Хесс встал, покусывая ноготь большого пальца. Он имел вид человека, раздраженного просьбой инспектора и пытающегося скрыть свое раздражение.
— Ну, гм-м… да… — начал доктор, поправляя свои очки в темной оправе.
В общении с доктором почему-то хотелось не церемониться и отбросить всякую вежливость.
— Ну! — довольно грубо вмешался я.
— Итак… — Хесс бросил яростный взгляд на Эйлерса, который в этот момент отвернулся, закуривая. — Итак, после вашего звонка я немедленно поехал на Вальдпроменад, 24, по адресу, данному вами, и там…
— Минутку, — прервал я его. — В разговоре с вами я не упоминал адреса, а назвал только имя Ломбард. Вы сами знали, где она живет. Иначе как бы вы приехали?
— Что скажете? — обратился к доктору Эйлерс, нахмурившись.
Доктор приподнялся в кресле и сжал кулаки.
— Ничего я не знал — он дал мне адрес! — закричал Хесс, и лицо его побагровело.
— Я сказал вам только имя, а вот вы назвали адрес. Помню, это удивило меня тогда. Вы также сказали мне, что не имеете времени для объяснений!
— Это правда? — спросил Эйлерс. Он встал и подошел вплотную к доктору, который оперся на стол. На верхней губе Хесса появились капельки пота.
— Вы назвали адрес?
— Ни слова, инспектор! Герр Марк ошибается.
— Неправда, — спокойно и вежливо возразил я, посмотрев Хессу прямо в глаза.
Он отвел взгляд и уставился на испанский плакат.
— Вы тогда были очень взволнованы, герр Марк, крайне возбуждены. Может, это просто выскользнуло из вашей памяти. Или вы, или доктор Хесс, кто-то из вас ошибается.
— Не я!
— И не я! — крикнул доктор.
Вновь зазвонил телефон. Скривив лицо, Хесс поднял трубку и сразу завопил:
— Боже мой, вы не понимаете? Сейчас это невозможно! Я не… Что? Меня не интересует! Скажите наконец… О, оставьте меня в покое! — Он бросил трубку, потер лоб и произнес ослабевшим голосом: — Извините меня, джентльмены, но, кажется, они думают, что я волшебник.
— Кто так думает, доктор? — любезно спросил Эйлерс.
— Эти… ну… о, эти люди, с коликами в желчном пузыре. Я уже послал двоих коллег. Но они хотят, чтобы приехал еще и я. Как будто я…
— Я думал, вас вызывают в случае крайней необходимости.
— Так и есть. А что?
— Вы являетесь также хирургом?
— Мужчина был… То есть женщина была доставлена в реанимационную на машине «скорой помощи», а затем…
— О, понимаю, — сказал Эйлерс. На его лице появилось выражение усталости и отвращения. — Я уверен, вы были очень возбуждены, — сказал он, обернувшись ко мне. — Должно быть, вы неправильно поняли.
Его грустные глаза не отрываясь смотрели на меня.
— А если нет?
— Тогда неправильно понял доктор.
— Да, — сказал я. — Все верно. Я ошибался. Извините меня, доктор. Продолжайте.
Хесс, вытерев лицо, начал снова.
— Итак, мы приехали на Вальдпроменад, 24. — Голос доктора слегка дрожал. — Дверь была заперта. На звонки и стук никто не открывал. Конечно, пришлось выбить дверь. Ключ торчал в замке с внутренней стороны.
— Кроме фрау Ломбард, в доме никого не было? — спросил мой брат.
Доктор почти умоляюще посмотрел на него.
— Нет, — ответил он. — Фрау Ломбард была одна. Мы нашли ее в постели. На столике у кровати была телефонная трубка, снятая с аппарата. У фрау была одышка, испарина, цианоз, конвульсии, изо рта текла белая пена. В комнате стоял резкий запах чеснока. Я сразу подумал о «Е 605».
— Типичные симптомы? — спросил мой брат, не поднимая головы.
— Да, на последней стадии отравления. Легкие уже обволокла слизь. Должно быть, фрау Ломбард приняла яд за два-три часа до нашего прибытия, предполагаю, перед тем, как лечь в постель. Она заснула и проснулась уже от удушья. Что она сказала вам по телефону?
— Она не могла говорить, только стонала.
— Но вы же мне говорили о попытке самоубийства с помощью снотворного! — торжествующе воскликнул доктор.
— Да… я… это верно… — Я начал заикаться. — Я… Я думал о… о самоубийстве.
— Почему? — резко прервал меня Эйлерс.
— Потому что фрау Ломбард уже дважды пыталась покончить с собой и до этого.
«Мински! Он упоминал о самоубийстве. Может, Лилиан успела сказать ему что-то?»
— Ваше объяснение правдоподобно, — сказал Эйлерс.
Я быстро взглянул на него. Его тонкие губы искривила ухмылка.
— Фрау Ломбард приняла сильный яд. Вы знаете, какой именно?
— Да. Диэтиламид фосфорной кислоты. Для убийства применяется очень редко. Крайне опасный яд. Я немедленно впрыснул атропин. — Хесс протер очки. — В данном случае — противоядие. Внутривенно. Нам придется ввести содержимое около двухсот ампул для того, чтобы ее зрачки опять расширились.
— Сколько времени это займет? — тревожно спросил я.
— День, несколько дней, — ответил Хесс, расхаживая по кабинету и избегая моего взгляда. — Если не будет осложнений.
— Осложнений?
— Хватит, Ричи! — громко сказал мой брат. Он встал, обращаясь к Эйлерсу: — Фрау Ломбард вызывала полицию?
— Нет.
— Врачей? — бросил Вернер в лицо Хессу.
— Нет. Впервые я услышал об этом, когда ваш брат…
— Не странно ли это? — спросил Вернер. — Я имею в виду, если кто-то принимает яд, или его отравляют, и он еще успевает позвонить, следует ожидать, что первыми пунктами, куда этот кто-то позвонит, будут полиция или больница. Верно?
— Согласен, — сказал Эйлерс.
— Тем не менее фрау Ломбард позвонила моему брату. Она должна была знать код региона и набрала его плюс телефонный номер.
— Вы не единственный, кто ломает голову над этим, герр Марк, — сказал инспектор. Он хитро взглянул мне в глаза. — Что вы думаете об этом? — спросил он меня.
— Я… мне это абсолютно непонятно.
— Вы говорите, что не виделись с фрау Ломбард несколько лет?
— Вот именно, — подтвердил я.
— Все верно, не волнуйтесь. Но тогда как фрау Ломбард узнала ваш телефонный номер?
— Она всегда знала это. Мы… она звонила мне… иногда.
— Когда последний раз?
— Не помню… должно быть, семь-восемь месяцев назад.
Эйлерс, не глядя на меня, что-то записывал в блокнот.
— Откуда она звонила?
— Из Парижа. У нее был отпуск, и она звонила, чтобы узнать, как у меня дела.
— Только для этого?
— Да.
— У вас было так принято? То есть часто ли фрау Ломбард звонила вам просто так, без конкретного дела?
Кровь бросилась мне в лицо. «Лилиан. Лилиан. Наша любовь, наша необычная любовь. Что могут понять эти люди, даже несмотря на мои объяснения? Ничего!»
— Да, — согласился я. — Это случалось нередко. Мы были друзьями многие годы.
— Но вы ей никогда не звонили, не так ли?
— Я не знал, где она живет.
— Вы не знали, что она прожила здесь последние два года?
— Нет.
— А вы? — обратился Эйлерс к Вернеру.
— Я знал, — ответил брат.
— Ты знал, что… — начал было я.
— Бремен расположен недалеко отсюда. Я мог бы сказать тебе, братишка. — В голосе Вернера появились злобные интонации. — Но мне никогда не представлялась возможность сказать тебе. Следует вам знать, джентльмены, — по лицу брата скользнула надменная усмешка, — что я и мой брат не контактировали друг с другом по личным причинам.
— Я вижу. Итак, я полагаю, вы останетесь здесь по крайней мере до тех пор, пока не исчезнет опасность, нависшая над фрау Ломбард?
— Определенно, — сказал я.
— Вы и фрау Ломбард не были женаты?
— Нет, но…
— Да?
— Мы жили долгое время вместе. Мы… мы…
— Были любовниками, — сказал инспектор, констатируя факт.
Я кивнул.
— Но это продолжалось…
— Да, — сказал я тихо. — Многие годы.
— Странно, — произнес он и вытащил из кармана медальон на тонкой золотой цепочке. Медальон был примерно дюйм в диаметре. Мне он был хорошо знаком. Это был мой подарок Лилиан.
— Откройте его!
Я взял медальон из рук Эйлерса. Открыл. Когда я дарил медальон Лилиан, в нем была фотография, на которой мы были сняты вместе. Но сейчас передо мной лежала фотокарточка мужчины лет пятидесяти, в очках без оправы, со светлыми усами, густыми белокурыми волосами и длинным шрамом через всю щеку.
Эйлерс сказал мне, чтобы я вынул фотографию и осмотрел с другой стороны. Там были телефонные номера Стрипа, коды районов и номер моего телефона.
— Медальон был на фрау Ломбард, когда мы нашли ее, — объяснил доктор Хесс. — Но эта фотография лежала возле телефона.
— Очень странно, — задумчиво произнес инспектор. — Не так ли, герр Марк?
Я внутренне напрягся.
Но он смотрел на моего брата, а не на меня. На бледном, опустошенном лице Вернера появилось выражение паники, жалкого страха. Но был ли этот ужас связан с Лилиан?
Первая книга моего брата была опубликована, когда ему было девятнадцать лет. Роман «Мост» был с восторгом принят критиками, стал бестселлером и сразу сделал моего брата знаменитым. В книге шла речь о жизни и работе группы людей, занятых сооружением моста.
Я обещал государственному обвинителю, доктору Парадину, говорить правду, чтобы помочь в быстрейшем раскрытии этого преступления, поэтому я не говорю, что книга имела успех потому, что ее издание было разрешено нацистами. Нет, нет… кем бы ни был мой брат, он всегда был превосходным писателем.
Мечты моей матери осуществились, когда книга Вернера была признана «Кляйст Авардом». Через шесть месяцев Вернер был приглашен писать для эсэсовского журнала, издающегося в Берлине. От него потребовали вступления в СС. Брату предложили солидное жалованье, возможность путешествовать и свободу писать. Он, не задумываясь, согласился.
— «Черный корпус» — журнал для элиты, — сказал Вернер по возвращении во Франкфурт. — Он стоит выше бюргерской узости взглядов. Это большая честь для меня. А ты, мама, можешь теперь не работать. Наконец ты сможешь насладиться покоем!
Мать обняла и поцеловала его. Мне же она сказала:
— Вот она, справедливость. Ты принес мне так мало радости, Рихард — я не сержусь на тебя, не твоя вина, что ты унаследовал характер отца, — но мой милый Вернер дарит мне радость, в которой я так сильно нуждаюсь.