их впереди надежное будущее. Из них вышли бы великолепные мужья. Но давить на девочку не надо. Само собой, она сказала Аните, что та может свободно выбирать любого из двоих. На сегодняшнем балу ее кавалером будет Франсиско Хавьер; это стоило труда, ведь такие вещи не говорятся прямо, тут не позвонишь по телефону и не спросишь напрямик Карлоса или Франсиско Хавьера: не хотите ли быть на нашем балу кавалером Аниты? Нет, в подобных делах так не поступают. Пришлось поговорить с Росарио Камарой, чтобы та попросила Питера Фигероа поговорить с Франсиско Хавьером и тактично, очень тактично передать ему приглашение. Получилось отлично. Сначала Франсиско Хавьер позвонил Аните, а потом нанес визит, чтобы обговорить все детали. Само собой, его костюм должен гармонировать с платьем Аниты. Поэтому остановились на костюме графа Мёлана с портрета Друэ: белые чулки до колен, черные панталоны и камзол, кружевные манжеты и жабо, а ворот и борта камзолы расшиты серебром. Одним словом, строго и изысканно.
Ана де ла Гуардиа вошла в ванную комнату и расстегнула «молнию» своего серого платья. Чтобы снять корсет, пришлось потрудиться. Освободив жирное тело из заточения, она глубоко вздохнула, яростно и с наслаждением почесалась и надела розовую, до пят, ночную рубашку. Все шло хорошо, удивительно хорошо. Боже мой, что за благодать этот мир! До бала оставалась долгая сиеста, но в шесть надо опять быть на ногах, чтобы успеть окинуть взглядом каждую мелочь. Заснула она мгновенно.
В вестибюле, у входа, лакей в ливрее времен Людовика XV собирал пригласительные билеты. Карлос и Даскаль поздоровались с Уинстоном Мендосой, который, держа бокал с виски в одной руке, другой пожимал руки гостям, отпуская подходящие к случаю остроты. Карлос с Даскалем прошли в сад, направились к бару, устроенному у самой изгороди из пальм, и спросили две порций виски с водой.
Флорентино Коссио разъяснял Исмаэлю Аггире обстоятельства одного чрезвычайно выгодного дела. Речь шла о том, чтобы собрать капитал в сто тысяч песо и основать фирму по застройке земельных участков. Банк «Бандес» вкладывал в дело пять миллионов, из которых полтора следовало выделить на расходы по заключению сделки. Остальное было в их распоряжении, и они могли начинать действовать. Исмаэль Агирре внимательно слушал. Такие дела разом не решаются, понимающе заключил Флорентино, сначала следует хорошенько поразмыслить.
Тани Монтальво беседовала с Юйи Крусом, держась на почтительном расстоянии, хотя всем отлично было известно, что они любовники. Когда по вечерам Бернабе Гарос отправлялся в Коммерческий банк, Тани, его возлюбленная супруга, посещала квартиру Юйи. А по воскресеньям Юйи и Бернабе играли в покер в Теннис-клубе на Ведадо. Последнее казалось особенно забавным…
Из сплетен, которые рассказывают за карточным столом, половину следует отбросить, рассуждал Сесар Паласио, но все понимали — во всяком случае, те, кто играл с ним, — что этим Сесар хотел бы приглушить разговоры о недавнем празднике в его имении «Мирадор», где в бассейне купались нагишом все хористки из кабаре «Бельвю».
Около одиннадцати прибыла в полном составе компания из Билтмор-клуба: Сапо Ардура, Танке Ордоньес, Джонни Диас, Субиарре и Качарро. Поздоровавшись с Уинстоном Мендосой, они прошли через зал, кривляясь и исподтишка отпуская шуточки. Качарро обмакнул расческу в огромную чашу с пуншем, которая стояла на столе в столовой, и не спеша причесался перед венецианским зеркалом. Один из официантов сообщил об этом Уинстону Мендосе. И почти тотчас же разорвалась петарда, наполнив все вокруг зловонием. Уинстон позвал компанию в вестибюль и уже совсем в ином тоне предупредил, что, невзирая на дружбу, которая связывает его с их родителями, вынужден будет сообщить в полицию, если они и дальше будут вести себя неподобающим образом.
Джими Бигас был вне себя от злости из-за того, что, кроме него, в костюмах Людовика XV явились Нельсон Симони и Бернардито Арментерос. На Маргарите было прелестное платье Марии-Антуанетты. За столиком Аниты Мендосы и Франсиско Хавьера велась оживленная беседа. «Интересно, — говорил Франсиско Хавьер, — никто не пришел в костюме Людовика XVI». Было две мадам Помпадур, одна Дюбарри, один граф Ферсё, а Хуансито Солис оделся Робеспьером, но никто не обращал на него внимания, потому что слишком уж он заботился о впечатлении, которое производит.
На приветствие Сесара Паласио Тани Монтальво ответила совершенно недвусмысленно. Она могла ответить сухо, могла сердечно, но совершенно машинально, как это и принято; могла дружески, не выдавая, однако, своего к нему отношения. Но голос Тани Монтальво, прозвучавший вначале резко, вдруг стал совсем мягким. А это было явное кокетство, приглашение к флирту.
Сесар уловил призыв, но сегодня вечером он чувствовал себя слишком усталым. Он не стал уклоняться от беседы с Тани, однако старательно обходил запретные тропинки: они заговорили о путешествиях и кончили спором о Париже и Нью-Йорке. Сесар предпочитал Нью-Йорк, где можно отведать кухню любой страны, а Тани сказала, что ей больше нравится Париж, где все «такое нежное, а воздух благоухает». Нью-Йорк представлялся Тани городом машин, где в общественных местах толкаются и плохо пахнет. Сесар возразил, что Париж хорош своими бурлесками, но в Нью-Йорке больше жизни.
Фабио Педросо во время последнего политического кризиса потерял портфель министра, но это его не особенно трогало, он уже несколько раз был министром и наверняка будет еще. Он с кем-то беседовал, а его жена, красавица Сесилия Агуеро, кокетничала с молодым человеком, чемпионом Теннис-клуба по плаванию. Сесилия почти открыто жила с этим мальчиком. Каждый вечер, пока Фабио играл в покер на первом этаже клуба, Сесилия со своим галантным эфебом купалась в бассейне, милуясь на глазах у всех.
О Фабио даже ходил анекдот: будто бы он ответил своему брату, упрекнувшему его в том, что он женился на женщине, которая была в два раза моложе его и открыто ему изменяла, что обманут не он, а она, потому что это она, а не он, связалась со стариком.
Праздник удался, и Ана де ла Гуардиа была довольна. Все, кто именовался Аспуру, Бакарди, Крусельяс, Гомес Мена, Сарра́, Лобо, Фалья, Аскета, Энтриальго дель Валье, Карденас или Тарафа, собрались сегодня здесь. Правда, многие гости не носили столь громких имен, но со временем мечтали сравняться с их обладателями. Однако, чтобы подняться до этих людей, надо было за них цепляться. Или, как говорил Джонни Диас: «Надо вращаться в этих кругах». Потому что тот, кто сегодня в Яхт-клубе играл в кости с Флорентино Коссио, завтра в конторе мог продать ему страховку.
Карлос Сарриа направился к столику Аниты Мендоса; Даскаль с ним не пошел. Еще от бара он увидел Кристину: под руку с Алехандро она шла по газону, и сидящие за столиками здоровались с ними. Кристина сегодня хорошо выглядела. Эта женщина умела выглядеть до невероятности хорошо. В иные дни. Пожалуй, сегодня он с удовольствием побыл бы с нею наедине. Так что же все-таки — она или виски? Ведь если некрасивую женщину сдобрить виски, в итоге все равно приятно. Приятная женщина плюс виски не уступит привлекательной, а привлекательная плюс виски — просто не устоять. Кристина же отнюдь не безобразна, даже если не пить. Она красивая и приятная женщина. Надо будет позвонить ей на этой неделе, но сегодня не хочется, чтобы их видели вместе. Даскаль вошел в дом и сел на софу в гостиной.
Прекрасная Сесилия Агуеро вошла стремительно и почти повалилась на софу рядом с Даскалем.
— А я все-таки убежала!
— От кого? — спросил Даскаль.
— От этого зануды Тачо Гомеса, он преследовал меня. Ну и зануда!
— Да, все говорят.
— Здесь хорошо. А на улице уже становится прохладно. Не понимаю, как Фабио может там сидеть.
— Фабио — большой человек, — сказал Даскаль, — выдающийся общественный деятель. Тебе следует гордиться тем, что ты его жена.
— Ты думаешь? — улыбнулась Сесилия.
— Все так говорят.
— Не знаю. До того как мы поженились, я тоже так думала, но, с тех пор как я увидела такую вот жирную бородавку — она показала пальцем какую — у него на спине, я не могу относиться к нему серьезно. И потом, он носит длинные носки с подвязками. Ты носишь такие? — Сесилия наклонилась и приподняла штанину Даскаля. — Видишь? Ты современный человек.
— Ты ведь знала, на что идешь, когда выходила замуж.
— Но зато теперь меня уважают. Когда муж старше — он надежная защита.
— Что значит «уважают»?
— Не знаю, ну, когда здороваются, кланяются — и все такое. В общем, я это чувствую.
— Тебе нравится, что тебя уважают?
— Да, мне нравится, когда меня уважают солидные люди.
— А тебе хотелось бы, чтобы я тебя уважал?
— Нет, чтобы ты — не хотелось бы, — ты ведь такой же, как я. Мы должны не уважать друг друга, а вместе развлекаться…
— Ты и так достаточно развлекаешься, Сесилия.
— Иногда. Например, когда Фабио собирает в доме своих друзей-приятелей — скучища невозможная. Им всем по сто лет.
— В Теннис-клубе веселее, правда?
— Конечно, в Теннис-клубе гораздо веселее.
— В бассейне?
— Да где угодно. — Сесилия пропустила намек мимо ушей.
— А тебе бы хотелось, чтобы мы развлекались вместе?
— Конечно, если бы ты мне правился.
— А я тебе не по вкусу?
— Нет, но ты очень надменный.
— Как это надменный?
— Не знаю, но это чувствуется. Сколько раз я видела, как ты ходишь с серьезным лицом и даже не пошутишь. И потом, ты не мой тип мужчины.
Сесилия поглядела в сад и широко раскрыла глаза.
— Вон Тачо идет. Если он спросит, скажи, что ты меня не видел.
Сесилия Агуеро исчезла на террасе за шторой из бамбука, которая отделяла летнюю столовую.
Нет, это был не Тачо, а Джонни Диас, он подошел и сел на место Сесилии. Закурил сигарету.
— Тебе весело? — спросил он.
— Как всегда, — ответил Даскаль.
— А по-моему, здесь скучно, — сказал Джонни. В голосе глубокое сожаление. (Джонни Диас чувствует себя королем оттого, что он здесь, в доме Мендосы, но притворяется — этакая pose blasée