, и ее любовника.
Дело об удушении коммерсанта Печорского в собственной квартире по улице Грузинской становилось предельно ясным…
— Надо узнать про этого Силина все, что возможно! — отдал приказание Валдис Давидович своему помощнику Астахову, раздумывая над тем, вызывать ли на новый допрос Нину Печорскую или покуда повременить. — И найти его как можно скорее!
— Информация об Анатолии Игнатьевиче Силине не столь обширна, сколь хотелось бы, — начал свой доклад Астахов Гринделю. — Собирали буквально по крупицам. Сам он из местных. Двадцать два года. Родителей у него не имеется: отца убили на фронте в самом начале войны — он служил офицером-пограничником, — а мать скончалась ровно через год. В это время Силин только поступил в Авиационный институт. На фронт Силин ушел добровольцем прямо со студенческой скамьи. Воевал сначала на Сталинградском фронте, а после его ликвидации в январе сорок третьего года — уже на Воронежском и Первом Украинском фронтах. Войну закончил в Праге в звании лейтенанта и находился там до середины июня сорок пятого, когда пришел приказ о демобилизации. Имеет следующие награды: медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За взятие Праги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне» и орден Красной Звезды. Вернувшись домой, восстанавливаться Силин в институте не пожелал и устроился на Государственный завод пишущих машин.
— На «Пишмаш»? — переспросил Гриндель.
— Он самый, — подтвердил Астахов. — Работал сначала слесарем в инструментальном цеху, потом был замечен руководством и, поскольку имел полное среднее образование, был переведен на итээровскую должность и стал разъезжать в командировки, выбивая для цехов завода новое оборудование и технику. Комсомолец. Не женат. Характеристики с места работы исключительно положительные. В настоящее время находится в Ленинграде, куда был направлен второго января текущего года для получения и транспортировки в наш город по договору цехового оборудования для производства рычажных конструкций пишущих машин, — закончил Астахов рапорт.
— И когда он должен вернуться? — нахмурившись, поинтересовался Гриндель.
— Завтра, Валдис Давидович, — последовал немедленный ответ.
— Это хорошо, — невесело отреагировал на сообщение Астахова старший следователь. — Узнать, каким поездом он прибывает. Мы его встретим как подобает. С почестями!
Едва Анатолий Силин ступил на перрон, как его прямо на вокзале подхватили под «белы рученьки» четыре человека в штатском и препроводили в изолятор временного содержания. Обвинения ему пока предъявлено не было. «Пусть посидит пока, потомится от неизвестности, а где-нибудь вечерком следующего дня можно будет и допросить», — решил Гриндель. Расчет его строился на том, чтобы свести Нину и Анатолия вместе, то есть устроить им очную ставку и добиться признательных показаний от обоих. Но для начала стоит все же допросить этого Силина…
На следующий день после приезда Анатолия Игнатьевича в город и его последующего заточения в ИВС, уже после обеда, за ним пришли. Вывели его из изолятора, после чего отвезли в некоем подобии автобуса с решетчатыми перегородками внутри, огораживающими пространство для заключенных и охраны, к зданию прокуратуры республики. Затем Силина под конвоем препроводили в один из кабинетов. Там его встретил человек лет сорока с небольшим. Был он среднего роста, коротко стриженный, с глубокими залысинами и острым взглядом темных глаз какого-то неопределенного цвета. Человек внимательно посмотрел на него и равнодушно представился:
— Старший следователь прокуратуры Гриндель Валдис Давидович. Присаживайтесь.
Анатолий присел на стул, стоявший перед столом следователя.
— Вы, наверное, хотите спросить меня, за что вас арестовали? — мягко поинтересовался у Силина Валдис Давидович. — Не трудитесь, я сам вам все сейчас расскажу. Вы арестованы за соучастие в убийстве гражданина Печорского Модеста Вениаминовича, мужа вашей любовницы. Гражданка Печорская, также принимавшая участие в убийстве своего мужа, нами уже арестована и допрошена. Отрицать предъявленное вам обвинение, — внимательно посмотрел на Силина Гриндель, — бесполезно и глупо…
— Печорского убили? — удивился Анатолий. — Когда?
Удивление было вполне правдоподобным. Кого-нибудь другого на месте Гринделя смутила бы искренность вопросов Силина, но только не Валдиса Давидовича. Он был слеплен из иного теста, нежели подавляющее большинство людей. Такими фокусами его не проймешь и на мякине не проведешь. Старший следователь насмешливо глянул на Анатолия и ответил без малейшего намека на сомнение:
— Да, Модеста Вениаминовича убили. И сделали это вы со своей любовницей. Случилось это, и вы прекрасно об этом осведомлены из первых уст, так сказать, — усмехнулся старший следователь, — тридцать первого декабря в районе семи часов вечера, когда Нина Печорская принимала вас у себя.
Заметив некоторое замешательство в глазах Силина, Валдис Давидович продолжил с нажимом (следовало ковать железо, пока горячо!):
— А вы думали, что мы не сможем определить, где убийство, а где самоповешение? Полагали, что нас можно одурачить, обведя вокруг пальца? Так вы просчитались, Анатолий Игнатьевич. Ваше преступление доказано!
— Доказано? — вскинулся Анатолий. — Где доказано? Чем доказано? И как доказано? Ни я, ни Нина никого не убивали. Тридцать первого декабря прошлого года в районе семи вечера мы находились у меня дома.
«И этот туда же», — усмехнувшись, подумал Валдис Давидович, уже сомневаясь, стоит ли проводить между ним и Печорской очную ставку, и не сыграет ли эта очная ставка с ним злую шутку. Парень оказался не прост. С ним еще предстоит поработать. Хочешь поединка? Тогда изволь! Самое время, чтобы привести Силину доказательства причастности его любовницы к убийству своего мужа.