– Послушайте, – обратился Миша к водителю, – давайте не будем торопиться. Поезжайте не очень быстро, проедем через улицу Горького.
– Какое быстро! Вы что, давно в Москве не были? Пробки такие, сдохнешь, пока доедешь. Откуда к нам? – Услышав ответ, водитель улыбнулся, глядя в зеркальце заднего вида: – Канадцы, значит. Тогда поехали кататься, но если застрянем, с вас процент за простой.
Москва, облитая позолотой заходящего солнца, была нереально красивой. Миша и Ася глазели по сторонам, и, несмотря на пробки, настроение у них было замечательное.
– Город, – Ася приложила ладонь к стеклу, – ты меня слышишь? Прости, что не приезжала. Ты красивый, ты сказочно прекрасный, и я люблю тебя.
Через мгновение она чуть не вскрикнула от неожиданности, чувствуя, как нагревается стило. Нащупав его под блузкой, подумала – показалось, просто луч солнца нагрел, так не бывает… Но подсознание твердило – бывает! Просто из мира рационального она приехала в страну, где ЧУДО считается нормой, а те, кто его ждет и в него верит, абсолютно психически здоровы. Чем еще объяснить, что талисман молчал столько лет на чужой земле, и вдруг – нате, пожалуйста, ожил. Может, это она ожила?
Пока Ася рассуждала о метафизике происходящего, солнце быстро скатилось за горизонт. Сумерки сковали город, сделав его тесным и одинаково серым. Реклама, назойливая и наглая, била по глазам неоновым светом. Ася представила встречу с Клавой, и настроение сразу испортилось, но она тут же вспомнила, о чем говорила Мария, и дала себе зарок – не раздражаться, попробовать поладить с Клавой. Вообще-то она не могла припомнить случая, чтобы они нормально поговорили. Полностью ли это Клавина вина? Может, права Мария и давно надо привести душу в порядок? Странно ведь получается: абстрактный ближний, которого ты готова возлюбить, молясь перед образами и слушая проповеди, никаким образом в сознании со свекровью не соотносится. Да, та еще христианка…
Мише она так и не объяснила причину своего внезапного желания ехать. Поразмыслив, она сложила в голове все звенья: Мишин дед, умирая, сказал: «Книга, стило, елка», а вовсе не «стекло» и «полка», как послышалось Мишке. Книга наверняка зарыта под елкой на даче, ведь недаром приснился ей тот сон с царевной, но Мише лучше об этом пока не говорить – подумает, что совсем головой поехала.
Незнакомая консьержка улыбнулась:
– Граве? Знаю, знаю, Клавдия Васильевна предупреждала. Ну, проходите, иностранцы. Небось погулять приехали? – произнесла она слегка пренебрежительно.
– Так я всю жизнь гуляю, – откликнулась Ася. – Вот как родилась, все остановиться не могу. Очень, знаете, мне это нравится! Но тут вы ошиблись – мы вернулись домой.
– Да идите уж, чего там, – сказала консьержка уже беззлобно. – С возвращением!
Клава и Афанасий к приезду детей осилили ремонт. Все было покрашено и побелено. Старинная мебель, которую Афанасий отреставрировал своими руками, чинно стояла у стен, поблескивая свежим лаком; наборный паркет, редкий по красоте, также был подновлен и отполирован. Клава набила холодильник, купила все, что могло пригодиться на первых порах в хозяйстве, и собиралась уехать с Афанасием на дачу.
Звонок отозвался незнакомой трелью. Миша и Ася переглянулись, решив, что не туда попали, но в тот же момент послышалось:
– Афанасий, скорее! Дети приехали, открывай!
Сама она, пошатнувшись, схватилась за дверной косяк, ноги от волнения совсем не держали.
Афанасий отворил дверь и раскрыл объятия, а Клава осела на стул в прихожей.
– Мишенька, Ася, ну что же вы не позвонили из аэропорта, – раскудахталась она. – Я сейчас, я сейчас. Надо же на стол накрыть. Афанасий, ну что ты стоишь? Я же приготовила все.
Клава порывалась встать, но ноги не слушались. Она заплакала. И в этот момент Ася поняла, что больше не злится на эту хамоватую и недалекую женщину, что жалеет ее и эта жалость валит ее на колени.
Присев на корточки перед Клавой, она легонько погладила подагрические руки, потом попыталась ее поднять:
– Ну, что вы, Клавушка? Не плачьте. Мы вернулись. Теперь будем всегда вместе. Давайте помогу вам. Посидим, чайку попьем. Соскучилась по вашему чудному варенью с клюковкой.
Клава еще больше разревелась, чмокнула Аську в макушку и тихо сказала:
– Пойдем, доченька.
Так уж случилось, что ни в один из своих приездов в Москву Миша ни разу не побывал на даче. Теперь им с Асей пришлось перевозить туда стариков. Они набили багажник всем, что могло понадобиться для летнего сезона, а для Клавы с Афанасием вызвали такси.
По дороге каждый вспоминал свое: Ася – молоко с клубникой у печки и Мишкины поцелуи, Миша – свои великие детские открытия, вроде лисьей норы или выпавшего из гнезда птенца. Вдруг Ася задала вопрос, который Мишка никак не ожидал от нее услышать:
– Миш, а помнишь, что перед смертью дед сказал?
– Конечно помню. А чего это ты вдруг?
– Надо. Ты скажи, а я объясню.
– Ну, что-то про книгу, стекло и полку какую-то. А что?
– Так это не стекло и не полка, а СТИЛО и ЕЛКА!
– А при чем тут стило?
– Так оно на мне. Доктор, что Софию лечила, сказала, что ребенок у нас не родится, пока в Россию не вернемся и пока не соединятся стило с книгой. Понял?
– Честно? Нет. Твой талисман, значит, стило? Понятно. А где книгу взять?
– Где стило, там и книга. Под елкой она закопана, я уверена. Мне сон такой однажды приснился. Давай проверим.
– Согласен, давай. Я и сам иногда о дедовых словах думаю. Ясное дело, он хотел тогда что-то важное сказать, только не смог внятно объяснить. Хочешь, начнем раскопки прямо сегодня ночью? Пусть старики улягутся, чтобы вопросов лишних не было, а мы лопату в руки и клад раскапывать. Эх, люблю я это дело – всякие тайны, клады, загадки. Интересно, что это за книга? А вдруг в ней золото-брильянты спрятаны? Знаешь, как бывает – сверху вроде книга, а внутри тайник.
– Детский сад! Миша, сколько тебе лет? При чем тут стило тогда?
– Оно ключ к замку!
– Фантазер! Миша, смотри, смотри, Лесной городок изменился как!
Дачная местность, много лет именуемая «Лесным городком», теперь могла так называться лишь с большой натяжкой. Скорее это был «новорусский городок». И куда только делись простенькие домики, утопавшие в яблоневых садах? Теперь с двух сторон за высокими глухими заборами стояли навороченные «дворцы» из красного кирпича. Невдомек было хозяевам, что испокон веков красный кирпич на Руси покрывали цветной штукатуркой, а иначе дом считался недоделанным. Среди всех этих «дворцов» старую дачу Степановых и разглядеть было трудно.
Заполненная доверху машина ребят следовала за такси. Они старались угадать, какой из домов – их, выискивая глазами хорошо знакомый ориентир: большую треугольную красавицу елку у входа. Но такси заехало на участок, где не было никакой елки. Ни большой, ни маленькой – никакой. Вместо нее рядом с обветшалым домом они увидели фундамент и незаконченные стены пристройки наподобие гаража. Ася не могла поверить глазам. Она словно окаменела, ей даже выходить из машины расхотелось, зато Миша вылетел пулей и налетел на Клавдию:
– Мам, что за дела? А елка где? Что вы тут строите?
Клавдия удивилась, что он вспомнил про елку, и махнула рукой куда-то в глубь сада.
– Забыла тебе сказать, сейчас познакомлю. У нас тут спаситель наш, Вовка, развернулся вовсю. Помнишь сарай, где отца нашли? Так снесли мы его, а Володя теперь тут строит новый, большой. Да и гараж тоже будет. Вам подарок. Я парня пустила полгода как. Просто пожить и за домом присмотреть, он на заработки в Москву приехал. Не поверишь, такой хозяйственный оказался, золотые руки. Шумный, правда, и на мотоциклах повернутый. Друзья у него тоже с виду страшные, но добрые, рукастые. Нам, старикам, помощь нужна, одни не справимся, а они за временное жилье хозяйство наше в порядок приводят, да и не сунется никто, а то все растаскивали за зиму. Ворья мелкого развелось, как тараканов.
– А с елкой что случилось? Неужели спилили? Такую красавицу!
– С елкой жуть. Она чуть не погубила нас всех. Не поверишь вот. Когда вы мне сказали, что возвращаетесь, я решила ремонт в квартире сделать и дачу в порядок привести. Володька с ребятами сначала у нас дома работал, а потом я его на дачу свезла. Он стал крышу чинить, красить, сарай латать, и вдруг среди ночи звонит и орет, что елка горит. Молния в нее попала, могло все, к чертовой матери, сгореть вместе с домом. Пока пожарные ехали, сам тушил, не дал огню на дом перекинуться. Мы наутро приехали, смотрим, стоит это чудовище – черное, страшное. Она же разрослась на пол-участка, свет закрывала, не пройти, не проехать, даже посадить ничего полезного не могла из-за нее. А тут – бах, и сгорела. А знаешь, как тяжело ее было спиливать? Сколько сил и денежек это стоило… Если бы не Вовка, фиг бы справились. Ты с ним поприветливее. Он на вид вроде как гопота, весь в наколках, морда ящиком, но парень что надо, честный, не хапуга. Володь, слышь, иди к нам! – закричала Клава куда-то в сад. – Мои детки приехали, познакомься.
Парень появился не с той стороны, куда смотрели Клава и Миша, – он вышел из дома, вытирая на ходу руки засаленной тряпкой. Коренастый, крепкий. В черной шапочке, натянутой на лоб до бровей, грязной майке, заляпанной краской. Руки густо покрыты завитушками татуировок, а по шее, ближе к уху, переплелись щупальца то ли осьминога, то ли паука, тело которого брало начало, видимо, где-то в районе предплечья. Вова был небрит, серые глаза холодно, в упор смотрели на Мишу, но рот растянулся в широкой улыбке.
– Тетя Клава, привет! – обнял он за плечи Клаву. – Это, значит, и есть ваши канадцы? С возвращением! Вот дела! Это что ж, в Канаде так плохо, что вы назад побежали? – ехидно поинтересовался он у Миши.
В это время незаметно подошла Ася; она все поглядывала в ту сторону, где должна была стоять елка. Услышав последнюю фразу, она скривилась и поднялась в дом.
– Владимир, вас ведь так зовут? – спросил Михаил.