Делами фирмы она поручила заниматься старшему сыну — Илье. Вместо отца он стал компаньоном импортной торговой фирмы «Мозджевицкий и К». Другой сын, Вениамин, был… Впрочем, к чему вспоминать о том, что делал каждый перед войной, какие надежды возлагала на каждого Рахиль! Все пошло прахом, уничтожено войной. Никто не успел оглянуться, как немцы пришли в Варшаву и загнали евреев в гетто.
Люди уж так устроены, что никогда не бывают довольны, даже в самое лучшее время. Говорят же, что хлеб не бывает без корочки. Рахиль тоже часто роптала. Но жизнь в гетто оказалась сплошной черствой и горелой коркой. Но что поделаешь! Приходилось терпеть. С библейской мудростью Рахиль пришла к выводу, что главное теперь — сохранить семью, сообща пережить несчастья и беды, свалившиеся на их головы. Надо приспособиться и выжить.
У каждого члена семьи Ройзманов были свои привязанности, свои склонности, достоинства и недостатки. Их надо знать и учитывать. Требовалось большое искусство Рахили, чтобы все сглаживать, предвидеть и устранять возможные недоразумения. Все, что происходило в семье, напоминало ей работу швейной машины, стоявшей десятилетиями в ее спальне. Чтобы машинка не рвала нитку, чтобы давала ровную строчку, надо предохранять ее от пыли и ржавчины, следить за челноком, содержать ее в полном порядке. Надо знать, что от чего зависит. Так и в семье — Рахиль должна быть постоянно в курсе событий, чтобы день за днем ложился ровной стежкой.
У Рахили были, конечно, свои симпатии. Она больше других любила Вениамина и Регину, младшую дочь, с упрямым и своенравным характером. Интересно! В одной семье рождаются совсем разные дети. Но в том-то и дело, что относиться надо ко всем одинаково. Хотя бы внешне. Иначе возникнет разлад и разброд. А Рахиль Ройзман больше всего боялась семейных разладов. Сколько бессонных ночей, тревог и волнений доставила ей та же Регина. Она куда-то исчезала и вернулась только через полтора года. Оказывается — была в Испании. Что ее туда потянуло? А потом это ее замужество. Из-за него чуть не распалась семья. Рахиль считала, что только она смогла утихомирить страсти. Но чего это стоило! Казалось, что и ее авторитет и семейные устои готовы были рухнуть, как во время землетрясения. То был смелый шаг с ее стороны — Рахиль пошла тогда наперекор всем другим и согласилась, чтобы Регина вышла замуж за гоя. Поступок неслыханный в семье Ройзманов. Но если хорошенько подумать — что могла сделать Рахиль? Регина все равно настояла бы на своем. Мужем ее все равно стал бы племянник компаньона — пан Мозджевицкий.
Рахиль знала характер дочери и предпочла сделать вид, будто она согласна. Да, собственно говоря, Рахиль и не имела ничего против Мозджевицкого. Разве только то, что он не еврей. Она все же сказала дочери — такие браки не бывают счастливыми. Дай бог, если ошибется…
И все же Рахиль считает, что Регина хорошая дочь. Когда случилось несчастье, когда немцы загнали евреев в гетто, Регина сама вернулась домой. Она добровольно стала носить на груди желтую шестиконечную звезду «Моген Довид», как и все евреи, обитатели гетто. Вместе с этим древним знаком она приняла на себя все беды и унижения. Регина не изменила еврейству. На это решится не каждый! Дочь могла бы спокойно уехать в Лодзь, как предлагал ей пан Мозджевицкий. Она не сделала этого. Но, может быть, у нее случился разлад с мужем? Может быть, что-то другое привело ее в гетто? Кто знает — разве от Регины добьешься толку!
Но так или иначе, возвращение Регины примирило всех в семье Ройзманов. Она снискала даже прощение Натана, среднего брата, который особенно возмущался когда-то и протестовал против ее брака с поляком.
Перебирая в памяти все, что происходило в годы, минувшие после смерти мужа, Рахиль Ройзман все больше утверждалась в мысли, что ей никогда еще не приходилось решать таких сложных вопросов, как сейчас, в эти тревожные дни. Никогда!
В черном платье, громоздкая и седая, Рахиль возвышалась над всеми в своем огромном кожаном кресле. Ее белые пышные волосы с голубым отливом, заколотые черепаховым гребнем, походили на прозрачную, серебристую корону. В комнате, загроможденной старинными вещами, вокруг нее сидели ее дети и дети ее детей. На семейный совет Рахиль велела позвать всех Ройзманов, даже внуков, — пусть слушают. Они сидели притихшие, большеглазые, с бледными, худыми личиками — хилые растеньица, выросшие в темноте. В варшавском гетто было так голодно…
Были здесь два ее сына — Илья и Натан с женами, старшая дочь Эсфирь с мужем и Регина. Отсутствовал только любимец матери Вениамин: с начала войны о нем не было никаких вестей. Каждый из Ройзманов мог высказать свое мнение. Обсуждался вопрос — что делать дальше? Ехать на Восток или оставаться в гетто. Германские власти через совет еврейской общины объявили призыв добровольцев. Могут ехать все, кто пожелает. В первую очередь нетрудоспособные.
Несомненно, последнее слово принадлежало Рахили. От ее слова зависело многое. Но она пока только слушала. Моисею куда легче было принять решение об исходе евреев из Египта в землю Ханаанскую. Моисей советовался с богом на горе Синае. С кем могла посоветоваться Рахиль Ройзман?
Роза, жена Натана, уверена твердо, что надо уезжать на Восток. Хуже не будет. Ехать немедленно, пока немцы не раздумали посылать добровольцев. В России — все знали, что ехать на Восток — значит в Россию, — будет легче. Ее так угнетает варшавское гетто, обнесенное колючей проволокой. Отсюда надо вырваться во что бы то ни стало.
Регина была против. Она не верит немцам. Почему вдруг на Восток, — все время говорили, что будут отправлять на остров Мадагаскар. Там немцы намерены создать еврейское государство. Нет, лучше оставаться на месте.
Натан возразил: Регина не приводит никаких доводов. На предприятии Вальтера Тибенса, где он работает, многие согласились ехать. Для себя Натан сделал вывод — он завтра же подаст заявление. Надоело жить впроголодь и получать какие-то гроши. Тибенс — предприимчивый немец, пользуется тем, что его предприятие оказалось в черте гетто. Может платить сколько ему вздумается. Надо уезжать, пока не поздно…
Характером своим Натан походил на суетливого муравья, который, надрываясь, терпеливо волочит ношу к вершине муравейника. Сколько раз он срывался и падал! Поднимался и снова карабкался, пока не сваливался вновь к подножию человеческого муравейника. Он просто не мог долго оставаться на месте. Все время должен был что-то делать. Иногда Натану казалось, что все уже сделано, что он своего добился, и вдруг его захватывала новая идея. Вершиной муравейника для него служило собственное благополучие. Даже дома, когда, все переделав, Натан удовлетворенно садился передохнуть, он обязательно обнаруживал какие-то непорядки и вскакивал с места. То перевешивал фотографию дочки, то бежал в москательную за эмалевой краской, чтобы подновить кухонный шкаф. Натан любил все делать сам.
Перед войной он, кажется, начал выбиваться в люди. Ему пригодилось знание иностранных языков. Натан руководил группой переводчиков в экспортном отделе фирмы Мозджевицкого. Война столкнула его вниз, бросила в гетто. Но муравей снова карабкался вверх. У Тибенса начал с чернорабочего, через полгода перешел в контору. Но что толку? Тибенс платит ему те же деньги. Конечно, на Востоке будет гораздо лучше. Там ему пригодится русский язык…
Рахиль знала неспокойный характер Натана. Может быть, он в чем-то и прав, но Рахиль хочет послушать Илью. У Ильи характер отца, трезвый, практичный ум. Илья работает в продовольственном управлении общины. Конечно, он знает обстановку лучше других. Илья сказал:
— Теперь с продовольствием в гетто будет еще хуже. Вы знаете, что заявил Пальфингер — начальник Трансферштелле? Вчера он прислал из Берлина письмо директору фирмы «Крюгер и сын». Послушайте, что он пишет. — Илья достал записную книжку и прочитал: — «Поставку бракованных яиц с маленькими пятнами прекратите. Евреи в гетто могут получать только гнилые яйца». Я сам читал это письмо. «Крюгер и сын» — основная фирма, которая доставляет продовольствие в варшавское гетто. Теперь она будет получать только кормовую брюкву. Что вы на это скажете?
Илья снял пенсне, положил на колени записную книжку и обвел глазами всех собравшихся в комнате. Потом он добавил:
— Из гетто увезут всех. Адам Черняков уже подписал распоряжение от имени совета еврейской общины. Ему предложили это сделать немецкие власти. Пока отправляют добровольцев. На Восток лучше приехать первыми.
Рахиль не знала, кто такой Пальфингер. Но если он может что-то запрещать, значит, большой немецкий начальник. Весьма смутное представление имела она и о Трансферштелле — германской организации, наблюдавшей за постам кой продовольствия в гетто. Из слов сына Рахиль поняла главное выдавать будут только брюкву да еще гнилые яйца. Но разве можно употреблять их в пищу? Потом, если Адам Черняков, председатель общины, призывает евреев уезжать из Варшавы, значит, надо ехать. Слова Ильи окончательно убедили Рахиль — Ройзманы должны покинуть варшавское гетто.
Кончиками пальцев Рахиль взяла медальон с портретом мужа, он висел у нее на груди на тонкой золотой цепочке. Это был знак, что старейшая в семье Ройзманов намерена высказать свое мнение. И черепаховый гребень с розовым жемчугом, и кольца, и золотой медальон Рахиль надевала лишь в наиболее торжественных случаях. Голоса смолкли.
— Я думаю, надо ехать, — сказала она. — Иначе все мы умрем здесь от голода. Людям нельзя питаться одной брюквой. Давайте поедем, дети.
Все согласились. Собственно, это было уже решено. Мать только подтвердила единодушное мнение. Даже Регина не возражала. Начали обсуждать, как ехать, что брать в дорогу. Возникало множество неразрешимых вопросов. Багаж не должен превышать пятнадцати килограммов на человека. Но как быть с постелями? Может, взять только подушки. Что делать с посудой, что брать из одежды? У Рахили сразу голова пошла кругом. Конечно, можно взять и по двадцать килограммов, но кто станет взвешивать! Главное, надо забрать все наиболее ценное, полезное, что может понадобиться на новом месте. Остальное придется бросить. Рахиль с сожалением оглядела привычные, дорогие ей вещи. Они с мужем приобретали, сохраняли их всю жизнь. Даже когда переселялись в гетто, удалось многое перевезти в эту комнату. Стольк