– А мы друзья?
– Никс и Слик, надеюсь, что да, – проговорила Пенни. – У меня всего три друга. Если мы с тобой не друзья, то остаются всего два.
На кухню заходит мама Пенни:
– Чем это вы, девочки, тут занимаетесь?
Она так вцепилась в ноутбук, будто не может отпустить его ни на секунду, даже чтобы сделать себе чашку чая. Ее темные волосы забраны наверх в небрежный пучок, а одета она в тот же кардиган и спортивные штаны, что и вчера, когда я приехала сюда. Моя мама ни за что не вышла бы из спальни в таком виде.
Профессор Банс преподает историю Средних веков в университете нормалов, а еще она магический историк. Она опубликовала целую кучу книг по магии, но денег на этом не заработала. Магов не так много, чтобы финансировать магическое искусство и науку. Мой отец успешно работает в качестве магического терапевта, потому что он один из немногих имеет необходимую практику, а врачи нужны всем. Отец Пенни раньше преподавал лингвистику в местном университете, но теперь он круглыми сутками работает на Ковен, исследуя феномен Тоскливиуса. У него в подчинении даже есть другие ученые, которые работают с ним наверху, в лаборатории. Я провела здесь почти два дня, но до сих пор его не видела.
– Он выходит, только чтобы выпить чая с сэндвичами, – сказала Пенни, когда я спросила ее об этом.
У Пенелопы есть младшие братья и сестры: я узнаю их по Уотфорду. Один из них сейчас оккупировал гостиную и смотрит «Жителей Ист-Энда» трехмесячной давности, а еще один наверху, засел в Интернете. Они все ужасно независимые. Мне кажется, они даже не собираются вместе за обеденным столом. Просто заходят иногда на кухню за миской хлопьев или сырными тостами.
– Делаем имбирное печенье, – отвечает Пенни матери. – Для Саймона.
– Не волнуйся, Пенелопа, – говорит ей мама, ставя ноутбук на кухонный островок и окидывая взглядом наше печенье. – Ты увидишь Саймона через неделю или две – уверена, он по-прежнему тебя узнает. Агата, ну честное слово, почему имбирные девочки должны носить розовое?
– Мне нравится розовый, – говорю я.
– Здорово, что вы двое проводите вместе время. Здорово, когда жизнь все же проходит тест Бекдела[22].
– Просто в нашем доме полно твоих подруг, – ворчит Пенни.
– У меня нет подруг. Только коллеги. И дети. – Мама Пенни поднимает одну мою имбирную девчушку и откусывает.
– Я не избегаю других девушек, – говорит Пенни. – Я избегаю других людей!
– А у меня море подружек, – говорю я. – Жаль, что я не могу ходить в школу вместе с ними.
Не в первый раз за день я думаю о том, что трачу день на любезности с Пенелопой, вместо того чтобы провести его со своими настоящими друзьями – нормалами.
– Что ж, в следующем году ты будешь учиться с ними в университете, – говорит ее мама. – Агата, что ты будешь изучать?
Я пожимаю плечами. Пока еще я этого не знаю. И не обязана знать – мне всего восемнадцать. Моя судьба не предопределена. А родители не ожидают от меня открытий. Если Пенни не найдет лекарство от рака или хотя бы фей, тогда, наверное, ее мама будет крайне разочарована.
Профессор Банс хмурится:
– Хм… Уверена, ты с этим разберешься. – Щелкает чайник, и она наливает себе чая. – Хотите еще по чашке? – Пенни протягивает свою, а ее мама берет и мою. – В твоем возрасте у меня были подружки, и самая лучшая – Люси… – Она смеется, будто что-то вспомнила. – Мы были не разлей вода.
– Вы до сих пор дружите? – спрашиваю я.
Она опускает чашки и поднимает на меня взгляд, будто до этого лишь вскользь обращала внимание на наш разговор.
– Наверное, дружили бы, если бы она не исчезла. Она уехала в Америку через несколько лет после окончания школы. Потом мы практически не виделись.
– Почему? – спрашивает Пенни.
– Мне не нравился ее парень.
– Почему? – спрашивает Пенни.
Боже, ее родители должно быть слышали этот вопрос сто тысяч раз.
– Мне казалось, он слишком любит все контролировать.
– Поэтому она уехала в Америку?
– Кажется, она уехала, когда они расстались. – Профессор Банс выглядит так, будто обдумывает последующие слова. – Вообще-то… Люси встречалась с Магом.
– У Мага была девушка? – удивленно спрашивает Пенни.
– Тогда мы не звали его Магом, – говорит ее мама. – Мы звали его Дэйви.
– У Мага была девушка, – вытаращив глаза, повторяет Пенни. – А еще имя! Мам, я не знала, что ты училась вместе с Магом! – (Профессор Банс отпивает чая и пожимает плечами.) – Каким он был? – спрашивает Пенни.
– Таким же, как и сейчас. Только моложе.
– Он был симпатичным? – спрашиваю я.
– Не знаю. – Она строит гримасу. – Как думаете, он симпатичный сейчас?
– О нет, – говорит Пенни.
– Да! – одновременно отвечаю я.
– Да, он был симпатичным, – признает профессор Банс, – и по-своему харизматичным. Люси была у него под каблуком. Она считала его прогрессивным мыслителем.
– Мам, признайся, что таким он и был, – говорит Пенни.
Профессор Банс снова морщится:
– Ему всегда хотелось поступать по-своему. У Дэйви все было либо белым, либо черным. А если Люси не соглашалась… Что ж, Люси всегда соглашалась. Она растворилась в нем.
– Дэйви, – говорит Пенелопа. – Это так странно.
– Какой была Люси? – спрашиваю я.
Мама Пенни улыбается:
– Очень умной. И могущественной! – На этом слове ее глаза искрятся. – И сильной. Насколько я помню, она играла с парнями в регби. Как-то раз мне прямо на поле пришлось собирать по кусочкам ее ключицу – безумие. Она была девушкой из провинции, с широкими плечами и волосами пшеничного цвета, а еще у нее были самые голубые глаза на свете…
На кухню неспешно заходит отец Пенни.
– Папа! – восклицает Пенни. – А теперь-то мы можем поговорить?
Второй профессор Банс плетется к чайнику и нажимает на кнопку. Мама Пенни выключает его и несет набрать воды, а муж целует ее в лоб:
– Умница, любимая!
– Папа! – повторяет Пенни.
– Ага…
Он роется в холодильнике. Профессор Банс – щупленький мужчина, ниже ростом, чем мама Пенни. С седоватыми светлыми волосами и большим мясистым носом. Он носит старомодные круглые очки в металлической оправе, которые заводит наверх. Все в семье Пенни носят старомодные очки.
Об отце Пенни ходят сплетни, что он даже вполовину не такой сильный, как его жена. Мама говорит, что он попал в Уотфорд, потому что раньше там преподавал его отец. Мать Пенни – сноб во всем, что касается силы, поэтому трудно представить, что она вышла замуж за неудачника.
– Пап, помнишь? Мне нужно с тобой поговорить.
Он берет два йогурта, апельсин, пачку крекеров со вкусом креветок. Потом прихватывает имбирную девочку и замечает меня:
– Агата, привет.
– Здравствуйте, профессор Банс.
– Мартин, – говорит он, уходя с кухни. – Зови меня Мартин.
– Пап!
– Да, Пенни, поднимайся наверх… и захвати, пожалуйста, мой чай.
Она дожидается чая, потом берет еще имбирных человечков – печенье поглощают быстрее, чем я успеваю его украсить, – и следует за ним наверх.
– Почему они расстались? – спрашиваю я у профессора Банс, когда Пенни с отцом исчезают из виду.
Она смотрит в ноутбук, замерев с чашкой чая в руке.
– Хм?
– Люси и Дэйви.
– А… не знаю даже, – говорит она. – К тому времени мы перестали общаться. Наверное, она наконец поняла, что он негодяй и нужно уехать за океан, подальше от него. Можешь себе представить Мага в качестве бывшего парня? Он же вездесущий.
– Откуда вы узнали, что она уехала?
Профессор Банс выглядит печальной.
– Ее мать мне так сказала.
– Интересно, почему Маг больше никогда ни с кем не встречался…
– Кто знает, – говорит профессор Банс, отрываясь от воспоминаний и переводя взгляд на ноутбук. – Может, у него есть тайные девушки среди нормалов.
– А может, он действительно любил Люси и так и не смог ее забыть.
– Может быть, – отвечает профессор Банс, уже не так увлеченно.
Несколько секунд она печатает на клавиатуре, потом поднимает взгляд на меня:
– Я вдруг вспомнила кое-что давно забытое. Подожди здесь.
Мама Пенелопы выходит с кухни, и мне кажется, что она уже не вернется. Иногда Бансы так поступают.
Однако она возвращается, держа в руках фотографию:
– Ее сделал Мартин.
На ней трое студентов Уотфорда, две девушки и парень, сидят на лужайке – кажется, возле футбольного поля. Девушки одеты в брюки. Мама говорит, что в девяностые никто не носил школьных юбок. Одна из девушек, очевидно, мама Пенелопы. У нее распущенные непокорные волосы, и выглядит она почти как Пенни. Тот же широкий лоб. Та же ухмылка. Жаль, что Пенни сейчас не здесь, и я не могу поддразнить ее. А парень, наверное, Маг. На снимке он другой – с более длинными и растрепанными волосами, без глупых усиков. У Мага самые ужасные усы в мире.
А вот девушка посередине мне незнакома.
Она милая.
У нее густые и кудрявые пшеничные волосы до плеч, румяные щеки, а глаза такие огромные и голубые, что на фотографии явно виден их оттенок. Она приветливо улыбается и держит маму Пенелопы за руку и в то же время сидит, прислонившись к парню, который обнимает ее за талию.
Маг и правда был невероятно симпатичным. Затмевал обеих девушек. И на этом снимке он выглядит более расслабленным, улыбаясь одним уголком губ, а на лице застыло слегка виноватое выражение.
– Мы с Люси никогда по-настоящему не ссорились, – говорит профессор Банс. – Если я начинала спор, то Люси просто меняла тему. В итоге ссоры не получалось. Думаю, она перестала общаться со мной, потому что устала защищать Дэйви. К окончанию школы он стал слишком настойчивым. Имел радикальные взгляды и был готов обложить налогами дворец и установить гильотину.
Я заметила, что теперь профессор Банс словно разговаривает сама с собой, а еще с фотографией.
– И он никогда не замолкал. – Она опускает снимок на столешницу. – До сих пор не пойму, как она его терпела. – Мама Пенелопы поднимает на меня взгляд и щурится. – Агата, знаю, что сейчас не выбираю слов, поэтому ничего из сказанного на этой кухне не должно покинуть этих стен, хорошо?