н, как Мухаммед, он идет на все ради служения великому делу. Если ему политконсультант скажет: «Давай махнем на Красное море на выходные!» – Мухаммед отсечет ему башку, потому что он будет занят Великим служением.
– Вы общались с первыми лицами государства. Какое у вас о них общее впечатление?
– Они все очень разные. Например, Борис Ельцин – прирожденный политик, царь, спонтанный человек. Я думаю, он сразу чувствовал эту сцену, еще со школы. Но несмотря на это, я категорически не согласен с его политикой.
Владимир Путин долго учился быть политиком и стеснялся себя, например, своей фразы: «Мочить в сортире».
– В вашем эссе «Жизнь и смерть» есть воспоминание о том, как вы возглавляли редакцию Первого канала. Расскажите, каким руководителем вы тогда были?
– В редакции было 530 человек, я выгнал из них 80, так как я всегда считал, что редакция – это корреспонденты. Все остальные существуют для того, чтобы их обслуживать, включая главного редактора, поэтому я занимался усилением корреспондентских служб и разгоном всех «прихлебателей». Главная задача ТВ – это новости. Как говорил Тед Тернер: «The news – is the star» («Новость – это звезда»).
– Часто сталкиваешься с тем, что когда встречаешь известного человека на публичных мероприятиях, «на арене», – он показывает себя с лучшей стороны. Потом приходишь к нему работать, проходит условный период адаптации, и оказывается, что пришел работать к совершенно другому человеку. Харизматичная «звезда» срывает маску и оказывается неадекватным взбалмошным хамом. Вы считаете, что это нормально?
– Это нормально, потому что человеку редко удается быть идентичным самому себе, вообще, это роскошь, особый дар. Большинство людей живет в маске. Бывает, ты срываешь маску, а там пустота – это гораздо страшнее, чем когда за маской «доброго человека» вы видите подлеца.
– Можно ли сказать, что во власти все люди в масках?
– Да, это так. Это вообще проблема – «быть» или «казаться». Подавляющее большинство людей стараются «казаться». Они носят хребет тела снаружи, для них хребет – это указание начальника, мнение компании. Хребет снаружи – как у черепахи. Людей с внутренним хребтом – намного меньше.
– Как сдернуть маску и увидеть истинное лицо человека?
– Вы устраиваете человеку разные стрессовые ситуации, и когда его реакции станут повторяться – значит, маски кончились, это и есть его истинное лицо.
Они любили Кремль…(интервью С. Доренко для Е. Мостовщикова, интернет-издание OPENSPACE.RU. Ноябрь 2008 г.)
– До того как вы пришли на Русскую службу новостей, она (и этого никто не скрывал) позиционировала себя как прокремлевская радиостанция. Что сейчас?
– Очень сложно понять, что такое «прокремлевская радиостанция». Правда. Люди, которые вели эфиры, все время говорили про Кремль? Делались гидами по Кремлю, что ли?
– Было ведь принято говорить, что все ведущие – тот же Минаев и Александр Дугин, да хоть бывший генеральный директор Александр Школьник – все были утверждены Кремлем.
– Мне кажется, что это преувеличение. Я вам честно скажу. Я собаковод и люблю кинологические примеры. Вот мои собаки очень для меня стараются. Все. Все по-разному, но все исходят из того, что я один из них. Меня боготворит мой фокстерьер. Но он все время исходит из того предположения, что я фокстерьер. Мегаполубог-полуфокстерьер. Мои овчарки, кавказцы, все тоже исходят из того, что я абсолютно неслучайно с ними, что я послан им собачьим богом. Мне кажется, что, может быть, прошлое руководство до какой-то степени было разновидностью вот этих моих кавказских овчарок. То есть они истолковывали, что было б лучше для Кремля, но как бы в собственном представлении. Иногда ведь фокстерьер придумает для тебя какую-нибудь историю интересную (они авантюристы дикие). Он любит тебя, но любит неумело. Трудолюбиво, но неумело любит. Мне кажется, предыдущее руководство трудолюбиво, но очень неумело любило Кремль. Может быть. Не уверен, что ими из Кремля командовали. Я лично знаю уже полтора десятка лет многих людей из Кремля; они как раз не обижены Господом в плане интеллекта. Поэтому не думаю, что они совсем до крайнего идиотизма доводили дело. Мне кажется, что это, наоборот, была старательность неумело любящих фокстерьеров. Так бывает. Когда Магдалина поет в Jesus Christ Superstar «научи меня любить тебя», потому что способ, которым она умеет любить, наверное, не подходит. И мне кажется, что они не спросили Кремль «научи меня любить тебя», а просто принялись любить в своих собственных представлениях. Если вас начнут, например, любить тигрица, фокстерьерша и медуза – вы понимаете, что они, правда, вас любят, но другое дело, в чем эта любовь выражается. Но это «полюбил волк кобылу – оставил только хвост и гриву», как говорят украинцы. Это тоже ведь любовь, в общем. Они и любили так Кремль. Старались. Мне трудно представить, кто в Кремле мог руководить столь необеспеченно и неактуально. Кто? Никто. Я там не знаю столь коллекционных идиотов, честное слово.
– И куда делись эти люди?
– Сгинули! Не поверите – выхожу к машине, иду, еду домой – ни одного не встречаю, нет их. Куда сгинули – не понимаю.
– Почему вы выгнали Минаева, Дугина?
– С Дугиным все понятно. Дугин, мне кажется, совсем не радиоформат. Нудный. Он приходил и бубнил какие-то странные сектантские вещи. Он как Сёко Асахара что-то бубнил своей секте. Его слушали 200 преданных адептов, которым он обещал каких-то гурий в кокошниках, если они проклянут либерализм. Обещал им 80 девственниц в кокошниках, которые их всех встретят. Нет! Ну я, правда, слушал это и понял, что парень совсем съехал в сёкоасахаризм, сделался уже совсем «Аум Синрикё». Наверное, это дико важно, но не может ли он распространять это среди своих адептов на CD, например. Или создать какую-нибудь специальную радиоточку, или снять клуб имени XXII партсъезда где-нибудь в колхозе. И там собрать этих 200 сумасшедших и им вещать. Трудно, когда тоталитарная секта вещает на широкие массы: люди думают, что ошиблись дверью. Люди доходят до этой частоты, тык, ткнулись, а там – упс – совсем все круто. Они думают: ой, мы ошиблись дверью. А это правильная дверь. Заходите, заходите. А они говорят: нет, ну у вас там дядька какой-то сидит, то ли Дугин, то ли Сёко Асахара. Ну его на фиг. И мне правда кажется, что он в какой-то момент сделался такой разновидностью Новодворской, но наоборот. Но Новодворская хотя бы вызывает эмоции от презрения до хохота, потому что она бывает такой нелепой тетечкой из мультфильма. Дугин ни разу не вызывает хохота, в чем серьезно проигрывает Новодворской. Он всегда напускает на себя серьезность. В какой-то момент ведь надо рассмеяться, сказать: «Ребята! Я шучу!» Но если он и не шутит, так еще хуже.
– А Минаев?
– Минаев с каким-то пренебрежением к трудовой деятельности на радио относился. Его экспромты были трудолюбивы-шутливы, но неподготовленные. Я все-таки считаю, что работа – место, где нужно и гением, и чугунным задом продвигаться. Нельзя наскоком, по верхам этакой стрекозой скакать. Минаев, как мне представлялось, недорабатывал. А его гонорары, суммы, которые я не вправе обсуждать, были, скажу лишь, в шесть раз больше, чем я готов ему платить. В шесть раз больше. Я, конечно, тут же обратил его внимание на это несоответствие, а он сказал, что ему плевать на деньги вообще, потому что для него деньги – kind of respect. Он деньги вроде как презирает (и молодец), но именно те деньги, которые плачу ему я, он не презирает. То есть вообще деньги он презирает, потому что это презренная вещь, а именно те, которые я плачу, не презирает. Потому что именно мои деньги он наделяет метафизическим свойством быть kind of respect. Я ему предложил по-другому выражать respect – не знаю, целовать, что-нибудь делать. Но без денег. Я же хохол, мне жалко денег. Он сказал, что нет, он только деньгами принимает метафизический message, что мы его любим. Как-то мы запутались окончательно. Раз презираем деньги, то давайте их последовательно всегда презирать. Он же бизнесмен, большой менеджер, зачем ему деньги? В общем, мы поспорили о соответствии качества и цены. У меня дед был очень умный, спонтанный даос, дедушка мой Филипп. И он всегда мне говорил: «Пойми, денег не жалко. Но нужно всегда ставить вопрос: коштуе це грошей чи ни». Стоит этих денег или нет. Потому я сказал Минаеву, что, скажем, коробок спичек сколько-то стоит. А если война? Коробок может и меньше стоить. А может и больше. Может быть ситуация, в которой вы отдадите полотно Моне за коробок спичек. Может быть, конечно. Это вопрос из жизни. И вы отдаете полотно Моне. Гогена отдадите. Значит, с точки зрения моего деда, стоимость относительна. Думаю, через какое-то время и Минаев будет стоить того, что он запрашивал в качестве kind of respect. Но, условно говоря, вне войны, вне голода и тифа и всего остального Минаев за такие деньги не нужен. А в условиях войны, тифа и голода тем более не нужен.
– А Андрей Добров?
– Про Доброва я ничего не слышал, кроме того, что познакомился с этим крайне хорошим человеком. Он классный.
– Про Доброва ходили разговоры, что, когда стало известно, что гендиректора РСН Школьника назначают сенатором от Свердловской области, Добров займет его место. И говорили, что и он сам уже был в этом уверен и входил в роль. И тут вы.
– Я про такое ничего не слышал. Вы не поверите. Это просто фантастика. Я с ним знаком очень хорошо. Мы с ним встречались дважды, в октябре и ноябре, и мило беседовали о китайском массаже, китайских врачах и китайском чае и обо всем китайском. Я ему с огромным удивлением сказал, что, кажется, я вас подсидел. Для смеха сказал. Не думал, что он собирался тут администрировать. У меня создалось такое впечатление. Просто в день, когда я пришел, он уже неделю не работал. Мы разминулись. Бывает, что астероид пройдет в сантиметре от другого, а между нами целая неделя была. Что он хороший человек – это я прямо говорю. Он хороший. Он действительно воздает должное китайскому чаю и китайскому массажу. И я тоже. Это нас роднит до какой-то степени. Больше, кажется, ничего не роднит.