Глаза матушки Евдокии расширились от ужаса.
– Та самая тварь, которая вышла из тумана?
– Да. – Глеб поднял взгляд, осмотрел кустарники и деревья и добавил: – Эта тварь приняла человеческий облик. Уж не знаю, зачем ей это понадобилось. Ладно, двигаем дальше.
Первоход выпрямился, поправил на спине тяжелые сумки и двинулся вперед. Евдокия зашагала следом.
– Ты не устал? – спросила она. – Я могу понести сумки.
– Прости, матушка, но ты для этого слишком хрупкая, – отозвался Глеб.
Евдокия сдвинула брови.
– Не такая уж и хрупкая, – сказала она. – Ты, кажется, забыл, какая бурная жизнь у меня за плечами.
– Отчего же, я помню. Если решу ограбить караван купцов или повтыкать в кого-нибудь ножики, обязательно обращусь к тебе за помощью.
Губы Евдокии дрогнули от обиды.
– Ты злой человек, Первоход, – сказала она. – Злой и жестокий.
– Ты мне льстишь.
– К тому же ты грубиян, – добавила Евдокия. – Не понимаю, почему о тебе говорят так много хорошего?
– Так, значит, ты и раньше слышала обо мне?
– Конечно. Кто же не слышал о Глебе Первоходе? Мои прихожане часто о тебе говорят. Особенно женщины.
Глеб ухмыльнулся:
– Матушка, от твоей лести я совсем растаял. Можешь взять меня, словно кусочек масла, и размазать по хлебу самым тонким слоем.
Евдокия нахмурилась.
– И выражаешься ты непонятно. Понимаю, что грубишь, а в чем твоя грубость – не пойму. И не пойму, почему я не могу сердиться на тебя. Ты обманул меня, а я снова тебе верю.
– Может, это потому, что я тебе нравлюсь? – поинтересовался Глеб.
Евдокия фыркнула:
– Вот еще. Мне нравятся добрые, честные и богобоязненные мужчины. А ты самонадеян, горделив и глуп.
– Верно, – кивнул Глеб, внимательно оглядывая землю и траву. – И к тому же – обожаю, когда меня гладят против шерсти. Так что давай еще, матушка. Гладь, пока я не начну мурлыкать.
Несколько шагов они прошли молча.
– Здесь недалеко – заброшенные Моревские рудники, – сказал Глеб. – Раньше там было полно волколаков.
– А сейчас? – спросила Евдокия.
– Сейчас не знаю.
Евдокия посмотрела себе под ноги и нахмурилась.
– По земле стелется белый туман, – сказала она.
Первоход кивнул:
– Да.
На лице проповедницы отобразилась тревога.
– Уж не тот ли это страшный туман, о котором ты говорил? – взволнованно спросила она.
Глеб покачал головой:
– Нет. Этот белый туман был здесь всегда. Всматривайся в него пристальней, матушка. Если увидишь что-нибудь странное, тут же скажи мне.
Туман поднимался все выше. Теперь Глеб продвигался вперед осторожно, вглядываясь в туман и держа руку на прикладе ольстры. Идти по этому туману молча Евдокии было тягостно. И тогда она снова заговорила:
– Первоход, а что будет, когда мы пройдем Моревские руд…
– Тс-с! – вдруг произнес Глеб, повернулся и накрыл губы Евдокии ладонью. Затем тревожно огляделся по сторонам.
Проповедница замерла, повинуясь его приказу, и тоже огляделась. Ничего подозрительного она не заметила. Она хотела сказать об этом Первоходу, но тут он выдернул из кобуры ольстру и прошептал:
– Волколаки!
Евдокия снова огляделась. Вокруг были только черные деревья и белый туман. В этом месте он доходил проповеднице до пояса.
– Я ничего не…
– Они пошли в атаку! – крикнул Глеб и толкнул ее в кусты. – Затаись!
Громыхнул выстрел. Черная тварь, вынырнувшая из белого тумана, с визгом рухнула назад с развороченной выстрелом головой.
Глеб выхватил из кармана охотничьей куртки горсть маленьких, темных шариков и швырнул их в туман. Туман всколыхнулся и стал быстро опадать, словно шарики всасывали его в себя.
Огромное рыкающее чудовище напало на Глеба сзади и сбило его с ног, но он резко откатился, развернулся и всадил чудовищу в брюхо меч. Затем вскочил на ноги, прыгнул самому рослому волколаку на спину, обхватил меч двумя руками и с размаху всадил клинок чудовищу в основание черепа.
Затем спрыгнул с волколака, снова перекувыркнулся и встретил еще одного волколака ударом меча в грудь. Клинок рассек широкую грудную клетку чудовища, и на одежду Глебу брызнула черная кровь. Глеб еще дважды ударил волколака в грудь. Когда волколак рухнул на землю, Глеб, тяжело дыша, огляделся.
Белый туман стлался теперь не выше травы, и в этом белом призрачном молоке чернели огромные тела поверженных чудовищ. Четыре волколака, подобно четырем огромным черным мешкам, лежали на поляне. Глеб усмехнулся и с гордостью проговорил:
– Мой личный рекорд.
Затем сорвал с земли пучок травы, тщательно отер клинок, вложил меч в ножны и повернулся к Евдокии. Проповедница сидела на траве и с ужасом смотрела на Глеба. Он усмехнулся и сказал:
– Ты так на меня смотришь, будто я сам – темная тварь.
– Ты сражался с ними, как демон, – взволнованно пробормотала Евдокия. – Мне даже показалось, что за спиной у тебя выросли черные крылья.
Глеб дернул щекой и небрежно пояснил:
– Это была тень. Между прочим, я только что спас тебя. Где овации?
Евдокия медленно поднялась на ноги и облизнула кончиком языка пересохшие от пережитого ужаса губы.
– Тебе ведь нравится убивать? – спросила она вдруг.
– Я убиваю только темных тварей, – небрежно ответил Глеб, подняв с земли ольстру.
– Я буду молить бога о том, чтобы ты не ошибся, когда будешь выбирать себе очередную жертву, – сказала Евдокия.
Глеб вложил ольстру в кобуру, взглянул на проповедницу и холодно отчеканил:
– Я не выбираю себе жертву. Я сражаюсь только с хищниками. И не я, а они выбирают меня.
Глеб втянул ноздрями воздух и нахмурился. Он вдруг понял, что еще ничего не кончилось. Что-то витало в воздухе. Что-то неуловимое и опасное.
Осмотрев деревья, Первоход перевел взгляд на Евдокию. Глаза проповедницы были расширены и поблескивали матовым светом. На щеках ее проступил легкий румянец, губы были слегка приоткрыты.
– Что за… – начал было Глеб, но осекся.
На мгновение голова его закружилась, но головокружение тут же прошло, оставив после себя странный осадок. Реальность будто бы подернулась легкой розоватой дымкой. Глеб облизнул губы и снова посмотрел на Евдокию. Внезапно его охватило дикое желание.
Глядя Евдокии в глаза, он усмехнулся.
– Я не понял – а где поцелуй победителю?
Несколько секунд Глеб и Евдокия молча смотрели друг другу в глаза. Потом проповедница улыбнулась и спросила:
– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала?
– Только если ты сама этого хочешь, – ответил Глеб.
Незаметно для самих себя, они шагнули друг другу навстречу.
– Здесь не самое подходящее место, – проговорила Евдокия, глядя Глебу в глаза.
– Правда? И чем же здесь плохо?
Повинуясь внезапному порыву, Глеб шагнул вперед, схватил Евдокию и стиснул ее в объятьях. Губы их встретились.
Глеб действовал торопливо и неистово, но Евдокия не сопротивлялась. Она тоже торопилась, будто боялась, что наваждение пройдет и она снова побоится сделать то, чего ей так давно и так сильно хотелось.
Оба принялись торопливо срывать с себя одежду, продолжая страстно целоваться. Густые каштановые волосы Евдокии рассыпались по белым обнаженным плечам. Подставив под поцелуи голую грудь, она запрокинула голову и засмеялась. Потом запустила пальцы в волосы Глеба.
Глеб стал осыпать поцелуями ее шею, ключицы и грудь. Потом снова впился поцелуем в ее губы. Его длинные, мягкие волосы упали Евдокии на лицо, и запах этих волос – травяной, дымный запах охотника и лесного жителя – окончательно вскружил Евдокии голову.
– Сделай это! – хрипло выкрикнула она. – Сделай!
Глеб сорвал с себя рубаху, обнажив смуглое, мускулистое тело, испещренное шрамами, и повалил Евдокию на траву, продолжая покрывать поцелуями ее грудь и ключицы.
И вдруг подул сильный порыв ветра. Оба на мгновение замерли, а затем отпрянули друг от друга. Глеб изумленно поднял брови. Евдокия приглушенно вскрикнула, схватила с земли платок и стыдливо прикрыла обнаженные груди.
Несколько секунд они в полной растерянности смотрели друг на друга. И вдруг один из волколаков поднял голову и взглянул на Глеба.
– Первоход! – испуганно вскрикнула Евдокия.
Волколак вскочил на ноги. Глеб выхватил из брошенной кобуры ольстру, отскочил в сторону и нажал на спуск. Волколак пригнулся, и пуля, просвистев над его массивной головой, вонзилась в ствол дерева. Резко выбросив вперед лапу, волколак вышиб из рук Глеба ольстру, сбил его с ног и подмял под себя.
Всадив когти в плечи Глеба, волколак попытался дотянуться зубами до его горла, но Глеб вцепился ему пальцами в шею и отвел от себя голову твари. Мышцы Глеба вздулись от напряжения, на шее проступили жилы, на лбу заблестели бисеринки пота. Морда волколака, до жути похожая на человечье чернокожее лицо, опускалась все ниже, его клыки почти касались щеки Глеба.
– Врешь… – процедил ходок сквозь стиснутые от напряжения зубы. – Не возьмешь…
Он снова отвел от себя морду твари. Однако та, несмотря на страшные раны на боку и животе, не собиралась сдаваться. Руки Глеба задрожали, и клыки волколака вновь стали приближаться к его горлу.
– Евдокия… – хрипло позвал Глеб. – Ольстру… Подними…
Проповедница испуганно уставилась на лежащую в траве ольстру.
– Давай… – поторопил Глеб, изо всех сил удерживая нависшего над ним волколака.
Проповедница подняла ольстру с земли и наставила ее дулом на чудовище.
– Жми пальцем на крюк! – крикнул Глеб.
Евдокия зажмурилась и нажала. Пуля со свистом рассекла воздух и, пробив чудовищу черепную кость, выбила из его затылка фонтан крови. Глеб спихнул тварь с себя, вскочил на ноги, вырвал из рук Евдокии ольстру и, приставив дуло к вытаращенному глазу волколака, нажал на спуск.
Матушка Евдокия вздрогнула от грохота выстрела и, хрипло дыша, опустилась на траву. Ее крепкая девичья грудь снова была обнажена, а волосы разметались по плечам, сделав ее похожей на амазонку, но Евдокия не замечала этого.