Ее здесь нет. Я сразу это чувствую. Когда она рядом, во мне что-то оживает. Возможно, детская любовь. Детская надежда. Я окидываю это место одним взглядом и отвергаю его как совершенно не похожее на нее. Белый ковер и светлая мебель, возможно, и подходят Данике, но точно не моей матери.
Я ищу телефон Витте и самого мужчину, который ответил бы на звонок, если бы мог. Что заставило ее уйти и увела ли она его с собой? Вероятность того, что она заметила Лейси на заднем сиденье такси, невелика. Знает ли она, что я нашла яхту, на что меня побудил Вэл? Следит ли она пристально за тобой? Наблюдает ли так же пристально за мной?
Войдя в спальню, я замираю. На мгновение меня охватывает ужас. Связанное на кровати тело лежит неподвижно, спиной ко мне. На нем только черные брюки, ноги без носков, и обнаженное тело кажется пугающе уязвимым. Затем я вижу, как хорошо знакомая и дорогая сердцу густая копна белых волос колышется, когда Витте оглядывается на меня через свое мощное плечо, а его пронзительные голубые глаза впиваются в меня поверх кляпа.
– Витте! Господи Иисусе… – Я роюсь в своей сумке в поисках перочинного ножа и подхожу к нему.
Сначала я вынимаю кляп.
– Вы ранены?
Он двигает онемевшей челюстью.
– Возможно, моя гордость задета. В остальном все в порядке.
Но я вижу, что это не совсем так, после того, как разрезаю стяжки и замечаю стрелы электропистолета, торчащие из его мускулистой груди. Я надавливаю на кожу вокруг первой стрелы пальцами, затем быстрым уверенным движением выдергиваю ее. Он даже не вздрагивает и сохраняет полное молчание. Я повторяю процесс со второй стрелой, а когда отступаю назад, он переворачивается на живот, распластавшись и почти не двигаясь.
Он стонет, звук приглушен покрывалом, и я понимаю, что его руки и ноги, должно быть, онемели от недостатка кровообращения.
Повернув голову, он смотрит на меня.
– Она пошла за Кейном. Она знает, что он в пентхаусе.
У меня перехватывает дыхание как от удара. Сердце ухает от нарастающего страха.
– Лифты не работают.
Я хочу надеяться на совпадение, подумать хотя бы на мгновение, что эта счастливая случайность помешает ей добраться до тебя.
Но я не верю в совпадения.
– Она замаскировалась под тебя, – хрипло говорит он.
Из горла вырывается тихий стон. Мой телефон жужжит, и я достаю его из кармана на бедре.
– Лейси. Ты здесь?
– Внизу, с большим парнем, который работает на Рохелио.
– Купите пончиков и скажите швейцару, что доставляете их в «10 G». Я попрошу Витте позвонить и дать разрешение подняться.
– Поняла.
Я сбрасываю вызов, а Витте переворачивается на спину. Из маленьких ран на грудной клетке и животе сочится кровь, пачкая аккуратно подстриженные белые волоски на груди.
– Вы были бы мертвы, если бы ей ничего не было нужно, – прямо заявляю ему. – Чего она хочет?
– Деньги, которые вы у нее украли.
– И как она предполагает получить их через вас?
– Она угрожала моей дочери.
Я морщусь.
– Где Кэтрин?
– В Лондоне.
– Хорошо. Мы приставим к ней кого-нибудь.
Он приподнимает брови.
– Я тоже могу это сделать. Как только смогу двигать своими чертовыми руками!
Беру его телефон с прикроватной тумбочки, и чтобы разблокировать экран, прикладываю большой палец Витте и звоню швейцару. Затем прижимаю телефон к его уху, пока он сообщает Тони, что ему должны доставить еду. Когда его спрашивают обо мне, он так же ловко переводит тему, как это сделал Кейси.
Набрав Рохелио, я рассказываю ему о своей матери.
– Я в тридцати трех пролетах от верхнего этажа, – сообщает он, тяжело дыша. – Мои ребята не отвечают на звонки.
Я закрываю глаза от охватившего меня ужаса. Мы оба знаем, почему они не отвечают.
Любовь моя. У тебя нет охраны, нет Витте. Только брат, который не в своем уме, и мать, которая неровня моей.
34Алия
«Это не Лили».
На мгновение я совершенно сбита с толку заявлением Кейна. Дариус тоже хмурится в замешательстве.
– Тогда кто же она, черт возьми, такая? – сердито спрашиваю я, начиная сомневаться, не близка ли я к безумию от пережитого стресса. Никого не может быть несколько.
Но с другой стороны, есть доказательства, которые указывают на то, что это возможно.
Она поднимает солнцезащитные очки на макушку.
– Алия, ты не помнишь меня?
Я хмурюсь. Ее лицо не из тех, которые забываются. Я бы наверняка запомнила женщину, столь похожую на Лили.
Охваченная любопытством, я рассматриваю ее внимательнее. Женщина, которая к нам присоединилась, обладает более соблазнительными формами по сравнению с Лили. А лицо… оно пугающе похоже, но не идентично.
Она бросает быстрый взгляд на фотографию татуировки Лили, висящую над камином, затем улыбается Кейну.
– Ты так похож на своего отца. Навевает воспоминания.
– Откуда ты знаешь моего мужа? – Я свирепо смотрю на нее. Меня переполняют противоречивые чувства, но в этом хаосе выделяется острая, жгучая ревность.
– Догадайся, – весело отвечает она, и во мне просыпается жажда насилия.
– Где он сейчас? – требует ответа Кейн.
Она постукивает по подбородку длинным ярко-красным ногтем и поджимает губы, словно обдумывает вопрос. Затем пожимает плечами.
– На острове Харт. Возможно. Через какое-то время все они как бы сливаются воедино.
Ее беззаботно брошенные слова бередят старую рану, которая так и не зажила. Любить кого-то, кто пропал без вести, – это особый вид ада. Так и не узнать, что с ним случилось, никогда не терять слабой надежды на то, что он жив. Я столько гнева и горечи испытала, что Пол выбрал новую жизнь без меня. При мысли, что он похоронен на кладбище бедняков и бродяг, затерянный среди никому не нужных людей, душевнобольных и заключенных, жертв ужасных болезней… И никто его не оплакивал. Невыносимая печаль разрывает мне сердце.
Я замечаю, как напрягается Кейн, и мое раздражение возрастает. Ее слова жестоки, но как бы сильно они ни ранили меня, моему сыну гораздо больнее.
– О чем ты говоришь?
– Пол сам не знал, чего хотел. Не смог воплотить в жизнь план отступления, который сам же помог разработать. Я бы сказала, твое сходство с ним более чем поверхностное, Кейн. Такой же бесхребетный и неверный.
– Не смей так говорить о Поле или Кейне! – Нарастающее напряжение уже просто невыносимо. В комнате становится душно, и с каждой секундой мне все труднее дышать.
– Алия. – Она неодобрительно прищелкивает языком. – Именно из-за таких женщин, как ты, делающих мужчинам поблажки, они и становятся животными. Не могу поверить, что ты до сих пор защищаешь Пола после того, что он с тобой сделал. Хотя должна сказать – ты отлично справилась с Алексом Галлагером.
Чувствую, как кровь отхлынула от моего лица.
– Кто ты такая? – сдавленно шепчу я.
Она смотрит на меня ярко-зелеными глазами. В них, как у змеи, нет жалости. В то время как ее голос дразнит, эти глаза остаются бесстрастными и сосредоточенными. Ее взгляд парализует, как будто вокруг меня кружит кобра, готовясь нанести удар.
– На протяжении многих лет наши жизни каким-то образом пересекались, – говорит она. – И жизни слабых, жалких мужчин, окружающих тебя. Нужно было убить тебя вместе с Полом и избавить мир от твоих отпрысков.
– Да пошла ты, идиотка! – орет Дариус, угрожающе надвигаясь на нее. – Кем ты, мать твою, себя возомни…
Ее движения настолько молниеносные, что я даже не успеваю уследить. Паф. Паф. Громкие хлопки отдаются болью в ушах, врезаются в грудь. Я вскрикиваю и вижу, как Дариус разворачивается и падает на пол, словно от удара невидимого кулака. Та же сила отбрасывает меня назад на кресло, и я падаю на сиденье. Не могу отдышаться. Грудь горит огнем. Борясь с мучительным жжением, я с ужасом понимаю, что ранена в левое плечо.
– Не-а. – Когда Кейн бросается к ней, она отскакивает за кресло и прижимает дуло пистолета к моему виску. Я вскрикиваю и отшатываюсь от горячего металла, но она только сильнее надавливает. – Ей не нужно умирать, Кейн. Только тебе.
Дариус корчится на полу, прижав ноги к груди и всхлипывая.
– Тогда переходи уже к делу! – рычит Кейн, подходя к брату и опускаясь на корточки рядом с ним. Резким движением он тянется назад, хватая ворот своей футболки, и снимает ее. Затем комкает и прижимает к телу брата. – Зачем ждать?
– Нет! – Я пытаюсь встать, но она дергает меня за раненое плечо и тянет назад. Я вскрикиваю от жгучей боли.
– Знаешь, – произносит она непринужденным тоном, – почти то же самое сказал мне Никки ранее. Ой, простите, Витте. Он выразился примерно так же. Но с другой стороны, ведь это он сделал тебя тем, кто ты есть, не так ли, Кейн? Слепил из тебя человека, который считает себя достойным моей дочери.
– Я никогда так не думал! – рявкает он. – Что вы сделали с Витте?
Я даже не представляла, что можно испытывать такой страх, но, если эта женщина в состоянии справиться с грозным дворецким, ни у кого из нас нет ни единого шанса выжить.
– Что пожелала, то и сделала, – мурлычет она, – и он наслаждался каждой секундой.
Кейн поднимается на ноги и, кажется, становится еще больше, его мышцы напрягаются от ярости.
– Почему вам недостаточно убить меня? Зачем преследовать мою семью? Моих друзей? Они не имеют никакого отношения ко всему этому.
Я больше не вижу ее лица, но ее голос становится резким, как бритва:
– Моя дочь развязала вендетту, которая стоила мне дюжины ценных людей. Я бы сказала, что ты должен мне несколько тел.
– Ты ненавидишь и ее тоже?
– Она – мой ребенок. Я выносила ее и выкормила грудью. Вся моя любовь направлена на нее. А из-за тебя она отвернулась от всего, что когда-либо любила, и от всех, кто ее любил. Я хочу знать, почему.
– Вы знаете почему, – парирует Кейн. – Но вам этого не понять.
Осознание того, что мы имеем дело с матерью Лили, сродни сердечному приступу. Грудь сжимается, пока перед глазами не появляются пятна. Тот факт, что мой сын так быстро смирился с тем, что покойная мать его жены, очевидно, не умерла, усиливает мою тревогу еще больше. И все же я с трудом могу думать о последствиях, мое внимание сосредоточено на Дариусе, чьи отчаянные крики слабеют с каждой секундой. Сидеть и наблюдать, как сын умирает у меня на глазах, не имея возможности ему помочь, – самая изощренная пытка.