– О, боги! – тихо выдохнул вдруг Глеб. Он узнал человечка, но это нисколько не ободрило его, а скорее – обеспокоило и даже напугало.
Поднявшись с травы, Глеб громко проговорил:
– Приветствую тебя, Дабор!
Коротышка оглянулся и удивленно вскинул брови:
– Гудимир? – Он подозрительно воззрился на спутников Глеба. – А кто это с тобой?
– Это – ходок Ставр. А женщина и ребенок – его ведо́мые.
– А что вы делаете здесь?
– Дабор, я хотел спросить тебя о том же. Как ты здесь очутился?
Коротышка нахмурился.
– Не понимаю тебя, Гудимир. Ты ведь знаешь, что я всегда охочусь в окрестностях Черного бора.
– Но ты не в Черном бору, Дабор. Ты – в Гиблом месте.
Лицо коротышки неприятно дернулось.
– Это что, шутка?
Глеб и Ставр переглянулись.
– Нет, – ответил Глеб. – Это в самом деле Гиблое место. Мы отошли на десять верст от межи.
Лицо Дабора снова дернулось.
– Зачем ты так жестоко шутишь надо мной, Гудимир?! – с упреком воскликнул он. – Ты ведь знаешь, что я два месяца не держал во рту ничего хмельного. Не думал, что ты так жесток!
Коротышка повернулся и торопливо зашагал к чащобе.
– Стой, Дабор, – громко сказал Глеб. – Стой!
– Боги покарают тебя за твою жестокость, Гудимир! – крикнул через плечо Дабор и, пригибаясь под тяжестью звериных шкур, быстро зашагал в чащобу.
Глеб с хмурым удивлением смотрел ему вслед.
– Что с этим охотником? – спросил его Ставр. – Он, и вправду, думает, что находится в окрестностях Черного бора?
– Похоже, что да, – хмуро ответил Глеб.
– Может быть, нам следует догнать его и помочь ему отсюда выбраться?
Глеб покачал головой:
– Нет. Если он забрался так далеко в Гиблую чащобу, то сможет и выйти обратно. Дабор отличный следопыт.
Несколько секунд оба молчали. Потом взглянули друг другу в глаза.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – тихо спросил Ставр.
– Да, – так же тихо отозвался Глеб.
– Зерцало?
Глеб нахмурился и повел плечом:
– Не знаю, но очень похоже.
– О чем это вы? – насторожилась Евдокия.
– Иногда в Гиблом месте встречаются странные вещи, – сказал Глеб. – Одна из них – зерцала.
– Что это?
– Дабор мог находиться за много верст отсюда, – объяснил матушке Ставр. – Но гнилой, насыщенный влажными парами воздух Гиблого места отразил его облик и, многократно его повторив, донес до нас.
– Ты видел такое раньше? – спросила ходока Евдокия.
Ставр качнул головой:
– Нет. Но слышал об этом от других ходоков.
Евдокия повернулась к Глебу.
– А ты?
– Видел пару раз, – нехотя ответил Глеб.
– Но Дабор разговаривал с нами. Он отвечал на наши вопросы, – сомневался Ставр.
– Это-то меня и настораживает, – сказал Глеб, разглядывая черные деревья, за которыми скрылся маленький охотник. – Обычно зерцала безмолвны. Думаю, Гиблое место научилось манипулировать ими. Словно кукольник своими марионетками.
– Слова, которые ты говоришь, мне незнакомы, – растерянно проговорила матушка Евдокия. – И я… Я не совсем вам верю. Этот охотник был живой человек, и он смутился, когда увидел нас.
– Вот как? – прищурился Глеб. Он вдруг нагнулся и поднял с земли дубовый листок. Под ним блеснула монетка.
– Дабор обронил ее, когда уходил, – сказал Глеб. – Возьми ее.
Евдокия рассеянно нагнулась и хотела подхватить монетку, но пальцы ее, пройдя сквозь монету, схватили лишь воздух.
– Этой монеты нет? – удивленно проговорила она.
– Она есть, – сказал Глеб. – Но лежит не здесь, а в десяти или двадцати верстах отсюда.
Матушка Евдокия нахмурилась.
– И как же нам отличать настоящее от ненастоящего? – спросила она.
Глеб холодно усмехнулся.
– Настоящие твари гибнут от удара моего клинка.
– Хороший подход, – иронично заметила Евдокия. – И чисто мужской. Сначала рубить мечом, а потом выяснять – правильно или нет.
– Хороший или нет – но другого у нас все равно не имеется, – сухо откликнулся Глеб. – Достань-ка свой костяной компас, матушка. Пора взглянуть на стрелку.
Евдокия достала из сумки лешью указку и положила ее на свою узкую, длинную ладонь. Костяная стрелка покрутилась чуток, потом дрогнула и остановилась, указывая заостренным концом в глубь чащобы, туда, куда ушел призрачный охотник Дабор.
Евдокия взглянула на мрачную чащобу и поежилась.
– Нам нужно туда, – сказала она.
– Да, – кивнул Глеб. – Пожалуй, мне стоит пойти и разведать обстановку. Ставр, пригляди за ними.
Глеб поправил за плечом кобуру с ольстрой и шагнул к чащобе, но Ставр встал у него на пути.
– Первоход, позволь мне сделать это, – попросил он, хмуря брови. – Я четыре раза был в Гиблом месте и умею быть осторожным.
Глеб несколько секунд раздумывал, затем кивнул.
– Хорошо. Только не задерживайся долго. Если ты не вернешься через полчаса, нам придется идти за тобой.
Ставр улыбнулся, подмигнул матушке Евдокии и, резко повернувшись, бодро зашагал к черной чащобе.
– Не нравится мне, что он пошел туда один, – сказала матушка Евдокия, глядя Ставру вслед.
– Он опытный ходок, – возразил Глеб, – и знает, как себя вести в Гиблом месте.
– «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то». Нам бы стоило держаться вместе, Глеб.
– Может быть, да. А может быть, нет.
3
Войдя в черную чащобу, Ставр положил пальцы на рукоять меча. В таком глушняке нужно быть готовым ко всему. Он так же, как Евдокия, тоже до конца не верил в то, что охотник Дабор был всего лишь зерцалом – туманным отражением настоящего охотника, разгуливающего по лесу в двадцати верстах отсюда. Возражать Глебу Ставр не посмел, но теперь он хотел нагнать охотника и поговорить с ним, дабы убедиться, что Дабор – реален.
Ставр шагал быстро, но бесшумно, как его учили старые ходоки. Поглядывая на траву и ветки, он пытался определить, в каком направлении двинулся Дабор, но следов охотника не замечал. Однако в чащобе было не так много мест, где человек мог бы протиснуться сквозь частокол торчащих веток, а потому Ставр не сомневался, что идет тем же путем, каким шел маленький охотник.
Шагать одному было скучно, и постепенно в голову ходоку вдруг полезли посторонние мысли. Может ли у него что-нибудь получиться с матушкой Евдокией? Она вроде молода. И задор у нее девичий. Интересно, сколько ей лет? Наверняка не больше двадцати трех. И стать у нее хорошая. Сухопарая, конечно, но Ставру такие нравились. Что, если у них все сложится?
Ставр представил себе, как сжимает в объятьях Евдокию и как нашептывает ей на ухо любовные словечки, и улыбнулся. Да, это было бы здорово. Только как все это устроить? С чего начать?
Опыта в любовных делах у Ставра было маловато. А Евдокия – девка непростая, к ней с пряником в руке не подкатишь. Ставр тяжело вздохнул – сложно все это. Выучиться бы у кого-нибудь, да как тут выучишься, когда большую часть времени проводишь в лесу – с птичками, зверями да букашками, а девок видишь только в мечтах да в срамном доме у Крысуна Скоробогата.
Ставр снова вздохнул, но вдруг остановился и замер. Ему показалось, что он слышит детский смех. Ставр напряг слух. И снова детский смех, как звон колокольчика, донесся до его ушей.
По спине парня пробежал холодок. Чем бы ни был этот детский смех – в Гиблом месте он не предвещал ничего хорошего. Ставр осторожно двинулся вперед. Пройдя шагов двадцать, он остановился перед кустом бузины и осторожно раздвинул ветви.
Плечи Ставра обдало ледяным холодом, а лицо его оцепенело от ужаса. На крохотной, поросшей медвежьей травой и багуном прогалине лежал охотник Дабор. Живот его был вспорот, правая рука изжевана. Три ребенка-упыря грызли тело Дабора – яростно и остервенело, словно озлобленные от голода бродячие псы.
Двое из них были когда-то хорошенькими десятилетними девочками. Несмотря на грязь, налипшую на лица, и трупные пятна, они неплохо сохранились и с расстояния в две-три сажени вполне могли сойти за живых детей.
Третий упырь был сильно тронут гнилью и выглядел, как безобразный злобный карлик, притворяющийся ребенком.
Под ногой у Ставра треснула влажная ветка. Карлик остановился и обернулся на шум. Его черная верхняя губа приподнялась, словно у собаки, а из глотки вырвалось тихое рычание. Девочки тоже вскинули белокурые головки и уставились на кусты.
Ставр опустил ветку, повернулся и быстро зашагал прочь, моля богов о том, чтобы упыри не пошли за ним. Даже зная, что это не настоящие дети, он не хотел рубить их мечом. Слишком хорошенькими были эти две девочки. Слишком нежными казались их тонкие шейки. Слишком белокурыми и кудрявыми были их локоны.
Стиснув зубы, Ставр осторожно пробирался вперед через колючий кустарник, бесшумно шагая по влажному, черному валежнику и мокрой траве. Лес был сырой, и даже в самую солнечную погоду под ногами здесь чавкала грязь. И вдруг он снова услышал детский смех. На этот раз смех прозвучал совсем с другой стороны.
Ставр постоял немного, прислушиваясь, затем двинулся дальше. И вдруг на одной из сумрачных прогалин он увидел мелькнувшую светлую тень. Ставр застыл на месте. Прислушался – ничего. Он зашагал дальше, стараясь ступать как можно тише.
И снова звонкий и мягкий, будто колокольчик, детский смех прозвучал в чащобе…
– Здравствуй.
Она не была похожа на упыря.
– Здравствуй, – растерянно ответил Ставр.
– Что ты здесь делаешь?
– Я?.. Я охочусь. А ты?
– Я тоже! – весело проговорила девочка.
– На кого же ты охотишься? – все еще растерянно спросил Ставр.
– Я? Я охочусь… – …и чудовище выдохнуло: – …На тебя!
Тварь, клацая зубами, ринулась на Ставра. Ужас поднял на его голове волосы, кровь запульсировала в висках. Ставр повернулся и, позабыв про меч, бросился бежать.
Пробежав шагов двадцать, Ставр остановился и, хрипло дыша, огляделся. Где-то неподалеку хрустнула ветка. Ставр быстро пригнулся и забрался в густой вересовый куст. Затаившись там, как перепуганный кролик, Ставр прислушался. И он услышал шаги. Кто-то пробирался сквозь глушняк и шел прямо сюда.