Современные люди с трудом выдавливают из себя слова благодарности. Им кажется, что это их унижает.
И к женщинам, и к мужчинам относится. Но если мужчинам отсутствие благодарности мы как-то еще прощаем, то женщинам…
Они все принимают как должное. Как бы подчеркивая этим свою крутизну. Если радуются — то подчеркнуто игриво. Если благодарят — равнодушно.
И ты говоришь себе: «Ну и ладно. Я ж не для нее это делаю, а для себя. Это мне зачет».
И все равно внутри какая-то мерзкая досада остается. Остается, черт бы ее подрал!
Юлька умела благодарить.
В женской благодарности ведь что самое главное? В женской благодарности самое главное — взгляд.
Юлька умела так смотреть, что «спасибо» начинало звучать как «я тебя люблю».
Она стеснялась принимать подарки. Она кричала на меня, чтобы я не тратил деньги на билеты бизнес-класса. Она предлагала в приморских городах снимать квартиры, а не номера в гостиницах, потому что это дешевле. В ресторанах она сначала смотрела цену, а потом — название блюда. Она покупала вещи на распродажах, радуясь не самой вещи, а ее цене.
Ради такой женщины стоило создавать бизнес. И все получалось. Сразу. И нужные люди нашлись. И деньги. И, главное, идеи. О Господи, сколько у меня появлялось идей, когда рядом была Юлька!
Вечером я рассказывал ей о своих делах, а она смотрела так, словно, кроме меня, в этом мире для нее больше никого не существовало, так раскрывала свои глаза, как будто от моего рассказа зависела ее жизнь.
Человек слушает глазами. В глазах собеседника отражается — или не отражается — твой рассказ. И когда твой рассказ отражается в глазах любимой — это и есть, наверное, счастье.
У меня в жизни было пять лет абсолютного счастья. У меня получалось все. Бизнес я сумел поставить на ноги, и он работает теперь практически сам по себе.
Я точно знаю: если жизнь за что и может полюбить меня — только за любовь. Если у меня получается полюбить женщину, у жизни получается полюбить меня.
И по-другому это не работает никогда.
А Юлька…
Она очень редко ездила на такси. Даже когда это можно было делать, не раздумывая. Она говорила, что в метро любит смотреть на людей и читать. Как она умудрялась одновременно читать и смотреть на людей, я не знаю. Но как-то умудрялась.
А тут поехала. Было очень поздно. Она возвращалась от мамы, и я сам настоял, чтобы она взяла машину…
— Ужасно неудобно про это рассказывать, тем более практически чужому человеку. Но раз уж пришла…
У меня есть муж. Серебряная свадьба будет… Должна быть через два года. Дочери двадцать лет. Сыну двенадцать.
У нас хорошая семья, правда. Нам с мужем интересно всегда. Он — военный. Но вы не подумайте: он военный ученый. Столько лет прожили, а я так и не знаю, чем он занимается. С одной стороны, тайна. С другой — он пытался мне что-то рассказывать, но я не могу понять своим филологическим умом. Он очень умный. У него на все — собственный взгляд. Мы с ним все можем обсуждать. Он очень много читает художественной литературы и мемуаров. Представляете, благодаря ему я даже открыла для себя некоторых авторов. А я читать очень люблю. Конечно, профессия обязывает.
Отвлеклась. Извините. И в интимной сфере у нас все хорошо, извините. В это, наверное, трудно поверить, но — так. Я всегда знаю, что желанна. И он мой желанный, конечно.
Совсем не похожа на ученую женщину-сухаря. Красивая. Модная. Ощущение такое, что боится выдать собственное счастье: как будто гасит взгляд.
— И тут я… Это… Влюбилась, в общем. Даже не знаю, как все это произошло. Он младше меня на два года. Леонид. Он к нам на кафедру пришел из другого вуза. Невероятно умный! Говорит так… Я многих слышала… Я к Лихачеву в свое время на лекции ездила, Панченко слышала. Но чтобы так говорил человек!
Я своему мужу за двадцать три года ни разу не изменила. Поверьте мне. Даже мыслей таких не было. Зачем? Когда так все хорошо. А тут… Я даже не понимаю, как все произошло. Наваждение какое-то… Облаком накрыло и понесло… И принесло… Мы с самого начала с Леонидом начали общаться так, словно сто лет знакомы. Это ведь признак любви, так мне кажется. У него жена погибла два года назад… Он мне показался таким неприкаянным…
Я когда к нему домой первый раз попала, сразу убираться начала. Дура, да?
Вы не подумайте: у нас не сразу интимное началось. Мы ходили, разговаривали много… Я уже даже к нему домой приходила, обед готовила. Целовались только.
А потом я сама… Он же знает, что я замужем. Он не мог. Я понимаю. И сама поэтому, не сдержалась.
И вот теперь не понимаю, что делать.
Я не могу обманывать мужа, мне противно самой. Я столько за свою жизнь прочитала книг про измены… В каждой второй книге про любовь кто-нибудь кому-нибудь изменяет. Что в нашей классике, что в зарубежной. Но я даже не подозревала, что это так противно… Уйти от мужа? Я не представляю себе жизни без него. И потом, если дочери я еще смогу что-то объяснить, то сыну — нет. И тогда я останусь без сына.
Бросить Леонида я не могу. Не могу и все, понимаете? Как в тумане живу… Когда вижу его… Мы еще работаем вместе, видимся каждый день…
Тяжело. И прекрасно. Иногда ощущаю себя героиней какого-то романа: тяжело и прекрасно. Глупо как-то…
Не знаю, что делать.
— Когда не знаете, что делать, то и не надо ничего делать. Делать надо то, что хочется… А если ничего не хочется, тогда ничего и не надо…
— А как же мне жить? Так, что ли, и жить?
— Когда захотите жить по-другому, тогда и заживете. А пока — так.
— Тяжело так, понимаете? Очень тяжело…
— Понимаю… Но не знаю, как можно иначе… …Светлана появилась через полгода: у нее возникли проблемы в отношениях с сыном.
— А как с Леонидом у вас?
— Это была ошибка. Он оказался… Короче, не тем, кем казался. Бывает. Мы не будем про это говорить, хорошо? Я пришла поговорить про сына…
Она была явно недовольна моим вопросом.
Юлька попала в аварию: разбилась очень сильно.
Она то теряла сознание, то приходила в себя.
Но она дозвонилась мне.
Я умудрился ночью — ночью! — устроить ее в хорошую больницу.
Доктор сказал, что прогнозы самые печальные и что вообще непонятно, выживет она или нет.
Потом сказали, что выживет, но не будет ходить.
Потом сказали, что будет ходить на костылях.
Юлька лежала в каких-то распорках и казалась распятой.
Из-под белого гипса и белых простыней глядели ее огромные черные глаза.
В глазах застыл страх. Я всегда думал, что это такая дурацкая банальная метафора: как это страх может застыть? Он же не желе…
Оказалось, может. Застывший взгляд, полный ужаса. И — ничего другого в этих глазах.
Когда ей стало лучше, в глазах застыл вопрос. И так бывает, оказывается.
Вопрос был такой: «А ты меня не бросишь?»
К ней страшно было притронуться. Я целовал ее прямо в этот, застывший в глазах, вопрос.
Я не врал. Я знал, что теперь мы всегда будем вместе.
Я не отходил от ее кровати целыми днями — и когда врачи говорили: «Идите домой», и когда сестры гнали, и когда так хотелось спать, что я уже плохо понимал, где сон, а где реальность.
Мне казалось, что с этим миром она теперь связана через меня и чем дальше я отойду от нее, тем слабее будут ниточки, связывающие ее с жизнью. И поэтому я должен быть рядом.
Я уже был взрослый человек, я уже много чего перевидал, в концов концов, у меня уже дочь росла, но впервые в жизни я понял, что любовь — это испытание.
Испытание, которое мне очень нравится.
Когда я расставался с другими, самым обидным было то, что я в них много чего вкладывал. Не денег, а души, эмоций, времени наконец. И это все пропадало. Обидно…
А потом возникала новая, и надо было вкладывать сначала. И оно опять пропадало.
Какое-то бесконечное вкладывание в пустоту…
Никогда и ни в кого я не вкладывал столько, сколько в Юлю. Иногда мне казалось, что я ее просто создаю, делаю ее.
И я был абсолютно, двухсотпроцентно уверен, что это не напрасно, потому что мы — навсегда.
Юлька говорила, что она — моя рука. Но теперь мы просто — одно. Единое такое существо.
Любовь всегда эгоистична. Кто бы там что ни твердил про альтруизм — ерунда это все! Мы любим человека за то, что мы в него вложили. Поэтому любовь к детям — самая сильная, ведь мы ни в кого столько не вкладываем, сколько в них.
Мы любим другого за самого себя — того себя, которого удалось в него вложить.
«Любовь — это открытие мира! Любовь — это познание!»
Ерунда это все!
Завоевание Америки — вот что такое любовь. Приехал с оружием в руках; уничтожил всех лишних, если они были; пригляделся, присмотрел территорию и начал обрабатывать, чтобы на ней жить.
Она поступает так же. Вы не изучаете друг друга, а начинаете вкладывать. И чем больше удалось вложить, тем больше шансов на окончательное завоевание.
Юлька…
Я даже не знал, что могу так слиться с другим человеком. Я был не с ней, я был в ней.
Я знал, что подниму ее на ноги, потому что не она — я лежал, распятый на кровати.
А я не хочу, и, значит, не буду так лежать.
И мы встанем. И мы пойдем. И мы будем жить вместе. И это будет такая счастливая пара, какой еще не видывал мир.
Этот звук исчезнет, испарится, —
Будет жить под сердцем у меня.
Ты — недоозвученная птица —
Улетела, в бывшее маня.
Я хотел услышать. Но не вышло.
Убежал, чтоб не было беды.
Так, бывает, облетает вишня,
Не умея вырастить плоды.
И стою я, как дурак влюбленный,
Испугавшись твоего крыла.
Умирает звук м