– Это моя родина, – прошептала Тайрин.
Нэш покосился на нее, но ничего не сказал. Тайрин была благодарна за его молчаливость. Теперь уж она не сомневалась, что попала домой. Здесь, в этой долине, родились и выросли ее бабушка и дед.
– Я хочу переночевать здесь.
Нэш покачал головой:
– Еще рано вставать на ночевку.
– Пожалуйста.
– Давай дойдем до озера, там видно будет.
Он посмотрел на ее ботинки. За долгую дорогу они сильно обтрепались, на одном отвалилась подошва, Нэш привязал ее веревкой. Он сказал, что чем скорее они пройдут горы и хэл-марский темный лес, тем лучше. И начал спускаться. Тайрин медлила. Она хотела побыть тут еще, чтобы Хофолария сильнее отпечаталась в ее сердце. Осталась в нем навсегда. Потом она двинулась за Нэшем, не отрывая взгляда от долины. «Я останусь тут ночевать, даже если он не согласится, – сердито думала Тайрин. – Чего мне бояться, если я – дома?» Каменистый склон уткнулся в тропинку, заросшую травой, но все-таки можно было разглядеть выщербленные кусочки разноцветной мозаики. Бабушка рассказывала, что такую делали в каждой хофоларской деревне, выкладывали ею дороги, украшали дома. Тайрин присела на корточки, погладила неровные квадратики, они были холодными. И не смогла сдержать свой порыв, встала на колени, поцеловала тропинку, а потом легла на нее, будто прижала к груди этот кусочек земли.
Здесь остались домá. Разбитые, сожженные, с содранными, обвалившимися, обгоревшими крышами, пустыми окнами, они стояли, как полусгнившие пни очень старых деревьев. Почерневшие, заросшие мхом и плющом, они все-таки оставались домами. Тайрин обошла их все. Она гладила стены, заходила внутрь, будто искала какие-то следы. Она прекрасно понимала, что это пусть и большая, но всего лишь одна из деревень, может быть, даже совсем не та, в которой выросла ее бабушка или откуда был родом ее дед Тинбо. Хофолария растянулась от перевала Чок до хэл-марского леса. Но каждая из этих деревень – ее деревня.
Нэш сидел на камне и смотрел на озеро.
– Я не могу уйти так быстро, – сказала Тайрин, подходя к нему. – Я всю жизнь мечтала здесь оказаться и не верила, что это возможно. Всю жизнь у меня были только прямые каменные улицы Рилы да бабушкины сказки про Хофоларию. Нэш!
– Нам надо торопиться.
– Одну ночь! Прошу тебя!
– Тайрин…
– Я устала! У меня развалились ботинки, я натерла мозоли! Я не могу больше идти! Мне надо отдохнуть!
Он посмотрел на нее, а потом на перевал Чок. Вздохнул и снял мешок.
– Одну ночь. Завтра на рассвете я иду дальше, а ты как хочешь.
– Спасибо! – Тайрин обняла его.
И почувствовала, как вспыхнули его щеки.
Она поспешно разомкнула объятия и пошла обследовать очередной дом.
В нем жило семейство сурков, они с любопытством уставились на нее. Тайрин протянула им руку. Но сурков она не заинтересовала – рука пахла травой и камнями, а этого у них и так полно.
Зато в следующем доме Тайрин нашла бубенчик на истлевшей веревке. Он был в половину ее ладони, тяжелый и не очень звонкий. Когда она оттерла грязь, на его боках проступил орнамент. Такой же, что был на мозаичных кусочках тропинки, такой же, что вышивают хофоларские женщины, когда слушают осенние сказки.
Пока Тайрин бродила по домам, представляя, как жили ее предки, Нэш обходил кругом Турье озеро. Тайрин выбрала дом для ночевки (просто потому, что у него сохранилось подобие крыши – плющ густо переплел остатки балок), прибралась там, как смогла, и села на пороге дома – поджидать Нэша.
Вот так, наверное, это и было. Мужчины охотились, пасли овец, рыбачили, а женщины вели хозяйство, растили детей, готовили еду… Вот так же сидели на пороге, смотрели на перевал Чок, переговариваясь с соседками и приглядывая за малышами. Она будто бы помнила это, хотя помнить не могла.
Вернулся Нэш. Он протянул Тайрин пару самодельных ботинок. Тайрин по узору на коже узнала змею.
– Ты убил змею? Разве змеи нам не равны?
– Я попросил прощения, – буркнул Нэш, отводя глаза.
– У змеи? Думаешь, ей от этого легче?
Он нахмурился, потом сказал очень серьезно:
– Мне пришлось выбрать – ты или змея. Я выбрал тебя. Поэтому я попросил у мира прощения, что теперь у него на одну змею меньше. И у змеи тоже – что возьму ее кожу и мясо.
– Я не буду есть змею!
– Больше все равно нечего, – пожал он плечами. – А выкидывать ее мясо – это убивать дважды. Это очень большое преступление перед миром.
Тайрин вздохнула. Натянула башмаки. Они были красивые и сидели как влитые.
– Как ты сумел сшить такие здесь?
– Мой отец сапожник, – сказал он. – Я вставил в подошву кору дерева мар. Она мягкая и прочная. Теперь ты не поранишь ноги.
– Спасибо, – сказала Тайрин по-атуански.
Нэш улыбнулся.
Ночью зарядил дождь. Он бил по тугим листьям плюща, но внутри дома пока было сухо. Нэш что-то проворчал во сне. Тайрин не спала. Ей казалось, что в темноте кто-то бродит вокруг их пристанища, кто-то ворочает камни, щиплет траву, заглядывает в окна. Бьюи ли это? Или одичавшие овцы? Она встала и вышла за порог.
Вся долина была прошита нитями дождя, будто платье богатой невесты. Светилось в этом серебре Турье озеро с круглым островом в центре. Горы будто сделали шаг навстречу друг другу, чтобы пошептаться в ночи или чтобы прикрыть от дождя долину. На двух из них уже лежал снег. «Зимой тут глубокие сугробы и ветер дует такой, что воду из озера приходится носить по полведра, потому что, если наливаешь полное, половину выдует ветер, – поняла или вспомнила Тайрин. – Зимой тафы подходят так близко, что матери прячут детей, а окна занавешивают домоткаными пестрыми одеялами. Хофолары любят все пестрое. В этом краю диких ветров, студеных зим, непроглядных ночей яркие шторы, половики и одежда лучше всего напоминают о лете. Ведь летом вся долина залита цветами, которые умудряются расти даже на камнях».
Тайрин смотрела и смотрела сквозь пелену дождя, пелену лет. «Как много мы потеряли! Какими бедными стали мы!» В голове у нее плескалась сотня вопросов: как мы готовили еду? Как возили дрова из оставшегося внизу леса? Из чего делали мозаику? Плавали ли на остров посреди Турьего озера?
– Ну все, зарядил, будто ливневая неделя на Круговой дороге… – сказал тут Нэш, и Тайрин вздрогнула.
– Что? Какая ливневая неделя? Что такое круговая дорога?
– Есть такая. Далеко. И нам туда сейчас не надо. Давай спать, Тайрин, завтра долгий путь.
Дождь не закончился к утру. Все небо обложило серыми плотными тучами.
– Придется идти, – сказал Нэш.
Тайрин не пугал дождь, но ей не хотелось покидать долину. Впрочем, спорить с Нэшем – все равно что ворочать каменную глыбу. Она сунула руку в карман: два сиреневых камешка Лайпса, бубенчик, найденный здесь, фонарик Си. Книга Джангли лежала в мешке Нэша. Она оставила в доме свои старые, развалившиеся башмаки и точно знала, что вернется сюда. Не знала только когда.
«Нас осталось так мало… – думала Тайрин. – Эйла вышла замуж за Хетла и стала хэл-маркой, дети ее не будут знать Хофоларию. Тинбо… даже если Аута встречается уже не с ним, он теперь с книжниками, он не наш. А я… – Она глянула в спину идущего впереди Нэша. – Кто знает, что будет со мной?»
Страж хэл-марского леса
За длинный дождливый день им встретились еще три хофоларские деревни. В одной из них они пообедали.
– Еды почти не осталось, – хмуро сказал Нэш. – Нужно торопиться, а то придется ловить рыбу или зайцев.
Тайрин кивнула. Интересно, атуанцы все такие или только этот великан?
Они спускались с гор. Стало теплее. Их путь шел по краю обрыва, внизу клубился туман, но там был лес, она чувствовала его дыхание.
Вдруг рев наполнил небо, отразился от гор. Нэш схватил Тайрин за руку.
– Не двигайся.
Огромная клыкастая пасть горы, мимо которой они проходили, разомкнулась и двинулась на них. Голые острые скалы на хребте чудовища заходили ходуном. Ноздри клювообразного носа раздувались, маленькие черные глаза шныряли по долине. Он будто искал их, знал, что они здесь.
– Нам не пройти, – прошептал Нэш.
– Это валафби, он охраняет вход в хэл-марский лес, – сказала Тайрин и сделала шаг вперед. – Ему надо показать, что мы свои.
– Нет! – Нэш прижал ее к себе крепкой рукой и зашептал: – Он убивает все на своем пути. Сколько наших погибло в этой глотке! Я думал, дождь поможет нам пройти незамеченными, но…
– У меня есть бубенчик. Валафби можно напугать звоном или уговорить. Дай я попробую.
– Нет.
– Тогда отправляйся к нему в глотку! – рассердилась Тайрин.
Что понимает в бьюи этот Нэш? Ничего! Всю дорогу вокруг них шмыгали бигги, тройги, проползали тафы, флигсы, за ними подглядывали робкие каюры и деликатные хогты. Она усмиряла тягунов и сиол, просила дать им дорогу, она утешала меревишу. Но Нэш даже не замечал! Тайрин первый раз видела валафби. Но она читала о нем. И Хетл рассказывал. У нее есть бубенчик из разрушенного хофоларского дома, она справится.
Валафби взревел и двинулся к ним, таща на своей спине целый скальный хребет. Тайрин выхватила из кармана бубенчик. Звякнула. Еще и еще. Звук был негромкий, но острые уши валафби встали торчком. Он прислушался.
– Ты с ума сошла? – прошипел Нэш.
– Заткнись, – посоветовала Тайрин. И зазвенела изо всех сил.
Валафби приподнялся на мощных лапах, помотал головой. Наверное, ему казалось, что колокольчик звенит где-то у него в голове. Звени, бубенчик, звени. Валафби притих, а потом поднялся на дыбы и завопил на всю долину, разинув огромную страшную пасть.
– Бежим! – Нэш рванул Тайрин за руку, и они помчались вниз по склону так, что дождь не поспевал за ними. Обогнув скалу, они прошмыгнули по скользкой, еле заметной в пелене дождя тропинке, скатились вниз по склону, приминая мокрую траву, и юркнули под своды хэл-марского леса. Нэш поймал Тайрин, приподнял над землей, прижал к дереву и зарычал ей в лицо:
– Слушайся меня, пока мы в пути. Поняла?