— О, прекрати, — с досадой сказал ему Эйлерс.
Перед построением в кабинете Эйлерса я снова подробно рассказал о своих приключениях в госпитале с доктором Хессом и на автобане с Эриксеном и Гейером. Утром мне предстояло подписать отпечатанное на машинке заявление. У здания конторы Эйлерса я заметил фрау Эриксен. Она уснула прямо на скамейке.
Эйлерс широко зевнул.
— Ваш брат будет освобожден. Сейчас мы не можем предъявить ему обвинение, ибо мы не можем доказать, что вчера утром он был в Трювеле.
— Зачем вы просили этих людей прийти снова? — спросил я.
— Ваш брат просил провести опознание по всем правилам. Это его право. То, что имело место сегодня утром, действительно не совсем правильно. Поскольку у наших служащих не было времени, — добавил Эйлерс.
— Я уверен, что те двое узнали его, — сказал я.
— Конечно. Я убежден, что они сразу узнали его среди девяти остальных мужчин, так же, как и утром, когда он был один. Об этом красноречиво свидетельствовало выражение их лиц. Но что толку? Без их опознания мы ничего не сможем доказать.
— Они боятся. Они не хотят впутываться в это дело, — сказал Лансинг.
— Сейчас полгорода боится, поскольку никто не знает, кто будет следующей жертвой Делакорте.
— И вы ничего не можете поделать с этими двумя лжецами?
— Ничего. Ваш брат умный, — горько сказал Эйлерс. — Делакорте умный. Гейер умный. Все они умные.
— Не все, — сказал Лансинг. — Хесс был не так уж умен.
— Действительно. Хесс вел себя глупо. Но его помощник-санитар, который никогда не работал санитаром, умен. А те, кто стоят за ними, у них деньги и власть. — Эйлерс смотрел в пространство. — Фегезак тоже умен. — Эйлерс встал. — Я вздремну немного. Если что-то случится, я внизу, в комнате. Дел еще по горло. Спокойной ночи, герр Марк.
— Спокойной ночи, инспектор.
— Лансинг, вы позаботитесь о фрау Эриксен? Проследите, чтобы она спала на кушетке. Достаньте ей одеяло.
— Будет сделано.
— А завтра я попытаюсь сказать ей, что ее муж мертв, — пробормотал Эйлерс и, шаркая ногами, пошел к двери. — Хотя скорее всего послезавтра, если его найдут к тому времени.
— А возможно, пройдет еще неделя, — сказал Лансинг.
— Возможно, — согласился Эйлерс. — Черт побери, как я скомкал свою жизнь. Почему я не стал видным нацистом? Либо германским героем. Почему мы здесь? Мы тупые ослы! Представьте себе, какое положение мы занимали бы сегодня!
— Вероятно, сидели бы за решеткой, как Делакорте, — произнес Лансинг.
— Я бы не возражал против того, чтобы посидеть за решеткой с такой осведомленностью и властью, — возразил Эйлерс. — Я и вы, Лансинг, имеем один недостаток. Мы слишком сильно ненавидим нацистов. Это ненормально. Нормальные люди не чувствуют к ним такой ненависти в наше время. Нам следовало бы тщательно прочистить свои мозги.
— Эх, лучше всего это проделал бы Делакорте, — ухмыльнулся Лансинг. — Со знанием дела, очень профессионально. Вполне вероятно, мы стали бы самыми любимыми его пациентами.
— Я серьезно, — сказал Эйлерс, сжимая губы. — Судьба вашего отца травмировала вас.
— А вас?
— Нацисты заперли меня на три года. У других была еще худшая участь, и все же сегодня они мягче и мудрее. Но не я! Но можно действительно погибнуть, если все так воспринимать. Часто даже моя жена не выдерживала. — Эйлерс сделал несколько глубоких затяжек и резким движением погасил наполовину выкуренную сигарету. Лицо его оставалось суровым и даже немного вызывающим. Затем, задумавшись на мгновение, он медленно покачал головой, как бы отгоняя мрачные воспоминания. — Сейчас я пошлю человека в отель, чтобы забрать те пистолеты, герр Марк, — снова обычным голосом сказал он. Затем провел руками по глазам, молча кивнул мне головой и открыл дверь. На пороге он столкнулся с моим братом, который тут же извинился. Эйлерс прошел мимо, не сказав ни слова.
— Хэлло, Ричи, — сказал Вернер. Он по-прежнему был одет в плащ, подбитый мехом. — Мы пойдем, с вашего позволения? — Он бросил презрительный взгляд в сторону детектива. — Вы закончили эти дела, не так ли?
— Да, — сказал Лансинг.
— Где ты остановился? — спросил у меня Вернер.
— Отель «Кайзерхоф».
— Тогда пошли, — весело сказал он, — я страшно устал. Это хороший отель? — Я молча кивнул. — Значит, я тоже там остановлюсь.
Полуобняв меня за плечи, как любящий брат после долгой разлуки, Вернер направился к выходу. Лансинг, обернувшись, проводил нас долгим пристальным взглядом.
Выйдя на улицу, Вернер остановил такси.
— Отель «Кайзерхоф», — сказал он шоферу и резким движением захлопнул дверцу.
Вернер занял комнату, смежную с моей. В фойе отеля было очень холодно. Окна и двери были открыты. Несмотря на холод и постоянный сквозняк, в фойе все еще ощущалось присутствие слезоточивого газа. Служащие отеля деловито занимались уборкой. Пьер, бармен, ползал на коленях за стойкой бара, собирая куски разбитого стекла и бутылки, лежавшие в луже алкоголя. Запах алкоголя ощущался даже сильнее, чем запах газа. Можно было опьянеть, только вдыхая эти пары.
Увидев меня, Пьер крикнул:
— Наконец-то, герр Марк. Уже несколько лет здесь не было такого оборота. Страховая компания оплатит ущерб. Солидная прибыль для меня. — Бармен с трудом встал и вытащил из-под стойки бара бутылку шотландского виски. Приведя в порядок пиджак и отряхнув от пыли брюки, Пьер вытер мокрой салфеткой руки, обтер бутылку виски и со сдержанной улыбкой подошел ко мне. — Вы позволите? За счет отеля!
— У вас и без меня хлопот хватает.
Пьер согласно кивнул и все так же несколько смущенно улыбаясь, негромко произнес:
— Именно поэтому! Все будет оплачено за счет страховки. Под это дело я могу списать еще несколько бутылок. Несколько бутылок я дам также служащим отеля. Трудно определить, сколько бутылок было разбито в действительности. Я сочту оскорблением, если вы не отведаете этого шотландского виски! — Он протянул мне бутылку, завернутую в белую шуршащую салфетку.
— Боже упаси, — сказал я и взял бутылку. Затем я представил своего брата.
— Я рад, что встретился с вами, — сказал Пьер. — Лед и содовая? Я пришлю в вашу комнату. Боюсь, что сейчас у нас здесь не совсем уютно.
Неожиданно раздался голос клерка из приемной:
— Герр Марк! — Когда мы обернулись, он быстро добавил: — Герр Вернер Марк!
Вернер пошел к конторке, где стоял высокий, худощавый мужчина в черном кожаном пальто. Он коротко что-то сказал Вернеру, тот молча кивнул головой и снова подошел ко мне. Мне показалось, что он чем-то расстроен и напуган не меньше, чем утром.
— Что случилось? — спросил я.
— Мне надо кое-куда пойти, — поспешно сказал брат. — Думаю, это не займет много времени.
— Послушай, уже за полночь. Что хочет этот человек?
— Мне нужно с ним кое-что обсудить.
— Сейчас?
— Да, сейчас, — быстро проговорил Вернер. — Подожди меня. Выпей и оставь мне чуть-чуть. — Его смех казался неестественным. — Вот тебе мой саквояж, отнеси его, пожалуйста, в мою комнату. Вот ключи. Не засыпай. У меня есть что тебе рассказать.
Не успел я вымолвить слово, как Вернер направился к мужчине в кожаном пальто. Оба поспешно вышли из отеля.
— Ваш брат неважно себя чувствует? — поинтересовался бармен.
— Почему вы так решили?
— Он выглядит совершенно больным, вам не кажется?
Я молчал.
Через несколько минут, после того, как я отнес чемодан Вернера в его комнату, Пьер принес поднос с шотландским виски, льдом и содовой.
— Выпейте со мной, — сказал я и принес из ванной бокалы.
Пьер молча приготовил напиток, опустил в бокалы кусочки льда, не торопясь осушил свой бокал и, поблагодарив меня кивком головы, вышел из номера, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Когда Пьер ушел, я налил себе еще бокал, плюхнулся в удобное кресло и сбросил ботинки. Будучи чрезвычайно усталым, я собирался уже лечь спать, но раздался телефонный звонок. Мне сообщили о прибытии в отель офицера полиции, которому необходимо меня видеть. Я пригласил его подняться в свой номер. Тщательно завернув пистолеты Гейера и Эриксена в платки, офицер положил их в две сумки. Я предложил ему выпить, но он вежливо отказался.
Я позвонил в госпиталь. Ответил детектив. Когда я спросил, что делает фрау Ломбард, он сказал, что она читала мою записку, ждала моего визита и чувствует себя хорошо.
Я позвонил Мински в «Стрип», сказал ему, где я остановился и дал ему номер своего телефона.
— У тебя все в порядке?
— Да. Как чувствует себя Ванесса?
— Она в паре с Корабелль. Они все еще репетируют с анакондой. Я уверен, номер у них будет о’кей. Ванесса намерена написать Паносу. У нас здесь есть также два детектива. Они находятся в баре. Мне, в самом деле, так гораздо спокойнее. Пока все тихо. А что нового у тебя?
— Делакорте в тюрьме.
Я вкратце рассказал ему, что произошло.
— Ричи, — сказал Мински, — когда я слушаю тебя и думаю о нас, о нашем будущем, у меня возникают самые зловещие предчувствия.
— У меня тоже.
— Ты сам понимаешь, в какое дело мы впутались. Выбраться из него теперь так просто не удастся ни тебе, ни мне. Ричи, мой мальчик, ни твой Парадин, ни кто иной не в силах предотвратить нависшую над нами опасность. Поэтому пусть не дремлет твой инстинкт самосохранения. Я заклинаю тебя, будь осторожен, будь хитер, ни на миг не расслабляйся.
— Я знаю, Борис, и чувствую опасность так же остро, как и ты. Я сделаю все возможное, чтобы не лишиться головы, по крайней мере раньше времени.
— Что ж, тогда пока, Ричи.
Я спокойно сидел в кресле, время от времени наполняя свой бокал и прислушиваясь к завыванию ветра. Примерно в час ночи я стал гадать, куда девался Вернер. А к двум часам ночи я был совсем пьян, а брат все не возвращался. Он пришел только в три часа и вошел без стука. Лицо его было мертвенно-бледным, губы плотно сжаты. Он сбросил пальто на кушетку, приготовил себе виски, выпил залпом, налил еще, после чего упал в кресло, пристально глядя на меня.