века круглосуточно охраняли «Стрип». Они также оказали мне большую помощь в отношении репортеров.
Я прибыл в три часа дня, когда полдюжины журналистов-мужчин и хорошенькая девушка, ожидавшие у здания клуба, застали меня врасплох, и я не успел скрыться через черный ход.
Пресса как-то пронюхала о предотвращении взрыва мины с часовым механизмом в «Стрипе». Полицейское управление также сообщило прессе об аресте в ту ночь разыскиваемого военного преступника Делакорте, который под именем Камплох ранее был директором госпиталя в Трювеле. Мое имя нигде не фигурировало, но первый же репортер, прибывший в Трювель, опросив служащих отеля «Кайзерхоф», вскоре узнал о моей причастности к этому делу.
Мне не удалось избежать встречи с журналистами и репортерами газет, журналов, телевидения и радио. Несмотря на мой категорический отказ отвечать на их вопросы, они фотографировали меня, Парадина и его коллег, когда они прибыли в отель. Они последовали за мной в госпиталь, когда я навестил Лилиан; потом они сопровождали меня в аэропорт Ганновера, откуда я вылетел во Франкфурт. В газетах, вышедших в полдень, уже появились снимки и сообщения об этом событии, о котором сообщили и все радиостанции.
Репортеры, внезапно окружившие меня у здания «Стрипа», тоже делали снимки, хватали меня за рукава и тащили в разные стороны; они кричали и предлагали дать им эксклюзивное интервью. Я не менее громко посылал их к чертям, а они фотографировали меня, когда я орал, широко открыв рот и угрожающе подняв кулак, что, как мне кажется, очень пришлось им по душе, поскольку репортеры окружили меня еще теснее и дружно защелкали фотоаппаратами. Я схватил чей-то фотоаппарат и бросил его на землю. Если бы детективы, наблюдавшие за клубом, не пришли мне на помощь, мне бы пришлось вступить в рукопашную схватку. Они втащили меня в здание клуба, а репортеры остались на улице. Некоторые из них пошли искать Ванессу, плакаты с обнаженным телом которой были развешаны по всему зданию «Стрип-клуба». Я сразу же позвонил ей.
— Пусть они приходят, Ричи! — сказала она. — Я так ждала этой возможности. Я расскажу им интересную историю. Пусть все знают, что я Бритт Рендинг! Я искренне надеюсь, естественно, что это в конце концов доконает моего дорогого папашу.
— А Панос? Ты совсем недавно писала ему. Ты хочешь, чтобы он прочитал о твоей работе в «Стрипе»? Тогда подари репортерам несколько своих рекламных репродукций.
— О! — громко и испуганно выкрикнула она. — Я как-то об этом не подумала, черт побери, какая досада, ведь была такая возможность…
— Что ж, не все хорошие вещи приходят в одной упаковке. Так ты выпроводишь этих парней?
— Конечно, Ричи. Я… Я хочу поблагодарить тебя. Как хорошо, что ты позвонил и напомнил о Паносе. А то я вечно оказываюсь в нелепом положении.
— Вот именно! — сказал я.
— Мне не всегда сопутствует удача, — согласилась Ванесса.
Мински удалось войти в клуб незаметно для репортеров, дежуривших снаружи. Я выслушал до конца его рассказ о визите к Рашель.
«Теперь, — думал я, — он поймет мои проблемы».
— Тебе вряд ли понравится то, что я сейчас скажу, Борис.
Мински серьезно посмотрел на меня.
— Опять нервотрепка, — отрешенно сказал он. — Мне следовало бы все предвидеть. Так, в чем дело?
Зазвонил телефон, и я вздрогнул как ужаленный.
— Твои нервы действительно на пределе, — сказал он и, взяв трубку, спросил: — Ванесса? Что случилось?
Он внимательно выслушал ее, похвалив за то, что она столь ловко избавилась от репортеров.
Я сидел за своим старым письменным столом. Мои ладони стали влажными от пота. Звонок телефона с пугающей ясностью напомнил о звонке сегодня утром в трювельском госпитале. С большим букетом роз я отправился с визитом к Лилиан. Напротив ее палаты, в небольшой комнатке сиделки, с трубкой в зубах сидел седоватый полный детектив, охранявший вход в палату Лилиан. Два часа назад он сменил своего коллегу, дежурившего в ночную смену. Рядом с палатой Лилиан находился служебный лифт, ведущий в морг.
— Как себя чувствует фрау Ломбард?
— Доктор сообщил, что весьма доволен прогрессом, достигнутым в ее лечении. Он осматривал ее час тому назад. Однако по возможности ее нельзя волновать. Мы сообщили ей, что профессор Камплох арестован по политическим причинам, в связи с его нацистским прошлым. Ни слова о массовых убийствах, ни слова о его настоящем имени. Доктор просит вас даже не упоминать об этом.
— Хорошо. Как она восприняла весть об аресте Камплоха?
— Довольно спокойно, казалось, она почувствовала облегчение. Разве это не странно? В конце концов он был ее любовником в течение двух лет… Ах, извините меня. Какой я бестактный. Я и не подумал, что вы…
— Забудьте об этом. Вы должны понять — фрау Ломбард боялась Камплоха, полагая, что он отравит ее, если она с ним порвет.
Детектив как-то странно взглянул на меня.
— Конечно, — согласился он, — это нужно помнить.
Мне не понравился его ответ.
— Что вы хотите этим сказать? — насторожился я.
— Только то, что я сказал. Мы, мужчины, никогда не… — начал он, как вдруг зазвонил телефон. Детектив взял трубку и передал ее мне.
— Это вас. Ваш партнер из Франкфурта, герр Мински.
Он пошел к двери, чтобы продолжить дежурство у входа в палату Лилиан. Я стоял вблизи окна небольшой комнаты. Непрерывно шел мелкий, холодный дождь. Я видел луга, поля, густой лес за госпиталем.
— Слушаю, — опасливо сказал я. Мне казалось невероятным, что Мински позвонит мне сюда. И действительно, это был не Борис. Я услышал голос, который уже слышал однажды, но не мог вспомнить, где именно.
— Во время нашей беседы называй меня иногда Борисом, иначе разговор у нас не получится. Понял?
— Хэлло, Борис, — подчинился я, размышляя об оригинальности их идеи позвонить мне сюда, так как было бы слишком опасно звонить в отель. Это также свидетельствовало о том, что я находился под постоянным наблюдением. Хотя это не было для меня неожиданностью. Последние дни я все время ощущал, что за мной следят. И этот наглый звонок в госпиталь, где был установлен постоянный полицейский пост, и самоуверенный тон говорившего только подтверждали сказанное ранее Вернером: они самоуверенны, высокопрофессиональны, неуязвимы и крайне опасны.
— Твой брат советовал тебе следовать нашим указаниям, да?
— Да, он мне говорил об этом.
— Я полагаю, ты знаешь, где находятся Черные ворота?
— Нет.
— Это доисторическая груда камней на пустоши к югу от города. Совсем безлюдная и очень ровная, легко обозримая местность. Рядом проходит дорога. Купишь себе карту местности. Оставишь машину на дороге и пойдешь к каменной горке, понял?
— Да.
— «Да, Борис», черт бы тебя побрал!
— Да, Борис, — послушно поправился я.
— Будь там в девять вечера. Приходи один и, конечно, без оружия.
— Да, Борис.
— За тобой все время следят. Не пытайся заняться двойной игрой. Не обсуждай это ни с кем. Тебя предупредили. Второго предупреждения не будет, понятно?
— Все понял, Борис.
— Кстати, насчет Бориса, ты встречаешься сегодня с ним, не так ли?
— Еще не известно.
— Не говори глупости, ты, конечно, все хорошо знаешь. Мы учли, что ты собираешься довериться ему и наблюдаем за ним тоже. Так что можешь ему рассказывать, что хочешь. На этот раз даже такой ловкач, как он, вряд ли выйдет сухим из воды.
Я невольно восхищался выдержкой этого человека. Он говорил не торопясь, с полнейшим равнодушием. Я кажется знаю этого парня — мне знаком этот голос. Если бы я только мог вспомнить, где однажды уже слышал его.
— Садись в тот же самолет, в котором ты летел вчера. В половине второго. Тогда ты сможешь вылететь тем же самолетом из Франкфурта. Из аэропорта поедешь прямо к Черным воротам.
— А что делать потом?
— По своему усмотрению. Но помни, ты рискуешь всем — собой, Лилиан и твоим другом Мински.
Я молчал.
— Ты понял меня?
Сейчас больше всего на свете мне хотелось послать его ко всем чертям и бросить трубку. Но я, словно находясь в гипнотическом сне, продолжал слушать и подчиняться его приказам.
— Да, Борис, — механически ответил я.
— Отлично, тогда до девяти. Приходи вовремя и попрощайся со мной, как положено.
— Пока, Борис.
— Вот и умница. Соображаешь уже быстрее. Хотя и не так быстро, как твой писака-братец. До встречи в девять! — раздался наглый смешок и связь прервалась.
— Вашему другу нужно было многое сказать вам, не так ли? — любезно спросил детектив.
— Да, — ответил я.
— О мине с часовым механизмом в прошлую ночь?
— Верно, о ней.
Он дружески улыбнулся.
— Теперь, вероятно, вы могли бы посетить фрау Ломбард, — предположил детектив и подал мне мой букет роз.
Сдержанно кивнув, я взял цветы и вошел к Лилиан.
— Я позову сиделку и попрошу ее принести вазу, — сказал мне детектив.
— Все это чепуха, сплошные глупости… — едва сдерживая рыдания, говорила Лилиан.
— Не понимаю!.. — настойчиво твердил я.
— О чем я тебе однажды сказала? О том, что мы не можем жить вместе, что мы не можем быть счастливы, живя под одной крышей, — объясняла Лилиан.
Она все еще была очень бледна, но лицо ее уже не имело мертвенного оттенка, глаза снова стали томными и блестящими, волосы причесаны, губы накрашены. Судя по всему, Лилиан чувствовала себя намного лучше. Я молил Бога защитить ее. Теперь же, глядя на нее, я благодарил Всевышнего с глубокой признательностью, хотя мне крайне неприятна набожность, которую вопреки своей воле я временами проявлял.
— Конечно, все это чепуха, — согласил я. — Забудь об этом, с этим покончено.
— Неужели? Действительно? И ты можешь забыть все, что я причинила тебе?
Я молча кивнул головой.
— Даже то, что я вышла замуж за Вернера?
— Мы с тобой знаем, почему ты так поступила, — сказал я. — Между прочим, брак оказался непрочным.
— Он все еще здесь, Ричи?