иду, я волнуюсь и эта вещь может легко сработать.
Я быстро оглянулся. В непосредственной близости никого не было.
Гейер приблизился ко мне. Я почувствовал, как что-то твердое уперлось с правой стороны под ребра.
— Иди дальше. Спокойно и без шума.
Ситуация была вполне подходящая, чтобы перейти на «ты». И Гейер, давно ждавший момента свести со мной счеты, торжествовал.
Я не возражал. Обливаясь потом под палящим египетским солнцем, я шел, захваченный вооруженными людьми.
Ольсен был за рулем. Гейер, с пистолетом на коленях, сидел рядом со мной на заднем сиденье желтого «плимута». Мы ехали по широкой и очень пыльной дороге выжженной солнцем страны. За окном мелькали глиняные лачуги и небольшие дома. Потом я увидел деревню.
Мужчины, женщины и дети, одетые в тряпье, работали на полях. У них были ручные орудия, которые, несомненно, сохранились еще с первобытных времен. Изможденные буйволы тащили бороны и плуги.
Тридцать минут назад мы покинули «Гелиополис». За это время никто не проронил ни слова. Проклятая жара! Даже открытые окна машины не приносят облегчения. Я снял пиджак. Рубашка прилипла к спине.
— Зимний урожай, — внезапно заметил Гейер.
— Что это?
— Сажают, чтобы собрать урожай зимой. Плодородная земля, короткий вегетационный период. За год собирают три урожая. Однажды я был здесь во время сбора урожая сахарного тростника.
«Вероятно, он был здесь сразу после войны», — подумал я.
— Куда вы меня везете?
— Увидишь.
— Ты собирался следовать за нами повсюду, не так ли? — сказал Ольсен. — Догнал нас довольно быстро, — хмыкнул он, обращаясь к Гейеру.
— Ну и тип, — улыбнулся Гейер, играя пистолетом. — Несдержанный тип, быстро теряет голову. Такой же, как и его брат, упрямый. Только намного глупее. Я сразу понял, а ты не хотел в это поверить. Кто прав сейчас?
— Трудно поверить, что кто-то может быть таким глупцом, — покачал головой Ольсен.
— Где мой брат? Где фрау Ломбард? Где Делакорте? — спросил я. Мне стало дурно.
— Слишком много вопросов, — упрекнул Гейер. Толстые линзы его очков сверкнули. — Всему свое время. Ты все узнаешь. Не теряй самообладания. Сейчас это особенно ценное качество.
— Ты слышал, Марк? Молчи. Гейер не любит нервных. Они иногда теряют голову. Вот как Шерр, например.
— Что с ним? — Я совершенно забыл о медлительном тюремном надзирателе.
— Он мертв, — ответил Ольсен. — Он помешался, хотел бежать, рассказать все полиции. И все из-за того, что «Бонанза» задержался на пару минут. К тому же все должны были ждать нас около небольшого леса в аэропорту Бремена.
— Вы вдвоем с фрау Ломбард прилетели в Бремен?
— Конечно, с кем же еще? Шерр был идиотом. Абсолютно ни о чем не нужно было беспокоиться. У всех были отличные поддельные паспорта. Хотя фрау Ломбард воспользовалась тем, что ты ей дал, там фотография лучше. — Ольсен засмеялся.
— Что случилось потом с Шерром?
— Он стал беспокоиться, нервничать, шуметь. — Гейер быстро поднял свой пистолет. — Он хотел сбежать. У меня не была выбора.
— Ты хочешь сказать, что застрелил его?
— Естественно. Что еще мне оставалось делать?
— В «Бонанзе» освободилось место, — заметил Ольсен. — Ведь в салоне и без него было тесно. Нас было пятеро. Шестеро, включая пилота. И багаж.
— Где вы его убили? — спросил я.
— В лесочке. Труп скоро найдут. Я только немного прикрыл труп ветками и листьями. Боже, упокой его душу, он действительно был простофилей. Я никогда не смогу понять, как он вытащил Делакорте из тюрьмы без особых затруднений. Я больше всего беспокоился на этот счет.
— Тюрьма была его домом, — сказал Ольсен. — Он знал ее, как свои пять пальцев. Что меня удивляет, так это то, как он прикончил доктора Хесса в госпитале.
— Все очень просто. Громадная физическая сила, минимум мозгов. Вполне вероятно, он прикончил Хесса случайно. Глупый ублюдок, — ответил Гейер. — Мы пообещали, что у него здесь будет место. Это было бы для него идеально.
— Где вы пообещали ему место? — спросил я.
Он проигнорировал мой вопрос.
— Хорошо, что он мертв. С ним было бы слишком обременительно. К тому же он — убийца. Тот заключенный в тюрьме был тоже на его совести.
На совести Гейера, насколько я знал, за последнее время было уже две жертвы, а весь его послужной список был гораздо обширнее. Но я, учитывая сложность ситуации, в которой оказался, предпочел промолчать.
Между тем мы подъехали к роще пальмовых деревьев. Внезапно стало немного прохладнее. Я увидел несколько белых вилл, окруженных прекрасными, ухоженными садами с апельсиновыми и лимонными деревьями, усыпанными зреющими плодами. Росли яркие цветы.
Мы свернули с главной дороги к желтому дому с плоской крышей и окнами, закрытыми зелеными ставнями. Высокая стена окружала весь сад. Когда мы подъехали к железным воротам, Ольсен коротко посигналил. Из маленького караульного помещения вышел араб и открыл ворота. Потом он махнул нам рукой. Ольсен остановился на изогнутой дороге под галереей с высокими колоннами и балконом.
— Выходи, — сказал Гейер, тыча в меня пистолетом. Входную зеленую дверь открыл угрюмый молодой человек, одетый в костюм цвета хаки.
— Все идет достаточно гладко, — сказал он по-немецки.
— Куда? — спросил Гейер.
— В гостиную. — Молодой человек кивком указал на дверь.
Он пошел впереди нас, постучал и открыл дверь. Мы вошли в большую комнату, меблированную в стиле «гиппендейл». Ярко светила люстра. Стулья и кушетки окружали мраморный столик, сервированный для чая. Возле камина стоял высокий мужчина в белом тропическом костюме, с тщательным пробором в светлых волосах, с усами и глубоким шрамом от левого края рта до скулы.
— Добро пожаловать, — сказал доктор Делакорте.
Малолетний египтянин, мальчик-слуга, одетый в белое, налил нам охлажденный чай. Испытывая жажду, я выпил сразу всю чашку, в то время как Делакорте пил освежающий напиток маленькими глотками.
— Я надеюсь, путешествие было приятным, — сказал он. — Конечно, вам понадобится более подходящая одежда, герр Петер Хорнек.
— А как сейчас зовут вас? — язвительно спросил я.
— Я уверен, что вам нет необходимости об этом беспокоиться.
— Где я?
— К сожалению, я не могу вам этого сказать.
— Не можете или не хотите?
— Не могу. Я тоже был доставлен сюда из аэропорта.
— Двумя типами с пушками?
— Разве? Нет, моими друзьями, — сказал Делакорте, учтиво склонив голову.
— Где Лилиан? Где мой брат?
— Я не знаю. Я действительно не знаю. — Он поднял свою руку, делая успокаивающий жест. — Не расстраивайтесь! Слишком жарко, чтобы волноваться. И это ничего не изменит. Когда и как вы уйдете отсюда — это зависит не от вас и не от меня. За нас сейчас решают другие.
— Ваши друзья.
— Да. — Он прочистил горло. — Вы должны попытаться понять, что было бы достаточно рискованно оставить вас на свободе сразу же после моего освобождения. Кто знает, что вы можете сделать в таком возбужденном состоянии?
— Этот дом принадлежит «Пауку», не так ли?
— Прошу прощения, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы очень хорошо понимаете, ох, как хорошо! Вас не заботит, где остановилась Лилиан? — спросил я резко.
Он изменился в лице, закусил губу. Не думаю, чтобы это была игра.
— Я задал вам вопрос, — настаивал я.
Он поднялся, повернулся ко мне спиной и подошел к окну.
— Наоборот, я очень беспокоюсь. Лилиан… Лилиан была ценой, которую я должен был заплатить за мою свободу, — сказал Делакорте, сжимая и разжимая при этом руки.
Я верил каждому его слову. Сейчас Делакорте не было смысла обманывать меня. Его действительно волновала судьба Лилиан. И он в самом деле полностью зависел от своих спасителей.
Я поставил чашку на стол. Мои руки дрожали.
Он не обернулся.
— Я расскажу вам. Сначала о том, как я был освобожден… — Он вкратце сообщил мне об освобождении из тюрьмы. — Я не выдам секрета, если скажу, что Лилиан, ваш брат, Гейер, Ольсен и я прибыли вместе из Бремена в Каир.
— Я уже знаю это.
— Во время полета я имел достаточно времени, чтобы поговорить с Лилиан и вашим братом. Все очень просто. Лилиан всегда любила вашего брата. Она обманывала меня с самого начала. Я подозревал многих мужчин, потому что она была такой искусной интриганкой. По отношению к вам она меня даже не обманывала.
— Я не понимаю.
— Я просил вас присмотреть за ней в отеле перед моим арестом. Я был убежден, что вы любите Лилиан, как и убежден в том, что она не любит вас. Я уверен, что вы что-то значите для нее, но не мог понять, насколько это серьезно. В любом случае я не ревновал к вам. Лилиан часто говорила о вас, как говорят о хорошем старом друге, преданном маленьком мальчике или верной маленькой собачке. Пожалуйста, сидите! Я не хочу обидеть вас. Мы оба были обмануты, если хотите знать, Лилиан никогда не была способна бросить Вернера. Да и Вернер не оставил бы ее.
— Они вам так сказали?
— Да, в самолете. — Лицо Делакорте было бледным, он явно страдал. — Лилиан сказала, что презирает меня с того момента, когда узнала, кем я был. Я внушаю ей отвращение. Она приходит в ужас при мысли, что я ее когда-то любил. — Его рука прошлась по воздуху так, как если бы он хотел стереть эти мысли. — Конечно, это бесполезный разговор. Вы ее знаете. Я знаю, вы ее любите, несмотря ни на что. — Он закончил и повернулся ко мне спиной. — Да, я знаю, чувства ваши не изменились. Даже после того, что она вам сделала. Женщину не перестают любить из-за того, что она шлюха.
Я чувствовал себя больным и крепко сжимал голову обеими руками.
Два дня назад она была в моей постели, нагая, задыхающаяся от похоти. В Трювеле она умоляла меня держать Вернера подальше от нее. Искусная актриса, если только Делакорте сказал правду.
Но было ли это правдой?
— Мы должны быть вместе. Навсегда. Я люблю тебя, Ричи. Ты знаешь, что я всегда любила только тебя одного, — говорила Лилиан.