— Да.
— Мне жаль, Ричи.
— Тебе не о чем жалеть, — заметил я безразлично. — Такое случается. Я уже видел подобное несколько лет назад.
— Я — проклята, — сказала Лилиан.
— Давай не будем говорить об этом.
— Хорошо, — согласилась она. — Давай будем честны друг перед другом.
— Давай.
— Но не жалуйся впоследствии. Не обижайся. Ты сам просишь об этом.
Официант подал напитки. «Арманьяк» — для Лилиан, виски — для меня. Мы выпили. Когда она стала говорить, ее голос осекся.
— Мне было бы легко быть сентиментальной. Но у нас осталось мало времени. Поэтому скажу тебе прямо: с того момента, как я впервые встретила твоего брата и оказалась с ним в постели, я уже не в силах освободиться от него. Не то чтобы я не пыталась…
Я жадно глотнул виски.
— Он и я… Мне трудно объяснить. Вернер делал для меня все, вообще все. Он всегда доказывал, что…
— А ты?
Она посмотрела на меня, ее глаза были широко открыты.
— Я боюсь, что я бы сделала то же самое для него. Ты будешь ужасно разочарован, но мы всегда обещали быть честными друг перед другом.
— Ты не совсем честна.
— Что ты имеешь в виду?
— Насколько я тебя понял, ты говоришь только о сексе. Это что, самое важное в жизни женщины?
— Я не знаю. Надеюсь, что нет. Но я не могу ничего поделать, когда Вернер рядом. И никогда не смогу.
— А каков Вернер как человек?
— Много лет назад, Ричи, после войны, ты олицетворял мою мечту. Я восхищалась тобой. Это было до того, как я узнала о существовании Вернера.
— Что-то должно остаться в тебе. — Я говорил неуверенно, подыскивая правильные слова. Я предполагал, что, возможно, у меня есть шанс. — Чувства, которые были у тебя ко мне, все еще живы — иначе ты бы не возвращалась ко мне так много раз. У тебя не было бы моего номера телефона, и ты позвонила бы Вернеру, а не мне, когда была отравлена в Трювеле, в доме Делакорте, ты позволила бы им убить меня, и мы не сидели бы здесь сейчас. Мы…
— Остановись.
— Это правда, не так ли?
Ее потемневшие огромные глаза были широко открыты, лицо — неподвижно.
— Это правда? — настаивал я.
Она опустила ресницы, руки ее дрожали, когда она поднимала фужер.
— Мы с Вернером братья. Тебе нужны мы оба. Я считаю, несмотря на все сказанное тобой, постель не всегда самое главное. Не всегда. Не сейчас, — сказал я, мягко сжав ее руку. — Не сейчас. Ты согласна?
Она посмотрела на меня и кивнула. В ее глазах стояли слезы.
— Я сумасшедшая, — сказала Лилиан. — Это безумие, ты знаешь. Уходи, Ричи, уходи от меня настолько далеко, на сколько сможешь. Я приношу тебе несчастье.
— Я не хочу уходить, — ответил я твердо. — Без тебя. Ты поедешь со мной…
— Нет.
— …в Аргентину.
— Нет, Ричи! Я не хочу уезжать с тобой. Пожалуйста, не говори больше об этом. Я только в очередной раз предам тебя.
— Там не будет Вернера.
— Но потом я снова оставлю тебя — уйду к нему. Я действительно проклята. Я знаю, это звучит нелепо, но я не могу найти других слов. Ты знаешь, что я имею в виду. Я не могу с собой справиться.
— Лилиан, — напомнил я ей, — Вернер совершил преступление. И на одном не остановится. Он — человек, приносящий зло.
— Я все это знаю. Вернер мне обо всем рассказал. Я знаю о нем гораздо больше, чем ты. Он так уверен во мне, что ему доставляет радость рассказывать мне о таких ужасных вещах… Я знаю — он дьявол, и знаю это давно. Поэтому и говорю, что я проклята. И пока я жива, мне никогда не вырваться из этой западни. Меня не интересует, что он делает, что делал, что собирается делать и где я буду с ним жить. Лицом к лицу с неведомыми опасностями — это все мелочи по сравнению с тем восторгом, который я испытываю в его жгучих объятиях. Я говорю совершенно откровенно.
— Неприятно, — сказал я, — но, слава Богу, честно. — Я заметил недоверие в ее глазах. — Почему ты на меня так смотришь?
— Потому что ты выслушал меня спокойно, потому что не рассвирепел и не сердишься на меня. — Она сжала руками виски. — Я не могу это вынести. Я занималась такими отвратительными вещами всю жизнь, а последние несколько недель — особенно. Я сама себя презираю. А ты все еще любишь меня. Мне жаль вас обоих, Ричи.
— Да, — ответил я. — Я всегда буду любить тебя. Это уже не зависит от меня, это дано нам свыше. Не только мне, но и тебе, я уверен, тоже. Ведь в самые критические моменты жизни мы всегда возвращаемся друг к другу. Существуют вещи, которые неизменны. Физическое влечение, которое ты чувствуешь к Вернеру, однажды неизбежно исчезнет. Тогда у тебя появится ненависть и отвращение к нему. Чувства, которые связывают нас, не умрут, даже когда мы состаримся. В этом мое преимущество. Именно поэтому я лучше брата. И именно поэтому ты поедешь со мной в Аргентину.
— Никогда.
— Сейчас я не буду настаивать. Подумай о том, что я тебе сказал. У меня мало времени, всего лишь день или два. За это время ты все решишь в мою пользу.
— Если бы я была уверена… Если бы я была уверена, что смогу без него, — прошептала Лилиан.
— Человек может научиться забывать, если ему помогут, — сказал я.
— Забыть, Ричи? Я ни о чем не могу думать. Я слишком много выпила. Дай мне время, Ричи. Еще немного времени. — После короткой паузы она продолжила: — А если я решу остаться с ним, ты примешь мое решение?
— Да.
— И ты не будешь меня больше пытать, требуя выяснения причин?
— Это для тебя пытка?
— Мучительная.
— Когда я тебя увижу?
— Я еще не знаю. Я больше ничего не знаю.
— Когда ты дашь о себе знать? — настаивал я.
— Скоро, — прошептала Лилиан, закрывая рукой глаза. — Скоро…
— Все, достаточно! — Нас резко прервал голос Вернера. Я посмотрел вверх. Лилиан заплакала, стараясь сдержать рыдания. Совсем близко от нас стоял мой брат. Его глаза блестели.
— Что ты имеешь в виду… — начал я, но он прервал меня:
— Заткнись. У тебя было предостаточно времени для разговора. Она идет со мной. Я ее забираю домой.
— Это я забираю ее домой, — сказал я, приподнимаясь и готовясь к драке.
— Ты не думаешь, что это зависит от Лилиан? — спросил Вернер, набрасывая ей на плечи норковую накидку. От его прикосновения Лилиан вздрогнула. Когда она встала, в ее глазах стояли слезы. Казалось, Лилиан едва держится на ногах. Вернер поддерживал ее за талию.
— Спокойной ночи, Ричи, — прошептала Лилиан, оборачиваясь и незаметно кивая мне в то время, когда выходила, опираясь на руку брата.
Я не двинулся с места.
Я шел по Андалузскому саду, освещенному множеством маленьких прожекторов. Воздух этой теплой ночи наполнился ароматом цветов. Нетвердо державшийся на ногах пьяный, бормоча что-то себе под нос, направился в мою сторону. Я пытался уклониться, но он все-таки врезался в меня.
— Извини, приятель, — пробормотал он. При этом пьяный вложил в мою руку клочок бумаги и пошел дальше.
Я вышел на мост Семирамиды, где, оглядевшись вокруг и убедившись, что меня никто не видит, при свете фонаря прочитал записку. В ней говорилось: «Немедленно позвоните в „Ассошиэйтед Пресс Сервис“. Пользуйтесь только общественным телефоном. Назовите свое настоящее имя». Ниже был указан номер телефона.
В отеле я отыскал номер «Ассошиэйтед Пресс Сервис» в телефонной книге. Он совпадал с номером в записке. Я позвонил из общественного телефона, мне ответил женский голос.
— Это Рихард Марк.
— О, да, мы ждем вашего звонка.
— Я не совсем понимаю, почему… — начал я.
— Мистер Марк, сегодня вы отправили телеграмму Борису Мински во Франкфурт. Он позвонил своему другу — Гомеру Барлоу в Берлин, тот связался с нашим корреспондентом Кларком Уотсом в Бонне. Борис просил оказать вам всю возможную помощь, описал вас и назвал отель, в котором вы остановились. Наш человек сумел передать вам эту записку. А сейчас скажите, как мы можем вам помочь? Если вы расскажете нам…
— Это довольно длинная история, — сказал я.
Неожиданно ворвался мужской голос:
— Будьте предельно кратким и точным.
На всю историю у меня ушло около пятнадцати минут.
— Чертовски хорошая история, — сказал мужской голос, когда я закончил. — А также опасная.
— Если вы мне поможете, я подарю ее вам, — ответил я.
— Одной вашей истории недостаточно. Но, если бы у нас были те ленты, которые вы записали для брата…
— Я их достану, — быстро пообещал я. — Пройдет немного времени, и они будут у вас.
Я не имел понятия, как мне удастся это сделать. Но я понимал, что люди из «Ассошиэйтед Пресс Сервис» будут заинтересованы в моей безопасности, только если они надеются на сенсацию. Ленты были важны для них. Они согласились по моей просьбе наблюдать за Лилиан, Вернером и мной. Сотрудники постараются проверить, следят ли за мной. Я, в свою очередь, обещал доставить ленты, подписать любые необходимые письменные показания и публикации и разрешил себя сфотографировать.
— Вы хотите ехать в Аргентину, это верно?
— Не один, — сказал я.
— Конечно, нет. С миссис Ломбард. Но именно туда вы хотите ехать?
— Да.
— Хорошо. Вам необходимо будет звонить нам несколько раз в день. Леди, которая подойдет к телефону, проинформирует вас о всех изменениях. До своего отъезда вы передадите нам ленты. Обо всем остальном позаботится наш офис в Буэнос-Айресе. После этого мы можем атаковать «Паука». Вам это подходит?
— Полностью.
— О’кей, мы сделаем свою часть работы, вы — свою и передадите нам ленты.
— Естественно, — ответил я, абсолютно уверенный, что я это сделаю. Мои намерения были правильными, но их исполнение — неудачным.
В понедельник утром я позвонил в «Ассошиэйтед Пресс Сервис». Ответил тот же женский голос:
— У нас есть некоторая информация. Если за вами, вашим братом или миссис Ломбард следят, то это делают профессионалы. Наши люди ничего не заметили. Ваш брат прошлой ночью остался в «Мена-Хауз». Вышел оттуда сразу после десяти сегодня утром. — Я почувствовал приступ боли и ревности. — Как дела у вас? Что с лентами?