– Можно Володя, как хотите, – ответил парень, протягивая руку. Миша разглядел на его запястье латинские буквы эмблемы Harley Davidson. – Я тети Клавы квартирант, – добавил он. – Может, по пивку?
Михаил пожал ему руку:
– За предложение спасибо, но не сейчас.
– Да ладно тебе, не тушуйся. Мне тут тетя Клава говорила, что ты вроде как граф.
– А что, не похож? – рассмеялся Миша.
– Да не очень. Так если пиво не будешь, тогда бывай, граф, у меня тут работы невпроворот в твоем имении.
Владимир направился к недостроенному сараю, а Миша, глядя ему вслед, прошептал Клаве на ухо:
– Зря ты, мама, все это затеяла… Мне с ним поговорить надо будет по душам, узнать кое-что.
– Миш, а что узнать-то? – спросила Клава, семеня за сыном, который быстрыми шагами пошел к дому. – Ой, Мишань, неужели ты не понимаешь, время такое, что ни год, дачу грабят. Берут по мелочи, больше рушат и гадят. Вот я его и пустила. Что не так? Ты его не бойся, я сама сначала боялась. Нормальный парень, мода у них такая, наколки эти страшные, но муху не обидит…
Миша уже не слушал ее причитаний, ему хотелось поскорее утешить Асю и рассказать о том, что случилось с елкой. А если книга была под елкой зарыта, то наверняка «квартирант» ее нашел, а значит, не все потеряно.
Ася сидела как каменная и держала руку на груди, будто старалась усмирить боль. Она подняла глаза на Мишу и побледневшими губами произнесла:
– Стило холодное и дрожит все время. Страшно.
– Аська, давай пройдемся, – предложил Миша. – А потом уже с вещами разберемся.
Ветки яблонь в молодой листве были усеяны розовыми бутонами, готовыми вот-вот взорваться. Клубника обильно цвела, кусты сирени, которую так любил дед, покрылись лиловой и белой пеной соцветий.
– Знаешь, что с елкой случилось? – спросил Миша, глядя в сторону, где раньше росло могучее дерево, а теперь была развернута строительная площадка. – Она загорелась от удара молнии в тот самый день, когда мы сообщили нашим, что возвращаемся. Как ты это объяснишь?
Ася остановилась и переспросила:
– В тот самый день?
– Представляешь? Мы днем звонили, а ночью сгорела. Стоит выяснить подробности у этого «байконутого».
– У кого?
– У Вована. Он байкер, ну и гастарбайтер по совместительству. Откуда приехал, не знаю, ремонт на Котельниках делал, потом мать сюда его притащила. Попросила дачу привести в порядок, а теперь вот и пристройку сделать. Живет уже тут полгода.
– А когда Клава ему сказала, что мы возвращаемся?
– Вот мне бы тоже хотелось восстановить хронологию событий. Может, и не молния это, а хитрый план: на месте елки пристройка, где можно жить, заодно и гараж соорудить для мотоцикла. Видела? Вон там, за углом, его железный конь стоит. «Харлей», правда, старый, но штук на десять потянет. Для бездомного недешевая игрушка. Он уже себя тут хозяином почувствовал, и вдруг на тебе – детишки какие-то. Не нравится мне все это.
– Значит, зря мы вернулись? Книгу теперь не найдем, все напрасно.
– Ася, ты меня пугаешь. Даже если мы бы нашли под елкой какую-то книжку, это ничего не значит. Ты уж очень близко к сердцу приняла слова докторши. Я боюсь одного: если твоя мечта о ребенке не исполнится, ты у меня окончательно скиснешь.
Ася молча взяла его руку и приложила к своей груди:
– Чувствуешь, как оно дрожит? Проснулось, как только приземлились, а теперь просто бешеное, но все холоднее и холоднее, как лед.
– Ничего не чувствую. А сердечко твое колотится, это точно. Успокойся, ладно? Обещаю, что поговорю с ним. Денег захочет – дам. Скорее всего, когда елку выкорчевывали, именно он книгу нашел, если она вообще там была.
Тем временем Афанасий разжег печь, чтобы согреть дом. Стол накрыли на веранде – там было светлей и уютнее. Афанасий подложил под входную дверь колышек, чтобы тепло от печки шло к ним, неся с собой волну летних ароматов: по углам были развешаны душистые пучки лаванды, чабреца, ромашки и мяты. Прогревшись, дом наполнился пряным духом, ожил, разомлел. На столе гудел электрический самовар, румянились плюшки, прозрачным янтарем с гранатовыми каплями светилось Клавино варенье из яблок и клюквы, Мишино любимое. Чай получился необыкновенно вкусным. Много лет назад дед Михаил вырыл на участке артезианскую скважину, и за водой, какой-то особенно мягкой, к ним частенько приходили соседи.
– Народ, у меня, кажется, кислородное отравление, просто засыпаю, – зевнул Миша после третьей чашки чаю.
– И то правда, соснуть вам не мешает. У вас в Канаде сейчас ночь давно. Ну-ка, марш спать, – скомандовала Клава. – Ваша комната так и стоит нетронутой, а в угловой, где дедов кабинет был, теперь Володя обитает. Вот закончит пристройку и туда переберется.
– Ты решила его усыновить? – язвительно поинтересовался Миша. – Если хочешь знать мое мнение, то я против.
– Я так и знала, что он тебе не понравится. А если хочешь знать, Володя – хороший человек, заботливый, православный. В храм по воскресеньям ходит, почти не пьет, не курит, книжки религиозные читает. Сказал, что, может, даже пойдет на священника учиться, а ты сразу в штыки. Афанасий, ну скажи, я ж не вру…
Афанасий кивнул и хлебнул чайку. Миша подумал и вдруг неожиданно ляпнул:
– А ваш «святой» книжечку, которую под елкой нашел, небось прикарманил. Не в курсе?
Клава и Афанасий переглянулись.
– Ты про ту тетрадку, что под елкой в ящике лежала? – спросил Афанасий. – Так она у меня где-то валяется. Там записи какие-то мудреные. Мы с Володей читали, ничего не поняли, там про знаки какие-то, буквы… Похоже, бабка твоя, Анастасия, писала. Она же умом тронулась. Ну, сам знаешь – с обрыва прыгнула. Так вот, это вроде как дневник ее, только путаный какой-то. А книги никакой не было, только эту тетрадку Володя нашел.
– А ты там был, когда он ящик откопал?
– Нет, а чего бы он стал книгу прятать? Что в ней такого?
Клава встряла в разговор, стараясь найти оправдание Володе и закрыть тему:
– Твой отец тоже все какую-то книгу искал. Подслушал, как дед с тобой говорил перед смертью, да и пошел ночью копать. Это я только потом поняла. Как всегда, нажрался и ногу себе разрубил. А что оказалось? Вместо книги – тетрадка дурацкая. Вот и вся история.
Миша посмотрел на Асю – ее невидящий взгляд был устремлен куда-то поверх голов, лицо вытянулось, под глазами залегли темные тени. Ему стало невыносимо жаль жену.
– Так, а давайте-ка еще раз вспомним, как все было. Октябрь прошлого года, так? Я позвонил тебе, мама, и сказал, что мы приняли решение вернуться. Дальше? Где вы были в это время? Случайно, не на даче?
– Точно, на даче, – удивился Мишкиной прозорливости Афанасий и добавил: – Только я один, без Клавдии. Мы с Володькой и его другом Серегой решили наш старый сарайчик снести: крыша обвалилась, всё думали, как бы новый соорудить. На том месте, где старый стоял, считай, оползень из-за артезианской скважины, а больше ставить негде. Тут елка эта поперек дороги – пол-участка заняла. Ходим, думаем, меряем, а тут вдруг Клавдия звонит и прямо рыдает в трубку от счастья.
– Ты, конечно, сразу об этом рассвистел Вовику.
– Конечно, ну как же? Он же рядом был. Мы и выпили на радостях по чуть-чуть.
– А потом ты уехал, и ночью загорелась елка.
– Да. Гроза была страшная, совсем как летом. Октябрь стоял сухой, теплый, и тут на тебе…
– Не верю. Какая молния? Кто видел? Ваш «квартирант» сам эту елку поджег. Сообразил, что в одном доме не уживемся, а он тут вроде охранника и садовода и еще бог знает чего. Подумал, можно соорудить типа служебного помещения, а где поставить? Только на месте елки, больше негде. Да и вы были бы рады от нее избавиться, он это понял. Все правильно. Потом, когда пришлось что-то делать со сгоревшей елкой, копнул землю, чтобы пень выкорчевать, и наткнулся на ящик. Странно, что он вообще об этом рассказал, тетрадку передал. Мог бы и промолчать.
– Так он же не один копал, попробуй такую махину сам спилить и пень толстенный вытянуть. Сначала ему Серега помогал, но куда там… Пришлось бригаду нанять из лесхоза, денег угрохали, – с обидой сказала Клава. – Ребята видели ящик этот, рассказали, что не открывался поначалу, а Володя с Серегой его в дом понесли, там мудрили что-то с замком. Когда открыли, оттуда эту тетрадку и достали.
– То есть, когда вскрывали, никого из вас рядом не было? Что и требовалось доказать. Заныкал ваш «квартирант» книгу, как пить дать. Афанасий, можешь принести тетрадку с бабушкиными записями? Не выбросил? Нам с Асей это очень важно, а про книгу я сам с вашим Вовиком потолкую.
Афанасий задумался, кряхтя поднялся и ушел в глубь дома. Клава всем видом выражала недовольство: поджав губы, принесла тряпку и стала протирать стол, бухтела, что лучше бы шли спать, а не ерундой занимались.
К счастью, Афанасий появился неожиданно быстро. В руках – голубенькая школьная тетрадка, вся в желто-серых пятнах плесени, казалось, вот-вот распадется. Ася ойкнула и схватилась за грудь. Отдышавшись, перекрестилась и стала повторять как заведенная: «Господи, помилуй…» Клава с удивлением уставилась на невестку и на всякий случай тоже перекрестилась, сплюнув через левое плечо. Миша обнял жену, что-то шепнул ей на ухо, она тихо ответила: «Стило жжет…», но ни Клава, ни Афанасий ничего не поняли.
Тетрадку ребята унесли в свою комнату. Дремоту как рукой сняло, но они решили лечь и согреться под одеялом. В кровати открыли тетрадку.
– Знаешь, – призналась Ася, – доктор Гановски показывала мне фотографию своего деда, профессора Вяземского, в окружении учеников. На этой фотографии была Анастасия, твоя бабушка. Ты похож на нее: та же улыбка, глаза. Я узнала, что профессор всю жизнь искал загадочную книгу, а нашла книгу его ученица – Анастасия Трепцова. В этой книге заключена какая-то тайна, то ли знак, то ли пророчество о судьбе России. Есть сведения, что она из библиотеки Ивана Грозного и принадлежала его первой жене Анастасии, а к ней пришла от самой Богородицы.