Титуса, который был вынужден долго молчать, будто прорвало.
— Римская курия, — говорил он, — располагает огромной армией помощников. Для курии все священники — фигуры на шахматной доске, повсюду в мире, и не важно, каков их духовный сан. Сто двадцать кардиналов, четыре тысячи епископов и более четырехсот тысяч священников — и всех их держат в ежовых рукавицах люди, обладающие реальной властью.
— Ты знаешь этих людей? — осторожно поинтересовался Бродка.
— Некоторых из них, — кивнув, ответил Титус. — Я знаю, где и с кем они общаются. Я знаю номера их счетов и пароли в Швейцарии и на Багамах… Короче говоря, я знаю об этих людях, к несчастью, слишком много. Теперь ты понимаешь, почему я вынужден жить в подполье?
Бродка присвистнул и поглядел на Жюльетт, которая была поражена словами Титуса не меньше его самого.
— Чем ты живешь? — спросил Бродка, четко осознавая щекотливость и двусмысленность своего вопроса.
— Тем, что дает мне Агостинос, — ответил Титус.
— Тебе известно, чем занимается Агостинос?
— Он занимается всем, что приносит прибыль. Он — укрыватель, контрабандист и «тягач». Он — мошенник, но не преступник. Агостинос никого никогда не убил бы…
Собор Святого Стефана постепенно наполнялся туристами.
— Я наткнулся на письмо моей покойной матери, — начал Бродка. — В этом письме она упоминает кардинала Смоленски, называет его дьяволом. И жалуется, как ужасно он с ней поступил. Что все это может значить?
Лицо Титуса скривилось в гримасе, он задумался.
— Не имею ни малейшего понятия, — наконец ответил он. — Но какая тебе разница?
— Я уже рассказывал, что с тех пор, как умерла моя мать, со мной происходят странные вещи. В меня стреляли. На меня хотели повесить убийство. Меня преследуют. И еще: моя мать оставила огромное наследство, как-то связанное с Церковью. Все ниточки, за которые я пытаюсь ухватиться, тут же обрываются. Люди, которые могли бы мне помочь, либо мертвы, либо молчат как рыбы. Черт побери, что же мне делать?
Титус шмыгнул носом и вытер его рукавом пальто. Затем, проведя ногой по полу, словно он хотел раздавить жука, сказал:
— Неужели у тебя нет никаких объяснений происходящему? Если ты действительно вызвал их недовольство, то должен быть какой-то отправной пункт.
— Моя мать владела домом с квартирами для аренды, который очень выгодно расположен и дает миллионный доход. Из поземельной книги я узнал, что тридцать лет назад она купила его у агентства недвижимости за одну марку.
— Как называется это агентство?
— «Pro Curia».
Титус поднял глаза на Бродку. В них было удивление.
— Ты знаешь, кто скрывается за этим именем?
— Нет.
— «Pro Curia» — это предприятие, занимающееся земельными участками и домами по всему миру. Оно на сто процентов принадлежит холдинговой компании в Цюрихе, акционерами которой являются, в свою очередь, «Кредит Свисс» в Женеве, «Институт пер ле Опере Религиозе» — читай банк Ватикана — и несколько маленьких частных банков, в той или иной форме связанных с делом Божьим. Иными словами, это прибыльный концерн, на первый взгляд контролируемый банками, на самом же деле — Ватиканом. И эта фирма якобы продала твоей матери недвижимость за одну марку?
Бродка прошипел:
— Черт возьми, я могу это доказать! У меня есть все документы!
— А зачем им было это делать?
— В том-то и дело. Я понятия не имею! — Бродка посмотрел Титусу прямо в глаза, затем тихо, но настойчиво произнес: — Ты должен мне помочь. В накладе не останешься. У меня есть деньги. Скажи, сколько ты хочешь.
Титус колебался и не спешил давать ответ.
И только когда вмешалась Жюльетт и с пылкостью стала говорить, что ни Бродка, ни она больше не могут выносить этой неизвестности, Титус сказал, что хочет все хорошенько обмозговать, и попросил двадцать четыре часа на раздумье. После этого Титус вынул из кармана листок бумаги и нацарапал на нем номер, по которому его можно будет найти.
Он хотел придвинуть листок Бродке, но тот, казалось, забыл о нем. Он неподвижно сидел на скамье как громом пораженный и неотрывно смотрел в неф. Глаза его были широко раскрыты, нижняя губа слегка подрагивала, а сам он сжал кулаки, но не от ярости, а словно ожидая чего-то страшного.
— Бродка, — испуганно прошептала Жюльетт, — Бродка, что с тобой?
Александр не слышал ее. Его взгляд был прикован к опрятной пожилой женщине в ярком костюме и черной шляпе с широкими загнутыми полями. Она шла по проходу в толпе других посетителей собора. Внезапно женщина остановилась и посмотрела на высокий готический свод. Затем на какое-то мгновение ее глаза остановились на Бродке. Жюльетт показалось, что она даже слегка склонила голову, чтобы поприветствовать Александра, а потом отвернулась и продолжила свой путь.
— Бродка, — шепотом произнесла Жюльетт, — что случилось?
Словно очнувшись от сна и пытаясь избавиться от наваждения, Бродка пару раз как следует тряхнул головой и провел ладонью по лицу. По-прежнему глядя куда-то вперед, он почти беззвучно произнес:
— Моя мать. Это была…
Его голос умолк. Он снова посмотрел мимо Жюльетт на женщину, которая тем временем отошла уже метров на двадцать.
— Да что случилось-то, скажи ради бога! — обеспокоенно воскликнула Жюльетт.
— Это моя мать! — выдавил из себя Бродка, не отводя взгляда от женщины, которая продолжала шествовать по проходу.
— Чушь, — заявила Жюльетт. — Твоя мать мертва.
— Да посмотри же! — Бродка пальцем указал на пожилую даму, скрывшуюся в толпе посетителей.
Жюльетт сжала его руку.
— Твои нервы сыграли с тобою злую шутку, — твердо произнесла она. — За последние недели на тебя обрушилось слишком много всего.
Бродка вырвал руку, вскочил со скамьи и бросился бежать в ту сторону, где исчезла женщина. Пробегая по проходу, он нечаянно толкнул пару туристов.
— Мама! — закричал он так громко, что эхо разнеслось по всему собору.
Добежав до того места, где в последний раз мелькнула шляпа пожилой женщины, он поспешно огляделся, но дамы нигде не было видно. Бродка, расталкивая посетителей, бросился вперед. Он запрыгнул на скамью, перешагнул через молившихся прихожан и при этом опрокинул подставку для жертвенных свечей. Тут же вспыхнуло алтарное покрывало. По собору разнесся многоголосый крик.
Не обнаружив женщину с этой стороны нефа, Бродка кинулся, отчаянно озираясь, к главному алтарю, споткнулся, поднялся, забрался на заградительную решетку и не заметил, как задел скамеечку для молитвы, которая с грохотом упала на пол.
Дико вращая глазами, Александр оббежал вокруг алтаря, словно женщина могла спрятаться за ним. Лицо его было белее мела, волосы упали на лоб.
— Мама! — в отчаянии кричал он. — Мама!
Внутри церкви едко пахло дымом.
Посетители вжались в скамьи. На площади перед собором завыли полицейские сирены. В Божьем доме раздался пронзительный свисток, затем послышались гулкие шаги полицейских. Бродка вышел из-за колонны. Его безумный взгляд блуждал по сторонам. Казалось, он сошел с ума. В то время как полицейские тушили разгоравшееся пламя, двое из них набросились на Бродку и повалили его на пол. Один оттащил его в сторону, а другой надел наручники. Бродка, брыкаясь и крича, сопротивлялся изо всех сил. Один из полицейских отвел в сторону его колено. Бродка взвыл от боли.
— Не причиняйте ему вреда! — крикнула Жюльетт, оттолкнула полицейского и стала перед Бродкой, пытаясь защитить его.
Вокруг них в мгновение ока собралась толпа яростно ругающихся людей.
— Я все могу объяснить! — заявила Жюльетт полицейскому чиновнику и помогла Бродке подняться.
Тем временем их окружили остальные полицейские. Их было с десяток, а за ними толпилось раз в пять больше зевак.
По нефу разнеслись крики:
— Помешанный!
— Сумасшедший!
— Этот человек потерял рассудок!
— Вы — его жена? — спросил старший из полицейских.
— Да, — солгала Жюльетт.
— Часто с ним такое бывает? — В голосе мужчины звучала скорее насмешка, чем сочувствие.
Жюльетт вскипела от ярости. Она с трудом владела собой.
— Нет, — уверенно произнесла она. — Такого с моим мужем еще не было. Но если я объясню вам причину его поведения, вы наверняка все поймете.
— Ну, если вы уверены в том, что говорите, — ответил полицейский, многозначительно глядя на своих коллег, — то я готов вас выслушать.
Жюльетт посмотрела на Бродку. Его лицо было бледным как полотно.
— Мы осматривали собор, — начала Жюльетт, — когда моему мужу показалось, что он увидел среди посетителей свою мать…
— Ну и что? — Полицейский начал проявлять нетерпение.
— Его мать мертва.
— Понимаю, — сказал полицейский. И, обернувшись к своим коллегам, коротко бросил:
— Баумгартнер Хеэ.
Из рядов зевак послышалось одобрительное ворчание. «Баумгартнер Хеэ», психиатрическая клиника города, находилась в 14-м районе. Один только вид здания, в котором она располагалась, вселял ужас в любого, кто просто смотрел на него, даже не входя внутрь.
Глава 5
Жюльетт вошла в квартиру Бродки в Мюнхене, закрыла за собой дверь, поставила чемоданы посреди комнаты и обессиленно упала на диван.
Врачи психиатрической клиники погрузили Бродку в своего рода целебный сон и дали Жюльетт понять, что им необходимо понаблюдать за ним две-три недели. Жюльетт бежала из Вены после того, как журналисты обложили отель. Она чувствовала, что в данной ситуации все равно ничем не поможет Бродке, и надеялась, что работа в галерее отвлечет ее от мыслей об этом. К мужу она, понятное дело, возвращаться не собиралась.
Жюльетт смежила веки, но картинки, как будто всплывавшие из темноты, не давали ей покоя. Перед глазами постоянно стоял Бродка, которого затолкали в патрульную машину, а затем под звуки сирены увезли в больницу. Она видела его бледное, заметно осунувшееся лицо и выражение беспомощности и обреченности, отразившееся на нем. Это было лицо человека, рассудок которого больше не мог справляться с происходящим. И если бы Бродка даже десять раз повторил, что та женщина в соборе была его матерью, Жюльетт не сомневалась, что он ошибся. Очевидно, расшатанные донельзя нервы сыграли с ним злую