Возле двери что-то гремит. Я вскакиваю на ноги, хватаясь за бедро и снова призывая Меч Магов. Уже в третий раз за сегодняшний день. Может, и убирать его не стоит. Магическая формула призыва – единственное, что всегда получается у меня на ура. Правда, она не похожа на другие заклинания. Скорее на клятву: «Во имя правды. Во имя храбрости. Во имя защиты слабых. Перед лицом могущества. За магию, мудрость и добро».
Клинок может и не появиться.
Да, Меч Магов мой, но он никому не принадлежит. Он покажется только в том случае, если доверяет тебе.
В моей ладони материализуется эфес, и я подношу клинок к плечу, когда в дверях появляется Пенелопа.
Я тут же опускаю меч.
– Нечестно, что ты такое вытворяешь, – говорю я.
Она пожимает плечами и плюхается на кровать База.
На моем лице расползается улыбка.
– Нечестно, что ты можешь проникнуть сквозь парадный вход.
Пенелопа снова пожимает плечами и кладет под голову подушку База.
– Если Баз узнает, что ты садилась на его кровать, – говорю я, – то убьет тебя.
– Пусть попробует.
Я чуть поворачиваю запястье, и меч исчезает.
– Выглядишь жутко, – говорит Пенелопа.
– По пути сюда наткнулся на гоблина.
– Почему бы им просто не выбрать следующего короля голосованием?
Она говорит непринужденным тоном, но я знаю, что в этот момент Пенелопа оценивает, все ли со мной в порядке. Когда она видела меня в последний раз, я был весь в лохмотьях и держался на ногах только благодаря заклинаниям. Когда же я в последний раз видел Пенни, все кругом рушилось…
Мы вырвались из лап Тоскливиуса, помчались в Уотфорд и появились в Белой Часовне посреди церемонии окончания учебного года – бедняжка Элспет как раз принимала грамоту за восемь лет идеальной посещаемости. У меня все еще шла кровь (сочилась из пор, и никто не знал почему), Пенни плакала. Родные Пенелопы тоже были там, как и семьи других учеников, и ее мать принялась кричать на Мага: «Посмотри на них – это твоя вина!» А потом между ними вырос Примал и закричал в ответ. Наверное, люди решили, что Тоскливиус преследует нас с Пенни, и, вооружившись палочками, выбежали из Часовни. Все это напоминало привычную для меня катастрофу, без которой не обходится окончание ни одного курса, только умноженную на сто. Правда, на этот раз катастрофа обернулась концом света.
Мама Пенелопы воспользовалась заклинанием, чтобы перенести из Часовни всю свою семью, даже Примала. Возможно, лишь до машины, но даже это было очень эффектно.
С тех пор я еще не общался с Пенни.
Мне хочется обхватить подругу и проверить, все ли косточки у нее на месте. Но Пенни не жалует подобные сцены, в то время как ее мать их просто обожает.
– Саймон, не здоровайся со мной, – как-то сказала мне Пенелопа. – Ведь тогда придется прощаться, а я терпеть не могу прощаний.
Моя форма лежит в изножье кровати, и я не спеша убираю ее. Новые серые брюки. Новый галстук в зеленую и фиолетовую полоску…
За моей спиной громко вздыхает Пенелопа. Я возвращаюсь к кровати и плюхаюсь на матрас, глядя на подругу и стараясь не улыбаться как дурак.
Лицо Пенни перекосилось от недовольства.
– Что же тебя так разозлило?
– Трикси! – фыркает она.
Трикси – ее соседка по комнате. Пенни говорит, что не задумываясь поменяла бы Трикси на десяток злобных, коварных вампиров.
– Что она натворила?
– Вернулась.
– А ты другого ожидала?
Пенни удобнее устраивается на подушке База:
– Каждый год она приезжает еще более чокнутой, чем раньше. Она превращает свои волосы в пушистый одуванчик, а потом ревет, когда те сдувает ветром.
– Скажу в защиту Трикси, – хихикнув, говорю я, – что, вообще-то, она наполовину пикси. А в большинстве своем пикси слегка чокнутые.
– Можно подумать, она этого про себя не знает. Вот только пользуется своим происхождением. Я не смогу прожить вместе с ней еще один год. Превращу в одуванчик ее голову, а потом сдую.
Стараясь сохранить невозмутимость, я сдерживаю смех. Великие змеи, как же здорово вновь увидеть Пенни!
– Это твой последний год, – говорю я. – Ты справишься.
Взгляд Пенни становится серьезным.
– Наш последний год, – уточняет она. – Угадай, что будешь делать следующим летом…
– Что?
– Проводить время со мной.
Я выпускаю улыбку на волю:
– Будем охотиться на Тоскливиуса?
– К черту Тоскливиуса!
Мы оба смеемся, а я строю гримасу, ведь Тоскливиус выглядит совершенно как я, только одиннадцатилетний. Если бы Пенни не видела его вместе со мной, я бы решил, что мне все причудилось.
Я дрожу. Пенни это замечает:
– Ты слишком исхудал.
– Просто спортивный костюм так сидит.
– Тогда переоденься.
Сама Пенни уже облачилась в форму: серую плиссированную юбку и красный джемпер.
– Идем, – говорит подруга, – время пить чай.
Я снова улыбаюсь и спрыгиваю с постели, прихватив джинсы и фиолетовую толстовку с надписью «Уотфордский лакросс». В этой команде играет Агата.
По пути в ванную мне нужно пройти мимо кровати База. Пенни вдруг берет меня за руку.
– Здорово снова увидеть тебя, – шепотом говорит подруга.
Я улыбаюсь. Опять. Из-за Пенни у меня уже скулы сводит.
– Не устраивай сцен, – шепчу я в ответ.
Глава 4
Он слишком худой. Слишком.
А еще какой-то… потрепанный.
После нескольких месяцев на уотфордских ростбифах Саймон всегда выглядит гораздо лучше. И йоркширского пудинга, чая, щедро сдобренного молоком, жирных сосисок, и сэндвичей, и лепешек с маслом. У Саймона широкие плечи и крупный нос, а когда он худеет, то кожа слишком сильно обтягивает скулы.
Я привыкла видеть его таким худым – каждую осень одно и то же. Но в этот раз все совсем запущено.
Кожа у Саймона потрескалась, глаза красные, веки опухли. Руки тоже красные, но когда он сжимает кулаки, то белеют костяшки.
Даже улыбка у Саймона ужасная. Слишком широкая и алая для его лица.
Я не в силах посмотреть ему в глаза. Когда Саймон приближается, я ловлю его за руку и облегченно выдыхаю, поскольку он не останавливается. Иначе я бы его не отпустила. Схватила бы в охапку, прижала к себе и заклинанием перенесла нас как можно дальше от Уотфорда. Мы бы вернулись, когда все закончится. А Маг, Питчи, Тоскливиус и все, кто пожелает, пусть воюют и дальше.
Мы с Саймоном нашли бы себе квартиру в Анкоридже. Или Касабланке. Или Праге.
Я бы читала и писала. Он бы спал и ел. И мы оба дожили бы до девятнадцати. Возможно, даже до двадцати.
Я бы так и сделала. Забрала его. Вот только я верю, что он единственный способен здесь что-то изменить.
Если бы я украла Саймона ради его безопасности…
Вряд ли бы мы тогда вернулись в мир магов – его бы просто-напросто не стало.
Глава 5
Встоловой мы практически одни.
Пенелопа сидит на столе, поставив ноги на стул. Она обожает делать вид, что ей все безразлично.
В другом конце столовой пьют чай с родителями младшие ученики, с первого и второго курсов. Я замечаю, как они бросают на меня взгляды – и дети, и взрослые. Через несколько недель малыши привыкнут к моему присутствию, а вот у родителей это единственный шанс посмотреть на меня.
Большинство магов знают, кто я такой. Большинство из них знали о моем появлении, еще пока я сам обо всем этом ничего не знал. Есть пророчество, даже несколько: придет супермогущественный волшебник и все уладит.
И явится тот, кто завершит нас,
И явится тот, кто крах свой знаменует.
Да будет править величайшая из сил всех
И нам спасение принесет.
Величайший Маг. Избранный. Сила всех сил.
До сих пор странно осознавать, что этим парнем должен стать я. Но и отрицать этого я не могу. Никто, кроме меня, не владеет подобной силой. Я не всегда могу ее контролировать или направлять в нужное русло, но она есть.
Когда я объявился в Уотфорде, люди уже, скорее всего, забыли о древних пророчествах. Или же гадали, не проворонили ли они появление Величайшего Мага. Может, он явился, а его никто не заметил.
Но вряд ли кто мог представить себе, что Избранный придет из нормального мира – из посредственности.
У нормалов никогда не рождались волшебники.
Но со мной наверняка случилось именно это, поскольку маги не бросают своих отпрысков. Пенни говорит, что магических приютов попросту не существует. Магия слишком ценная штука.
Ничего этого Маг не сказал, когда пришел забрать меня. Я не догадывался, что я первый нормал, обладающий магией, и самый могущественный волшебник, которого видел свет. А еще что множество волшебников – в особенности врагов Мага – считали меня просто выдумкой, своего рода политической уловкой. Одиннадцатилетним «трояном» в мешковатых джинсах и с бритой головой.
Когда я впервые объявился в Уотфорде, некоторые Старинные Семьи пожелали, чтобы я по очереди нанес всем визит, познакомился с самыми влиятельными лицами, и они бы при личной встрече составили свое мнение обо мне. Так сказать, проверили резину на колесах. Но Маг этого не позволил. Он говорит, что большинство волшебников настолько погрязли в мелких интригах и борьбе за власть, что упускают из виду общую картину. «Саймон, – сказал он, – я не хочу, чтобы ты стал пешкой в чужой игре».
Сейчас я благодарен за то, что он так защищал меня. Конечно, здорово узнать других волшебников и почувствовать себя частью общины, но у меня здесь появились свои друзья – мы подружились в самом юном возрасте, когда никого из них не волновало мое Великое Предназначение.
Из-за своего звездного статуса я так или иначе обзавожусь друзьями в Уотфорде. Ни для кого не секрет, что рядом со мной все взрывается и искрится. Правда, пока ни один человек не пострадал – уже прогресс.
Не обращая внимания на любопытные взгляды, я помогаю Пенелопе с чаем.