— Кому понадобился Ричи сейчас, в это время? — спросила Ванесса хриплым, простуженным голосом.
— Своей Лилиан Ломбард! — тревожно ответил Мински.
Я стоял словно истукан, не в силах произнести ни слова. Тут я услышал, как Ванесса прошипела:
— Как, его Лилиан?
— Но это совсем не моя Лилиан! — заорал я, совершенно теряя контроль над собой.
— О да! — мрачно улыбнулся Мински. — Если он так кричит, значит, это именно его Лилиан.
— К черту! — снова заорал я, толкнув его в грудь. — Это не моя Лилиан! Для меня она больше не существует! Пойди и скажи ей, что меня совершенно не интересует, что с ней случилось на этот раз! Я не хочу знать! С ней всегда что-то случается. Что же на этот раз?
— Она покончила с собой, — ответил Мински.
Я остолбенел. Ванесса снова чихнула.
— Изволь закрыть дверь, — заорал я. — Ванесса и так простужена. Так ты говоришь, покончила с собой? — Я заметался по комнате, все еще толком не соображая, о чем говорит Мински и что мне следует предпринять.
Мински подошел к двери и резко захлопнул ее.
— Не кричи на меня! — не повышая голоса, сказал Борис.
— Лилиан уже однажды пыталась! — закричал я.
— Дважды! — крикнула Ванесса.
Да, действительно она уже дважды покушалась на свою жизнь. Ванесса хорошо знала и Лилиан, и меня, а я хорошо знал Ванессу.
— Ну, пусть дважды, — неожиданно спокойно сказал Мински. — Но, кажется, в третий раз получилось.
— Именно поэтому она и звонит?
Я почувствовал неприятную дрожь в руках, как будто сотни тонких иголочек одновременно вонзились мне в пальцы. Я попытался сжать кулаки, но руки совершенно не слушались меня.
— Она не может говорить, — сказал Мински. — Только бормочет. Она что-то проглотила… Яд… Я едва мог разобрать. Она чувствует, что умирает, и поэтому она позвонила.
— Почему же именно мне?
— Мне кажется, что, несмотря на все, ты единственный человек, который…
— Заткнись! — раскрытым ртом я хватал воздух, как выброшенная на берег рыба. В следующую минуту меня охватила ярость. На какой-то миг я вспомнил нашу прошлую совместную жизнь с Лилиан. Черт тебя побери, Лилиан. Умри, тогда я буду спокоен!
Когда у меня мелькнула эта мысль, я понял, что Мински, как всегда, прав. Животный страх за жизнь Лилиан охватил меня. Я побежал к двери, распахнул ее и стремглав бросился по коридору к телефону и к своей гибели.
— Нет, нет, не ходи, Ричи! Борис, останови же его! — визжала вдогонку мне Ванесса. — Ричи! Ну, пожалуйста, Ричи, вернись. Эта женщина всегда приносила тебе только несчастье!
Я слышал вопли Ванессы, доносившиеся с другого конца коридора, понимая, что она права. Лучше бы мне сейчас остановиться, вдохнуть наконец полной грудью пронизывающий сквозняк коридора, медленно вернуться в комнату Ванессы и, послав ко всем чертям Мински с его телефонными звонками, а вместе с ним и Лилиан, спокойно сесть в кресло и просидеть в нем до утра. Но я, конечно, не остановился. Я, не оглядываясь, бежал по коридору. Я слышал быстрые шаги за спиной и сердитый голос Мински.
— Ричи! — кричала Ванесса. — Ну, пожалуйста, не уходи! Подумай о том, сколько бед причинила тебе эта женщина!
— Теперь ты видишь сама, что с ним происходит, — уже более спокойно произнес Мински. — Будь умницей, Ванесса! Не теряй голову!
Дверь в уборную со стуком захлопнулась.
Длинный коридор вел к нашей конторке на другом конце этого старого, неудачно построенного дома. Я быстро пересек раздевалку и зеркальный зал, протискиваясь сквозь тесно расставленные столы, грубо отталкивая людей и громко ругаясь. И моя ярость, и проклятия, которые я сыпал направо и налево, продираясь сквозь битком набитый зал, были направлены в адрес Лилиан. Я проклинал ее и вместе с ней свою жизнь, годы, потраченные впустую, мою собственную никчемную жизнь. Некоторые гости с любопытством и изумлением смотрели на меня. Вероятно, у меня был ужасный вид.
Лилиан, Лилиан, несчастная, лживая, бесчестная, любимая Лилиан!
Большинство гостей были «под мухой», оживленно жестикулировали, громко смеялись, болтали, пили, танцевали и затем снова пили. Две пары танцевали, тесно прижавшись друг к другу, при свете красных фонарей. Из репродукторов раздавался бешеный музыкальный ритм. Обычное дело в такие часы.
Я прошел мимо Петры Шальке. Она сидела, опустив голову на руки, и тихо всхлипывала, роняя слезы в бокал с шампанским. Рядом с ней сидел седовласый модельер, обхватив рукой ее талию. Я видел его манжеты с рюшем, золотой браслет на запястье. Я слышал, как он ее успокаивал:
— Не плачь, милая. Таковы все женщины, одно только беспокойство от них. Я знаю, все отлично знаю, моя бедная Менни.
«Так он называет ее Менни? — подумал я. — Лилиан, — умолял я, — не умирай, пожалуйста».
— Извините, — я оттолкнул модельера в сторону, но он даже не заметил меня.
— Боже мой, — продолжал он, — если бы вы только могли любить мужчин, моя бедная, бедная Менни.
Я поспешно открыл дверь в конторку и подбежал к столику, на котором Мински поставил телефонный аппарат. Я прижал трубку к уху.
— Лилиан! — Ответа не было. — Лилиан!
В этот момент снова с обычным шумом заработал вентилятор. Я ругался непристойными словами и орал во все горло.
— Лилиан! Это говорит Ричи! Лилиан! — Но трубка оставалась безмолвной. — Ну, скажи что-нибудь! Где ты?
Вдруг я услышал стон. Я знал Лилиан так, как вообще можно знать женщину, и меня охватил страх. Этот стон не был похож ни на истерию, ни на игру актрисы. Этот стон означал неминуемую смерть.
— Лилиан!
В ответ я услышал хрипение и глухой стук. Я понял: трубка выпала из ее руки. Я надеялся, что у нее не хватит сил повесить трубку. Я поспешно подхватил телефонный аппарат со стола Мински, поставил его рядом со своим и снова прислушался. Стоны стали слабее. Только бы она не повесила трубку, умоляю тебя, Господи, я что-нибудь сделаю, я начну новую жизнь, но пусть она не вешает трубку, Господи, не дай ей умереть. Я обращался с молитвой к Богу очень давно, в детстве, когда хотел, чтобы мать любила меня так же, как брата. Но потом, особенно после смерти отца, я никогда ни о чем не просил Господа. Но сейчас что-то заставило меня молить Бога. Подбежав ко второму телефону, стоявшему на столике возле огромного зеркала, я лихорадочно набрал номер службы информации. Автоответчик женским голосом ответил:
— Информация… Одна минута… Пожалуйста… Информация… Одна минута… Пожалуйста…
Мои часы показывали десять минут четвертого. Была глубокая ночь. Я приложил первую трубку к другому уху. Тихие, отрывистые стоны бесконечно обрадовали меня.
Благодарю тебя, Боже, что она не повесила трубку. Она очень слаба. Она…
Неожиданно в трубке прозвучал усталый девичий голос:
— Справочная… Оператор номер 18, здравствуйте.
— Здравствуйте, оператор, номера моих телефонов: 57-64-32 и 43-12-61. Я боюсь, что на другом конце провода произошла трагедия… Разговор оборвался, хотя связь не прервалась. Вы могли бы узнать, откуда мне звонят?
— Номер вашего телефона 43-12-62? — переспросила оператор уставшим голосом.
— Не «62», а «61»! Номер телефона: 43-12-61! — заорал я.
— Я могла бы вас лучше понять, если бы вы не кричали, сэр.
— Извините.
Стоны в трубке продолжались… Черт тебя побери, Лилиан… Помоги мне, пожалуйста, Боже, сохранить ей жизнь… Лилиан… Лилиан, как бы мы были счастливы с тобой!
— Вызов местный или зарубежный?
— Не знаю! Девушка! Оператор, вы можете сказать, откуда мне звонят?
— Если связь еще не прервана.
Стоны в трубке продолжались…
— Связь не прервана!
— Сэр, подождите, пожалуйста.
Снова стоны… Тишина… Вздох… Тишина… И снова стоны…
Я посмотрел сквозь зеркальную стену кабинета. В баре было полно публики, оживленно танцевавшей под музыку. Петра Шальке все еще грустила. Я видел открытые рты, раскрасневшиеся потные лица, слышал смех и визги. Наблюдая за всем этим, я невольно подумал, что если и есть ад, то гореть в нем совсем не обязательно, достаточно провести вечность в этом баре.
— Алло! — крикнул я. — Алло, оператор!
Никакого ответа. Я понимал, что нужно время, и все же я не мог ждать.
В первой трубке послышались стоны.
Дверь в конторку распахнулась, и из коридора в комнату в голубом халате и в домашних туфлях на высоком каблуке, чихая, ворвалась Ванесса. За ней следовал Мински.
— Она удрала от меня! — оправдывался на ходу Борис.
Ванесса бросилась ко мне, пытаясь вырвать у меня телефонную трубку:
— Я не хочу, чтобы эта женщина снова сделала Ричи несчастным!
— Борис! — взревел я.
Мински бросился к Ванессе, пытаясь оттащить ее от меня. Ванесса царапалась, брыкалась, чихала, кричала, чтобы я положил трубку, и на чем свет проклинала Лилиан.
Во второй трубке я услышал голос оператора.
— Алло, вы у телефона?
— Да.
— Положи трубку! — визжала Ванесса, порываясь ко мне.
— Что-нибудь случилось? — спросила оператор телефонной связи.
— Нет, ничего… Говорите!
— По вашему номеру 43-12-61 звонят из Трювеля.
— Назовите адрес!
Я лихорадочно стал искать глазами бумагу и ручку.
— О, Ричи, Ричи! Я… — Ванесса вдруг пошатнулась, и не успел Мински подхватить ее, как она упала на потертый, старый коврик, у нее началась рвота. Ванесса жадно хватала ртом воздух, чихала, опять открывала рот, судорожно захлебываясь.
— Нервное расстройство, — спокойно констатировал Мински.
Он поддерживал Ванессу, приподняв ей голову. Затем помог Ванессе сесть, продолжая поддерживать ей голову.
— Она ужасно расстроена. Ты только посмотри — зеленая, чистая желчь, потому что она любит тебя, — говорил Борис, отхаживая Ванессу. Та выглядела ужасно. Зеленовато-желтое лицо было искажено гримасой не то боли, не то злобы. Время от времени Ванесса закрывала глаза и лежала неподвижно, только из груди ее вырывалось тяжелое дыхание. К счастью, Мински, отхаживавший ее, действовал как профессиональный медик.