— Мне не придется бежать, — отрезал гость. — Ведь они не знают, что я здесь. Кроме того, вы ничем не скомпрометированы, верно? Ни в чем не замешаны.
— Конечно, конечно. Это я на всякий случай, если что-нибудь вдруг произойдет. Давайте вашу шляпу.
Незнакомец обеими руками схватился за поля.
— Оставьте ее, — сказал он решительно. — Мне в ней удобно, и она мне нисколько не мешает.
Вошла женщина с двумя дымящимися чашками кофе.
— Пожалуйста.
Мужчины маленькими глотками выпили горячий напиток. Поставив пустые чашки на стол, она села в кресло рядом с ними.
Незнакомец продолжал разговор, будто женщина была в курсе дела.
— Вы остановились на тротуаре и прижались спиной к степс, словно… — замолчав, он пристально посмотрел в лицо мулата, — словно только что подложили бомбу.
Портной замотал головой.
— Я просто не знал, что делать.
— А что вам было надо на улице в такой час, когда кругом раздавались выстрелы и взрывы? Мы делаем революцию и вынуждены рисковать, у нас нет другого выхода, это наш долг. Но вы-то ведь ни во что не вмешиваетесь?
Кико заерзал на стуле и вытер лицо.
— Я ходил к ее матери, — сказал он, кивнув в сторону жены. — Немного задержался, и, хотя стреляли, я не мог оставить Эмилию одну.
Женщина вмешалась в разговор.
— Это я виновата, трусиха. — Она смотрела на гостя детским наивным взглядом. — Я закапризничала, и Кико пришлось пойти за мамой, чтобы она побыла со мной.
— Это естественно, — согласился гость. — Жить теперь стало опасно.
— А вы не боитесь? — спросила женщина.
— Чего? — Он покачивался, откинувшись назад.
Она неопределенно развела руками.
— Ну, армии, полиции?..
Кико сурово взглянул на нее. Уже несколько минут он сидел, сосредоточенно нахмурившись.
— Они отняли у меня страх винтовочными прикладами и плетями из бычьих жил, — ответил Эмилии незнакомец. — Нет, сеньора, я уже ничего не боюсь.
— Вас пытали?
— Да.
— Ох, — простонала женщина.
Портной снова взглянул на жену. Она жадно, приоткрыв рот, рассматривала незнакомца. Тот теребил свою шляпу.
Молчание длилось несколько минут. Тихо потрескивал фитиль свечи. Наконец гость заговорил:
— Пять месяцев назад я и не думал о таких делах. Я работал. Работал механиком. Однажды утром они схватили меня и отвезли в Монкаду. Начали что-то выпытывать о бомбах, к которым я не имел никакого отношения. Я ничего не мог им сказать. Они четыре дня пытали меня… Били прикладами, стегали бичом… А знаете, — он пристально смотрел на жену портного, — когда долго бьют, ударов уже не чувствуешь… Они освободили меня через двадцать дней, убедившись, что я ничего не знаю. И тогда я стал бороться. Живым я им не дамся.
Он снова замолчал, задумчиво коснувшись полей шляпы. Портной, прищурившись, не сводил с него глаз.
— И голос у меня изменился, — продолжал незнакомец. — Таким хриплым он стал после пыток…
Женщина хотела что-то сказать, но вдруг в дверь раздались сильные удары прикладом. Она замерла с искаженным от страха лицом. Портной по-прежнему смотрел на гостя.
— Это сосед донес, — прошептала Эмилия, дрожащей рукой показывая на стену, — у него телефон…
Незнакомец встал. Жена Кико испуганно глядела на него. Новые удары обрушились на дверь.
— Открывайте!
— Вы не должны ничего бояться, — шепнул незнакомец. — Не бойтесь.
— Двор, — прошептала женщина, — бегите через двор…
— Если не откроете, мы вышибем дверь! — крикнули с улицы.
— Мне незачем бежать, — сказал незнакомец. Он был очень спокоен и даже улыбался. — Я выйду здесь.
Обеими руками он натянул шляпу на самые уши. Потом шагнул к двери, открыл ее и вышел на улицу.
Холодный ветерок ворвался в маленькую комнату. На улице послышался смех.
Портной вздрогнул и встал.
— Осведомитель, — сказал Кико очень тихо.
Вскрикнув, женщина вскочила и как безумная вцепилась в мужа.
В комнату вошел солдат с автоматом в руках. У него за спиной виднелось улыбающееся лицо человека в шляпе.
Портной хотел оправить рубаху, но увидел, как упала жена. Из горла у нее текла кровь.
«Меня тоже… Доносчик… Теща спаслась… Это в грудь, не больно…»
В его остекленевших глазах застыло изумление. Он упал на тело Эмилии. Пламя свечи продолжало плясать под дуновением ветра.
Гильермо Эспиноса молча сидел в кресле рядом с плачущей женой. Она всхлипывала, утирая мокрое лицо судорожно сведенными руками. Вся ее фигура выражала отчаяние. Когда выключили свет, Гильермо хотел пойти за свечкой, но она угадала его намерение и остановила мужа:
— Не зажигай свечи. Пусть так…
Она без конца задавала один и тот же вопрос:
— Что с Карлосом?
— Ничего, мать, — каждый раз отвечал он.
— Почему же он не возвращается?
— Придет… придет… — ничего другого он не мог сказать.
Однако уже почти не сомневался, что сын не вернется. Около одиннадцати он встал:
— Пойду его искать.
Она впервые повысила голос:
— Нет! Куда ты пойдешь! Где станешь искать?
— Где-нибудь…
Он не решился сказать ей, что пойдет в полицию, в казармы Масферрера и в Монкаду.
— Давай подождем еще немного, — попросила она. И заплакала совсем тихо.
Гильермо закурил. В темноте не было видно дыма, только маленький красный кружок.
Бедная женщина. И сколько таких! Что может сравниться с несчастьем матери, теряющей сына. Он тоже страдает, как и она, но еще испытывает ненависть. А она только горечь и боль. Мать, потерявшая сына! Зачем так думать? Может быть, Карлос еще вернется. Наверное, выстрелы и взрывы застали его у товарища и… Неправда! Ты лжешь себе… Ты хорошо знаешь, чем он занимается. Хочешь обмануть себя…
Он встал.
— Я иду его искать.
В дверь постучали.
— Это он! — крикнула женщина, вскакивая.
Но Гильермо опередил ее. Нет. Карлос стучал не так. И шум мотора.
— Кто там? — спросил он, подходя к дверям.
— Открывайте!
Сомнений не оставалось. В темноте вырисовывались силуэты трех солдат. Три черные тряпичные куклы…
— У вас есть свечи?
— Есть, но… мы их не зажигаем.
— Мы произведем обыск.
Женщина в отчаянии бросилась им навстречу. Ее ослепил свет фонаря.
— Мой сын!.. Мой сын!..
Солдаты тупо смотрели, на нее.
— Ничего не знаем, сеньора. Мы пришли производить обыск.
Она опустилась в кресло, охваченная горьким безразличием ко всему: к солдатам, обыску, угрозам.
— Мой сын!.. Мой сын!..
Солдат продолжал светить фонарем ей прямо в лицо. Гильермо зажег свечу и повел их внутрь дома. Когда открыли шкаф, один из них, взяв пистолет, сказал:
— Вам придется пойти с нами.
Когда они выходили, женщина с криком обняла мужа. Он осторожно освободился.
— Ну, успокойся, старушка… Я скоро вернусь, и Карлос тоже…
Она продолжала кричать, стоя в дверях. С улицы вошли две женщины.
— Что вам надо? — спросил их один из солдат.
— Ее сына нет дома, а вы уводите мужа. Она не может остаться одна.
Поначалу Гильермо Эспиноса удивился их осведомленности. Может быть, они знают, что с сыном? Спросить? Но тут он вспомнил о тонких стенах в домах Сантьяго и все понял. Его повели к машине, стоявшей неподалеку. Наручников на него не надели. Машина помчалась по темным и пустынным улицам.
Карлос Эспиноса лежал на полу окровавленный, недвижимый, его грудь вздымалась еле заметно. Солдаты и капрал вынули пистолеты и по нескольку раз выстрелили в умирающего.
Юноша перестал дышать.
Монкада. Единственное освещенное место в ночном Сантьяго. Солдаты, каски, винтовки. Его привезли в СИМ. Встретил старика все тот же капитан.
— Итак, в вашем доме нашли пистолет. Да еще заряженный…
— Вы должны знать, где мой сын, капитан. Раз был сделан обыск, значит, его задержали…
Продолжая держать пистолет, капитан смотрел ему в глаза.
— Ваш сын, — сказал он презрительно. — Вам ли говорить о сыне, если вы не смогли быть хорошим отцом? Вы не воспитали его честным, трудолюбивым человеком. Ваш сын!
Кровь прилила к голове Гильермо.
— Я хотел, чтобы он был порядочным человеком… я…
Капитан не дал ему договорить:
— За хранение оружия вас следовало бы посадить. Но я вас освобождаю. Вы уже достаточно наказаны…
— Сын?!
«Достаточно наказаны». Он вдруг все понял с болезненной ясностью и, выпрямившись, ударил офицера в лицо.
— Убийцы! Вы убили моего сына! Палачи! Вы хуже бандитов Мачадо, но вы мне заплатите! Я буду бросать бомбы! Убивать солдат! Кровь за кровь!
Прямо перед глазами старик увидел пистолет сына. Понял, что сейчас раздастся выстрел. Какую непоправимую глупость он сделал!..
Он не слышал ни одного из четырех выстрелов.
— Уберите его, — приказал капитан солдатам, кидая пистолет на стол. — И вытрите кровь…
Сумерки таяли под серо-синим покровом неба. Город казался погруженным в глубокий обморок.
Далеко на востоке вставало солнце.
Воздух наполнялся запахом земли и пробуждающейся жизни.
Мать Карлоса Эспиносы лишь на рассвете уснула к качалке под присмотром бодрствовавших соседок. Ей приснился сон, который показался ей чудесным.
Она видела сына. С сияющим радостью лицом, полный жизни, он стоял на высокой горе. Люди почтительно окружали его. Мужчины и женщины смотрели на Карлоса с тем молчаливым уважением, которое вызывает герой, одержавший победу.
Ее сын жив. Сны никогда не обманывали ее. Муж тоже скоро вернется. Она уверена в этом.
Глухой видел, как Ракель поднималась по лестнице собора. Он не протянул руки и только смотрел на нее, жуя губами.
Она вошла в храм. Роландо сидел на скамье слева от входа. В большом нефе несколько женщин молились, стоя на коленях. Она села рядом с Роландо и вопросительно посмотрела на него.
— Да, — сказал он, — сегодня вечером уходим. Винтовку я пока дал отцу Гонсалесу на хранение.
Помолчав, он тихо коснулся ее плеча.