А любовь — море. Стихия. Свобода то есть.
Нырнул — плыви. Не умеешь плавать? Тони. Там на дне — тоже масса всего интересного. Живи, короче, в этой стихии. Не готовься, а живи.
Кто про это скажет? Кто объяснит?
Да никто!
Чему нас только не учили! К чему только не готовили! На уроках гражданской обороны даже объясняли, что делать на случай ядерной войны.
А с любовью оставили один на один. Никто ничего не объяснял. Ужас какой! Ничего про любовь не рассказывали, не советовали, не разъясняли… Ничего!
Вот я и готовился к этому поцелую. По привычке. Представлял, как это все будет. Такой разыгрывал спектакль…
А потом…
…Почему в юности мне всегда было страшно прикоснуться к девушке? И почему потом прошло?
Потому что в юности каждое любовное поражение означает фиаско окончательное и бесповоротное. Проиграв одной, ты поиграл всем, и, что самое ужасное, — навсегда.
А когда вырастаешь, нет никаких фиаско. Просто случай, досадный эпизод, казус… Пройдет, в общем.
В юности кажется: обида, поражение не пройдет никогда.
Вырастаешь и понимаешь: пройдет. И не такое проходило.
Потому в юности любая попытка завязать что-то с женщиной — решающая. Но чем больше в жизни таких попыток, тем все менее и менее решающими представляются они…
Был вечер. Я провожал ее к подъезду. Она шла чуть впереди.
И на меня нашло что-то. Наверное, это была страсть. Или любовь. Умные психологи знают разницу, я — нет…
Я положил руки ей на плечи. Катя остановилась. Я развернул ее и уткнулся зубами в ее полуоткрытый рот.
Катя расхохоталась!
Она смеялась своим единственным смехом. Не высокомерно. Не обидно. Просто весело и по-детски.
— Ты что? — спросил я и снова попробовал ее поцеловать.
Она ответила на поцелуй, но тут же снова рассмеялась.
Я совершенно не знал, что мне делать.
Катя вдруг посмотрела на меня серьезно, даже, пожалуй, чересчур, погладила рукой мое лицо и произнесла тихо:
— Хороший ты.
Потом она расхохоталась и побежала к подъезду.
Помахала мне рукой и исчезла за легкой дверью. Тогда ведь еще не было железных дверей и кодовых замков и двери казались легкими…
Всю ночь я потратил на то, чтобы убедить себя, что поцелуй состоялся. И значит, я могу теперь просто подойти к ней и даже чуть небрежно поцеловать. Но по-настоящему.
Но сколько бы потом я ни целовал, Катя каждый раз хохотала.
Я спрашивал ее:
— Что случилось? Почему?
Она говорила мне, что я — очень хороший, и снова смеялась.
Они более мягкие, женщины. И от того — такие жестокие. Они крайне редко говорят: «Пошел вон!», что каждый мужик делает с удовольствием.
Но они умеют все так выстроить, что ты сам понимаешь: ты — лишний, нелюбимый, чужой.
Потом они встречают тебя где-нибудь случайно, целуют в щеку, улыбаются… Спрашивают что-нибудь вроде: «Ты как?» И улыбаются, улыбаются, улыбаются…
Сколько же раз потом, обнимая женщину, я вспоминал Катю и начинал смеяться…
Я смеялся над Катей, над той, которую обнимал в данный момент, над всеми другими, над самим собой, над своей жизнью…
Тут главное было расхохотаться вовремя, когда она приближала к тебе лицо, приоткрывала рот…
И вот — тогда! Не зло, не иронично, а искренно и весело — расхохотаться.
Это было так здорово!
— Такой вопрос. Про любовь. Ну, я расскажу сначала, ладно? В общем, у меня есть друг. Со школы мы еще тусуемся, сейчас он в компании у меня заместитель. У него сестра. Ей сейчас двадцать три. Забойная такая девка. Имя только дурацкое — Клара. Не, ну, главное, брат ее, друг мой, — Сергей. Нормальное имя, да? А она — Клара. Родители вообще чем думали, когда такое имя давали? Ладно. Ничего. Я привык уже за столько-то лет… Ну и вот, значит. Клара росла, росла, да и подросла. Классная такая девка… Грудь там, ноги, задница… Все дела, короче. И, главное, я ее с детства знаю. Ну то есть мы типа знакомые, вот оно что.
Я вообще-то, честно говоря, с женщинами робок довольно. Не знаю почему. Системы вроде все нормально функционируют. А робок. Вот этот весь конфетно-букетный период ненавижу.
Я и в работе так… Помните, как Господь говорил? «И будет ваше слово: да, так да; а нет — так и нет». Вот в бизнесе так можно, а с девушками нельзя.
И вот надо чего-то говорить, как-то там ее заинтересовывать… Но это еще ладно!
Про нее ж тоже надо все выяснить? Типа: она тебя любит или деньги? Юмор есть ли у нее, а то я, если у чела нет юмора, просто подыхаю. Умеет ли готовить.
Тут одну встретил. Ресторанчик, туда-сюда… В кино даже сходили. Она говорит: — Хочешь посмотреть, как я живу?
Ну, я парень сообразительный, глубинную суть вопроса понял. Пришли. Сидим. Неловкость… Ну, у меня всегда в таких случаях неловкость…
Она и говорит:
— Хочешь, музыку поставлю?
Я говорю:
— Давай.
Она знаете что поставила? Стаса Михайлова! Я еле ноги унес. Ну и какие могут быть отношения с женщиной, которая Стаса Михайлова считает музыкой?
Короче. С Кларой таких проблем не может быть. Я все про нее знаю. И про вкусы ее. И даже про то, как она готовит. И даже про все ее романы, которые у нее были. Ей двадцать три, но девчонка, как говорится, видная издалека… И знаю, что сейчас у нее никого нет. Вот, значит, пришел я к Сереге. Чего там надо было перетереть, не помню… А я Кларку давно не видел. А тут — прям на кухне сидит. Глазища там… Все дела…
И меня прям осенило. Прям как будто Бог на ухо шепнул: «Какая девка классная! Готовая прям и без проблем».
И прямо засела у меня эта мысль. У меня всегда так бывает… Знаете, как Володя пел: «Уж, если я чего решил, то выпью обязательно». И у меня так же ровно.
На следующий день вызываю Серегу в кабинет и говорю: так, мол, и так, запал на твою Кларку, не мог бы ты поинтересоваться у нее, как она ко мне относится?
— А то, — говорю, — может, она меня в упор не видит, так чего ж я буду зазря нервные клетки тратить? Они ж не восстанавливаются, ну, вы знаете.
Серега не удивился. Он вообще спокойный такой. Несколько лет назад на него отморозки напали с битами, так он их раскидал и при этом ни разу матом не выругался. Представляете, выдержка. Как у хорошего виски.
Короче, дня три проходит, заходит ко мне Серега и говорит:
— Короче так, начальник… Это он меня «начальник» называет типа для прикола. У Кларки сейчас никого нет. Она так и сказала: «Я, говорит, на сухой диете нынче». Но тебе просила передать, что ты — маленький и инфантильный.
Я обалдел конкретно. Нормально, да? Мне двадцать девять скоро, а ей — двадцать три. Я Серегу спрашиваю:
— А еще чего сказала?
— Нет, — отвечает. — Только это.
И тогда я решил ее достать. Начал ей эсэмэски любовные писать, мейлы. В Фейсбуке в личку такие ей объяснения в любви пишу! Откуда только слова берутся!
У меня в телефоне камера отличная. Я периодически ей объяснения в любви записываю. Красиво! Фон выбираю, чтобы все красиво… Ну и снимаю, как я говорю разные слова.
Это все месяц длится… Не то два? Тут на работе завал был, забыл про все… Полтора, наверное.
Опять Серегу посылаю типа на разведку.
Он — мне:
— Сухая диета у нее продолжается, а про тебя говорит, что ты — не мужик, а инфантильный подросток. Извини. Но такие вот слова.
— А вы ее видели за это время?
— Нет. Зачем, когда такая неясность? Я даже к Сереге ходить перестал, чтобы с ней не столкнуться. Серега не обижается, он — друг настоящий. А если мы вдруг столкнемся, то что же я ей скажу, правильно?
— Послушайте, Марат… А вам не кажется, что если мужчина хочет объясниться женщине в любви, то лучше бы это как-то лично сделать? Глаза в глаза…
— Думаете, поможет?
Нет, вы просто не знаете, какие я эсэмэски пишу! А то, что я на камеру записываю? Шекспиру не снилось, точно говорю. И время, понимаете, времени жалко. И потом как-то спокойней, когда пишешь, привычней. Не знаю… А вы что, думаете, надо встретиться? И прям ее спросить? А что спросить? Поговорить, думаете, с ней надо? А как поговорить?
Та, Которая Не Звонит, не звонила.
Она держит меня, не звонящая, не пишущая. Мысли мои держит. Душу.
Они это умеют. Стоит попасть под их власть, и — все.
В жизни человека должен быть стержень, основа. Что-то самое главное, без чего он никак не сможет.
Тем моим приятелям, для которых стержень — карьера, деньги, зарплата, им спокойней как-то. Потому что все это от них зависит. От усилий, терпения и прочего.
Любой, кто хочет сделать карьеру или заработать деньги, сделает это всегда.
Слышь, учись на пятерки и все будет хорошо! Это правильное направление пути. Эта та дорога, которая от тебя зависит — по ней и иди.
А я не могу без женщины. В единственном числе. Не в смысле секса, хотя это тоже важно. Но главное: мне надо, чтобы она была рядом.
Свой бизнес я выстраивал, когда рядом была Юля. А когда мы были вместе, она была рядом всегда.
— Я — твоя рука, — вздыхала она и улыбалась.
В женщине очень важно, как она умеет тебя благодарить. И умеет ли?
Потому что если ты нормальный мужик, ты никогда на благодарность намекать не будешь. Однако всегда будешь ее ждать.
И, когда она поблагодарит, ты ответишь:
— Да ладно. Мне это ничего не стоило.
Но «зачет» своей женщине обязательно поставишь.
Мы живем в мире людей, закомплексованных до чрезвычайности. Поэтому каждый жаждет ощущать себя центром мира. Современный человек — это такой улавливатель сигналов, которые подает ему мир.
Он улавливает, а не подает. Ему важно, что — о нем, а не что — он сам.
В юности я прочел замечательную фразу Сенеки: «Если хочешь, чтобы тебя любили, — люби».
Мало ли фраз читал? А эта запала почему-то. Запала, но не работает. Пробовал. Женщины с благосклонным удовольствием принимают все знаки любви, и ни фига не дают в ответ.