Карлосу было очень холодно. Еще не очнувшись, услышал скрип своих зубов. С трудом приходя в себя, почувствовал, что висит в воздухе, пальцами ног едва касаясь пола. Ныли запястья.
Он с трудом понимал, что происходит, но уже точно знал, что это не кошмарный сон. Почему он здесь, в такой нелепой и болезненной позе? Губы распухли, одеревенели, во рту соленый привкус.
Наконец он пришел в себя. Он в казарме. Наверное, в карцере. Наручники, сковывающие руки, надеты на железный крюк, вбитый в стену. Он висит на этом крюке лицом к стене. Рядом стоит солдат. Зеленоглазый и рыжий, с пустым ведром в руке. Солдат смеется.
Значит, от удара капитана он потерял сознание. Теперь его будут пытать. Карлос вздрогнул.
Вот она, минута, который он особенно боялся Рыжий солдат, наверное, палач. Но есть и другие. Он слышит их голоса, смех, но не может повернуть голову. Искоса взглянул на рыжего солдата. Внимательно прислушался к себе. И обрадовался: не боюсь! Он был спокоен. Только было очень стыдно из-за того, что висит голым. Но палачи ничего о его стыде не знают. Он должен быть дерзким, очень дерзким и дерзостью заработать себе пулю. По приглушенным голосам и шагам Карлос понял, что, кроме рыжего, тут еще двое. Но вот раздалось резкое хлопанье бича. Покосившись в другую сторону, он увидел капрала с наивным, детским лицом. Тот держал в руке бич из бычьих жил.
— Сейчас ты нам скажешь, кто дал тебе бомбу, — угрожающе заверил капрал. Его глаза, сузившись, превратились в две горящие ненавистью щелки. — Кто, говори!
Карлос постарался, чтобы ответ прозвучал твердо и громко:
— Твоя поганая мать!
— Ах ты сопляк, педераст!
Бич прилип к спине. Как язык пламени. Свист бича был похож на стон женщины. Карлос глухо замычал. Мускулы его тела напряглись.
— Кто?
— Твоя поганая мать.
Еще удар, еще… Страшная, обжигающая боль…
Он не кричал, но иногда боль вырывала из его груди хрип разъяренного быка. Мозг оставался ясным, подстерегая каждый новый удар. Он был уверен, что не скажет ни слова. Эти негодяи не сломят его. Он уже на грани обморока, но ничего не скажет.
Пятый удар застал его врасплох, и вся боль истерзанного тела вылилась в протяжном, воющем вопле.
Солдаты захохотали.
— Ну что? Кончилось твое мужество?
Кто это сказал? Наверное, рыжий. Карлос покосился, но ничего не увидел, ослепленный болью и ненавистью. Их смех терзал его сильнее, чем бич.
— Будешь выть, пока не заговоришь!
Бич снова свистнул в воздухе и врезался в спину. Напрягая мускулы, он затаил дыхание. Больше они не вырвали у него ни единого стона.
— Ах, так? Сейчас посмотрим!
— Попробуем другое!
— Тащи-ка сюда! Поглядим.
Какие-то страшные приготовления, приводящая в отчаяние суета за его спиной. И вот оно, другое: дикая, колющая боль по всей спине, в боках, ягодицах. Тело судорожно извивается, наручники впились в запястья. Запах горелого мяса. Его тело… Сознание угасало: «Они жгут меня… железом… раскаленным железом…»
— Кто тобой командует? Кто дал тебе бомбу?
— Говори, сволочь!
Голоса доносились издалека. И уходили все дальше и дальше… Ушли совсем…
Уже больше получаса сидел портной в красной машине рядом с неизвестным, подобравшим его на Агилере. Он был в отчаянии и старался не показать, как ему страшно. Мысли путались. Если бы Кико мог преодолеть эту дрожь, он бы выпрыгнул из машины, даже зная, что наверняка расшибет себе голову. Он ощущал себя узником в стальной клетке, пепельно-серые губы дрожали, по толстой шее струился пот.
Какое-то ужасное чувство беспомощности мучило его, лишая воли и сил. «Словно червяк какой». Страх овладел им спустя несколько минут после того, как тронулась машина.
— Не беспокойтесь, приятель, — сказал незнакомец, когда Кико захлопнул дверцу машины. — Все будет хорошо.
Но от слова «приятель» портного охватил озноб. Он весь похолодел.
— Я два раза проехал по улице и не видел вас. И лишь когда решил проехать в последний раз, заметил у стены.
Кико почувствовал, что умирает.
— Но откуда вы знали, что я там, на улице? — спросил он тихо.
— Мне велели подобрать вас, — понизив голос, ответил незнакомец.
— Велели? Подобрать меня?
Незнакомец, казалось, не замечал его страха и продолжал:
— Это было неплохо придумано — спросить, сколько я возьму. Совсем недурно! У стен тоже могут быть уши.
Кико закричал. Вернее, он думал, что кричит, а в действительности его слов почти не было слышно за шумом мотора.
— Остановите! Остановите! Я выйду здесь! Остановите!
Он размахивал руками, словно отгонял пчел.
Машина в это время объезжала площадь Марте. На секунду незнакомец повернулся, чтобы взглянуть на гримасы портного.
— Что с вами? — удивленно спросил он, сбавляя скорость.
— Остановите! — настаивал Кико. — Я сойду здесь.
— Сойдете?
— Да.
Полускрытое тенью шляпы лицо незнакомца напряглось.
— Значит, — медленно прошептал он, уставясь на Кико, — значит, вы не тот, кого я должен был подобрать?
— Кто?.. Я?.. — Портной заикался. — Нет, не тот!..
Он сдавленно выкрикнул последние слова, судорожно пытаясь повернуть ручку дверцы.
— Не двигайтесь. — Приказ прозвучал жестко. — Не шевелитесь!
Кико показалось, что в руке незнакомца блеснул револьвер. Но он даже не обернулся, чтобы удостовериться в этом, и тихо замер, прижавшись головой к кожаной спинке сиденья.
Человек за рулем прибавил скорость, машина развернулась и через Эскарио выехала на Трочу. Им навстречу поднимался полицейский джип. Сердце Кико остановилось. Конец! Этот, за рулем, конечно, революционер, и полицейские сейчас начнут стрелять. Но незнакомец, приветливо улыбнувшись, помахал полицейским рукой. Ничего не произошло. Красная и зеленая машины, проехав близко друг от друга, продолжали свой путь.
Кико не двигался, пока машина шла вниз по Троче, свернула на Аламеду и опять стала подниматься по Агилере. Он не шевелился, пока не увидел, что они снова выехали на площадь Марте. Тогда он повернулся к человеку за рулем и испуганно спросил:
— Вы… заодно с властями?
Тот сурово посмотрел на портного, в голосе прозвучала угроза:
— Разве у меня лицо бандита или убийцы?
Портной был уверен, что на кого бы ни походил этот человек, он, несомненно, был убийцей, к тому же высшего класса, и поспешно сказал:
— Нет, сеньор.
— Тогда в чем дело?
Кико озадаченно заморгал. Его губы снова начали дрожать. Казалось, он вот-вот расплачется. Раз этот человек не сторонник правительства, тогда он, несомненно, в противоположном лагере.
— Вы… революционер? — осторожно спросил мулат.
Незнакомец, на секунду выпустив руль, воздел руки кверху, словно сетуя на его несообразительность.
— Ну, конечно…
Почувствовав себя несколько увереннее, Кико даже осмелился посоветовать:
— Если вы революционер, то не надо ехать по улице Гарсон. Там всегда много солдат. Схватят, посадят в тюрьму…
Незнакомец повернул к нему нахмуренное лицо.
— Да? — прохрипел он. — Надо быстрее соображать! Мы уже на улице Гарсон!..
— Вы же совсем не глядите на дорогу. Так расшибете либо голову, либо машину.
Человек за рулем улыбнулся, но стал внимательнее смотреть вперед. Фары освещали пустую улицу.
— Голова мне, пожалуй, дороже машины, потому что машина не моя.
Подозрение холодной жабой закралось в душу портного.
— Но ведь она не краденая, верно?
— Конечно, краденая.
— Мамочка моя… — простонал портной. Вытирая взмокшее лицо, он быстро забормотал: — Не надо ехать по Гарсон!.. Поворачивайте направо!..
Незнакомец раздраженно отмахнулся.
— Не будьте трусом, приятель, — сказал он. — В машине горит свет. Солдаты видят, что мы не скрываемся, и принимают нас за своих. Вот увидите — они нас не остановят.
— Дай бог…
И действительно, четыре солдата на углу улицы Сан-Мигель, в касках и с оружием, лишь небрежно оглядели машину, медленно проезжавшую мимо, и ответили на дружеский жест незнакомца. Кино, не глядя на них, тоже махнул рукой.
— Да поможет нам бог, — прошептал он.
Кино, пригнувшись, напряженно ждал. Выстрелов не было. Портной почувствовал, как в нем растет доверие к трезвому и расчетливому незнакомцу и радость оттого, что он находится под защитой этого человека. Страх проходил.
Когда машина проезжала мимо его дома, у портного вырвалось:
— Тут я живу.
— Да? — протянул человек в шляпе. — Какое совпадение! А я как раз хотел спросить ваш адрес. — И задумчиво добавил: — Не знаю, что мне с вами делать. Первый раз я в таком положении.
Кико почувствовал себя виноватым и мягко упрекнул незнакомца:
— Зачем же вы так неосторожны? Посадили в машину, не зная, кто я, рассказали о себе такие вещи?
— Мне поручили подобрать человека на улице Агилера, — прервал его незнакомец. И язвительно закончил: — Вы были там, и вы человек, не правда ли?
— Да, — ответил Кико. — Ну, а если бы я оказался осведомителем?
Незнакомец окинул его своим тяжелым взглядом, однако несколько потеплевшим.
— Вы не осведомитель, — уверенно сказал он.
— Откуда вы знаете? — настаивал Кико. — У них на лице ведь не написано, кто они такие.
Человек в шляпе не замедлил с ответом.
— Не написано, верно. Но вы не осведомитель.
— Почему вы так думаете? — продолжал упорствовать портной. И тут же испугался, что может поколебать уверенность этого человека. — Конечно, я не осведомитель. Вы правы.
— А как же иначе? Я не ошибаюсь в таких делах. Вы можете оказаться кем угодно, даже трусом, но не доносчиком. По вашему лицу это видно.
Кико распирало от счастья, хотя его и обозвали трусом. Он с наслаждением вдыхал сырой ночной воздух. Машина уже проехала несколько кварталов от его дома. Вдруг незнакомец, направив ее к тротуару, затормозил.
— Давайте бросим ее здесь, — решительно предложил он. — Все равно вы живете близко.