Книги для чтения вслух
Чтение вслух – поразительный способ объединения, узнавания друг друга. Я лучшего просто не знаю. Когда мы смотрим телевизор или идем в театр, то смотрим не друг на друга, а смотрим куда-то, и каждый по-своему воспринимает и переживает. А когда читаешь вслух, ты видишь все лица, а они видят лицо читающего… И это общее действие необыкновенно сближает! При одном условии: от читающего нужна предельная искренность.
Как же мама читала! Сейчас есть множество аудиокниг, в том числе в исполнении известных актеров. Читают профессионально, дикция превосходная. Но, честное слово, у мамы получалось даже лучше! Настолько живым, захватывающим и зачаровывающим было ее чтение, столько эмоций она умудрялась передать, сколько образов рождалось просто от ее интонаций!
Александр Пушкин. Сказки, «Повести Белкина» и др.
Петр Ершов. «Конек-Горбунок»
Антон Чехов. Рассказы и повести
Николай Гоголь. «Вечера на хуторе близ Диканьки»
Януш Корчак. «Когда я снова стану маленьким», «Король Матиуш Первый»/
Илья Ильф и Евгений Петров. «12 стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажная Америка»
Ромен Роллан. «Кола Брюньон»
Даниель Дефо. «Робинзон Крузо»
Уильям Коллинз. «Женщина в белом»
Клайв Стэйплз Льюис. «Хроники Нарнии»
Генри Райдер Хаггард. «Дочь Монтесумы»
Джеймс Хэрриот. «О всех созданиях – больших и малых» и другие книги
Элинор Портер. «Поллианна»
Мария Луиза Раме (псевдоним Уи́да). «Нелло и Патраш»
Лев Кассиль. «Вратарь Республики», «Кондуит и Швамбрания» и др.
Михаил Зощенко. Истории про Лелю и Миньку
Вениамин Каверин. «Два капитана»
Жюль Верн. «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан» и др.
Памэла Треверс. «Мэри Поппинс»
Алан Милн. «Винни-Пух и все-все-все» (полная версия, в переводе Бориса Заходера)
Виктор Гюго. «Козетта»
Александр Грин. «Алые паруса», рассказы
Генриэт Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»
О. Генри. Рассказы
Эрих Кестнер. «Эмиль и сыщики»
Николай Носов. «Незнайка и его друзья» и все остальные Незнайки
Наталья Абрамцева. Сказки и истории
Николай Гарин-Михайловский. «Детство Темы»
Марк Твен. «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Принц и нищий», «Янки при дворе короля Артура»
Александр Волков. «Волшебник Изумрудного города» и все остальные книги про Элли и ее друзей
Джек Лондон. Повести и рассказы
Редьярд Киплинг. «Маугли» и другие сказки
Джемс Гринвуд. «Маленький оборвыш»
Гектор Мало. «Без семьи»
Чарльз Диккенс. «Приключения Оливера Твиста»
Корней Чуковский. «Серебряный герб»
Анатолий Алексин. Повести
Антон Макаренко. Педагогическая поэма
Гавриил Троепольский. «Белый Бим Черное ухо»
Владимир Тендряков. «Весенние перевёртыши», «Ночь после выпуска» и др. повести
Борис Васильев. «Не стреляйте в белых лебедей»
Леонид Лагин. «Старик Хоттабыч»
Артур Конан-Дойль. Все произведения о Шерлоке Холмсе
Александр Твардовский. «Василий Тёркин»
Василий Шукшин. Рассказы и повести
Народные сказки и легенды: русские, украинские, французские и многие другие.
Любимые книги нашего детства
Их были десятки. Большинство звучат маминым голосом. Она приносила книги из библиотеки, где работала 20 лет. В том числе списанные, истрепанные – о, какая это была ценность! Вот несколько, запомнившихся нам навсегда.
Туве Янссон. «Муми-тролль и комета». «Шляпа волшебника». Перевод В. Смирнова.
и
Анне-Катарина Вестли. «Папа, мама, восемь детей и грузовик», «Папа, мама, бабушка и восемь детей в лесу», «Каникулы в хлеву», «Маленький подарок Антона», «Бабушкина дорога»,перевод Л. Горлиной.
Эти две книги» – находка для многодетных семей. Мы все до сих пор считаем их лучшим художественным образом нашего Дома.
Леонид Соловьев. «Повести о Ходже Насреддине».
Входит в золотой список книг, передаваемый по наследству, под № 1.
В нашем воспитании она сыграла, может быть, решающую роль и осталась важной на всю жизнь. И для всех нас она звучит маминым голосом.
Вторая часть, как известно, автором была написана в лагере. Но в ней нет и тени мрачности, правда? А какой невероятный язык, какая объемная и яркая картина мира! Хотя, может быть, поначалу читать эту книгу вслух будет непросто.
Но попробовать стоит обязательно.
Виктор Драгунский. «Денискины рассказы».
Бессмертная книга. Если начинать ее читать вместе и, где надо, пояснять детям непонятные слова, – в дальнейшем уточнять «устаревшие» понятия станет для них привычным делом в любой книжке. Тоже легко читается вслух.
Мэри Мейп Додж. «Серебряные коньки».
Чудесная книжка про маленьких голландцев, добрых и бесстрашных, про то, как и чем они жили всего-то 150 лет назад. Для тех, кто уже привык к чтению – с 6–7 лет. Начинать с нее рановато.
Ганс Христиан Андерсен. Сказки.
Наши внуки и правнуки слушают с 3–4 лет. Без Андерсена, конечно, представления о мире резко беднеют.
Лев Толстой. «Азбука».
Говорят, устарела, дети не понимают. Чистейшая неправда. В этих маленьких, на полстранички, историях – целые романы для детей. Она помогает лучше чувствовать русский язык, историю, да и саму Россию.
Александр Дюма. «Три мушкетера».
Мама читала нам ее вслух много раз. Мы знали ее наизусть. Любимая глава – разумеется, про обед на бастионе Сен-Жермен… Мы всё бросали, чтобы ее послушать, и укладывались в кровати, потому что мама читала только перед сном.
И, наконец, то, без чего не может сформироваться культура и вкус ребенка.
Русская поэзия. Песенки, потешки, сказки Чуковского, Маршака, Пушкина. А потом и стихи и поэмы Пушкина, Лермонтова, Жуковского, поэтов Серебряного века.
Русская классическая проза. Тексты сравнительно небольшого объема: «Дети подземелья», «Слепой музыкант» Короленко, «Белый пудель» Куприна, «Каштанка» Чехова, «Муму» Тургенева и многое другое.
Мы, следующие поколения Никитиных, считаем: современному человеку (и родителю, и ребенку) надо уметь существовать в разных ритмах. Мы ведь способны воспринимать информацию из пяти каналов одновременно. Значит, можем и замедлиться – например, читая классику, написанную в XIX веке. Это позволит нам не терять контакта с историей, с русским языком, с нашей культурой и чувствовать себя полноценным звеном в бесконечной цепочке поколений.
Наша классика – это экологически чистый язык. А еще феноменальный антидепрессант и бездонный источник энергии и смысла. Нужно позволить ей нас приручить – как взрослых, так и детей.
Очень много замечательных книг, недоступных в нашем детстве, выходит сейчас в разных издательствах: «Самокат», «КомпасГид», «Розовый жираф», «Детгиз» и других. В крупных городах эти книги доходят до библиотек – и выдаются, между прочим, по-прежнему бесплатно. Мы всегда обращаем внимание на язык (стало быть, и на перевод) и оформление, этому нас научила наша мама. И хотим, чтобы у наших детей и внуков сохранилось навсегда такая же нежность к их первым книгам.
Многодетная семья в позднем Советском Союзе
В 1959 году в семье Бориса Павловича и Лены Алексеевны Никитиных родился первенец, Алеша. А к 1972 году детей у них стало уже семеро. Чтобы лучше понять, в каких условиях происходила жизнь семьи Никитиных, небесполезно хотя бы в общих чертах описать особенности бытового уклада советской жизни того времени.
Первое что надо понимать про поздний («брежневский») СССР, а именно на этот период приходится история семьи Никитиных, – это уже не патриархальная и не переходная, а полноценная современная городская цивилизация (речь идет, разумеется, о европейской части СССР). И все следствия этой цивилизационной модели – в том числе рост потребительского спроса, претензии к уровню комфорта и благосостояния – совсем не чужды советской жизни этого времени.
Но это именно Советский Союз – то есть мобилизационная экономическая и социальная система, основанная на распределении, плановой экономике и полном контроле государством всех ресурсов.
В итоге бытовую экономическую жизнь в позднем СССР определяло ключевое противоречие между потребительской ограниченностью (если не сказать бедностью), обсусловленной социально-экономической системой, и ростом благосостояния (как того требует современная городская цивилизация).
Или, если проще: советская система могла обеспечить только ограниченный (на грани бедности) уровень благосостояния основной массы населения, но ей приходилось постоянно расширять эти границы. В результате чего сложилась совершенно уникальная структура бытовой экономической жизни, где рост благосостояния одних групп уравновешивался маргинализацией других, а рост потребительских возможностей – дефицитом товаров.
Бедность советской потребительской жизни очень хорошо иллюстрирует даже самая общая статистика. Средний уровень потребления на человека в СССР (не ВНП на душу населения, а доля его, идущая на потребление) по состоянию на 1976 год сильно меньше, чем уровень потребления в том же 1976 году 12 % американцев, живущих за чертой бедности.
Однако если не ориентироваться только по «общей статистике», а смотреть изнутри, то ситуация выглядела куда более сложной и динамичной. Нефтедоллары дали возможность советской системе расширить поле баланса в пользу роста благосостояние отдельных групп. Общая потребительская бедность, сохранявшаяся до середины 70‑х, сменяется «рваным потребительским ростом». Отчетливо выделяются маргинальные группы населения, проигравшие борьбу за ограниченные ресурсы, распределяемые системой (то есть за дефицит). Собственно, этот перелом хорошо виден в комментариях детей Никитиных. Если старшие не сильно переживают свою бедность и говорят о том, что они мало отличались от других, то для младших бедность – уже отчетливая и вполне болезненная проблема.
Структуры позднесоветской повседневной жизни
Одной из важнейших особенностей позднесоветской жизни была почти полная занятость. Причем почти равная в отношении женщин и мужчин. Это отчасти было следствием послевоенного дефицита мужчин, но к 70‑м годам стало определяться уже чисто экономическим фактором. Обычная, даже неплохая советская зарплата могла обеспечить приемлемый уровень жизни только одному человеку плюс одному ребенку. Если не брать военных или другие привилегированные профессии, то неработающий взрослый член семьи сразу опускал ее на уровень бедности. Ясли, детские сады, в том числе пятидневки, продленные группы в школе – все это помогало работающим матерям, но экономических механизмов, позволяющих им не работать, практически не было.
При этом работа означала полную 8 часовую занятость. За исключением очень ограниченного круга творческих профессий, имевших благодаря этому привилегированный статус, советские люди проводили на работе большую часть дня. Относительно распространена была работа на полставки, но это означало и половину зарплаты, которая уже не обеспечивала даже элементарных потребностей. В условиях дефицита любое стремление к благосостоянию требовало не только денег, но и свободного времени. То есть, по сути, для реализации потребительских потребностей (для поддержания приемлемого уровня благосостояния) человек тратил не только рабочее, но и большую часть свободного времени.
Советская структура цен и потребительских трат радикально отличалась от привычной нам сейчас. В первую очередь это касается соотношения продуктов и вещей. 150 рублей за пальто, то есть средняя месячная зарплата – вполне обычная трата советского человека. Даже самая простая и не престижная обувь и одежда стоила ощутимых для бюджета денег. Телевизор стоил (в разное время) от двух до четырех месячных зарплат, стенка (которую еще надо было достать) – от 5 до 10 месячных зарплат.
Впрочем, и продукты не были совсем дешевыми. Хлеб за 13 копеек или картошка от 8 до 15 копеек за килограмм – это было, безусловно, доступно любому. Но вот яйца – уже 1 рубль 30 копеек за десяток, сыр – 2,80–3 рубля, мясо – 2,20–2,50 за килограмм (с костями, разумеется). То есть уже вполне весомая доля бюджета. В пересчете на современные цены та же покупательная способность у современного жителя России была бы при зарплате от 9 до 15 тысяч рублей. И это при том, что купить мясо (как и сыр, как и многое другое) в магазине очень непросто, а хорошее мясо (как и хороший сыр) – просто невозможно. На рынке есть хорошее – за 4–5 рублей и без очереди, но это уже цена отсечения. Непомерная трата для большинства.
Собственно, продовольственный бюджет советского человека совсем не предполагал возможности переплачивать вдвое за качество или удобства. Ради качества можно было несколько часов отстоять в очереди, но платить вдвое – это почти никто не мог себе позволить. Просто потому что не хватило бы зарплаты.
Фрукты были довольно дорогими. Например, черешня – 2 рубля кг, мандарины – от 1,50 рублей. Причем продавались фрукты только в сезон. Черешня – с мая, максимум полтора месяца, а мандарины – меньше месяца перед новым годом. Булочки, мороженое, конфеты, сгущенка, лимонад – основной набор детских лакомств был не сильно разнообразен и, несмотря на весь официальный пафос социальной защиты детей, вполне соответствовал общей логике цен: дешевые продукты – из простых и дешевых компонентов (мука, маргарин, сахар) и довольно дорогие – из сложных (сливки, фрукты, кремы, шоколад). И естественно, любые детские вещи – игрушки, коньки, велосипеды и прочие механизмы, которыми дети реально пользовались, – стоили ощутимых денег.
Дешевыми были траты, которые сейчас составляют заметную часть бюджета, – коммунальные услуги и транспорт (кроме авиабилетов). Собственно, дешевизна коммуникационных и транспортных услуг предопределяла преимущества жизни в больших городах – городские удобства не влекли за собой соответствующее увеличение расходов.
Ну и, наверное, главное отличие – квартиры, которые чаще всего ничего не стоили. Их не продавали, а давали (были схемы с кооперативами, через которые люди могли, минуя очередь, покупать себе квартиры, но большинство квартиры именно получали). Разумеется, квартиры давали не просто так и не всем. Очередь на квартиру могла идти годами (в Москве часто было более 5 лет) и жестко по нормативам квадратных метров на человека. То есть на очередь ставили, только если на человека приходилось меньше 5 кв. м., а новую квартиру давали из расчета 10–12 кв. м. на человека.
Преимущества городских удобств и квартирный вопрос породили один очень странный советский феномен, имеющий прямое отношение к семье Никитиных, – поселки городского типа. В отличие от классического пригорода большинство населения этих поселков работало вовсе не в городе, а в этом или соседних поселках (часто тратя на дорогу довольно много времени). В отличие от села, жители не занимались непосредственно сельским хозяйством: часть населения таких поселков жила в панельных городских домах и даже огородов не имела. Работа в таких поселках (если рядом не было оборонного завода) была даже по советским меркам низкооплачиваема, преимущества городской жизни были частичными (у тех же Никитиных водопровод появился совсем не сразу).
Многодетная семья – изгои
Даже самое общее описание структур советской жизни показывает, что многодетная семья экономически и социально была в СССР маргинальной. Фактически любой третий ребенок обрекал советскую семью на бедность, которая с каждым последующим ребенком стремилась к нищете.
Чтобы отправить в школу семерых детей, нужно было потратить минимум 150 рублей только на школьную форму: в среднем для девочки она стоила 22 рубля, для мальчика 17,50 (плюс рубашка). Для семьи из 4 и более детей нивелировалась относительная дешевизна продуктов – структура советского потребления не выдерживала полутора-двукратного увеличения цены на продукты. При этом проблемы трат на одежду и сколько-нибудь сложные игрушки оказывались буквально катастрофическими.
Отчасти многодетность помогала решить квартирный вопрос. Однако в лучшем случае такая семья получала большую квартиру в панельном доме, в которой все равно им было тесно (квартир более 90 кв. метров в СССР почти не строили). А тех, кто, как Никитины, жили в просторном доме с участком, это вообще не касалось.
Кроме того, как было сказано выше, материальное благополучие складывалось во многом из возможности тратить свое свободное время на «получение» товаров или решение социально-бытовых проблем. Многодетная мать априори лишалась этих возможностей.
Все сложившиеся структуры советской жизни предполагали семью из одного-двух детей. (если двух, то с заметным интервалом – 5–9 лет). Собственно, это и было почти официальной нормой. Все, что больше – было скорее проблемным и нежелательным. В частности, по неофициальному предписанию на престижные работы за границей не брали не только тех, у кого нет семьи, но и тех, у кого было больше трех детей.
Формально многодетные семьи всячески пропагандировались. Постановлением Президиума Верховного совета от 1944 года были учреждены медаль «Мать-героиня» и орден «Материнская слава» трех степеней, а также назначались серьезные меры материальной и моральной поддержки женщин, направленные на поощрение многодетных семей. Но интенция данного постановления была обусловлена войной и общей логикой «бабы еще нарожают». К середине 60‑х военный демографический провал был преодолен, а общая милитаристская агрессивность режима явно сошла на спад. К тому же высокая рождаемость на Кавказе и в азиатских республиках позволяла не думать о проблемах с регулярным армейским набором. В итоге большинство льгот перестало функционировать. И в борьбе за ограниченные ресурсы многодетные семьи были вытеснены в маргинальную зону бедности.
Только в 1981 году, когда динамика демографической ситуации (в том числе и с набором в армию) стала выглядеть угрожающей, была принята программа повышения рождаемости. В течение нескольких лет поэтапно были приняты постановления, резко увеличивающие льготы и прямые выплаты многодетным семьям. Кроме того, был резко увеличен оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком: с 58 дней до и после рождения до 90 дней (до и после). Также введен частично оплачиваемый отпуск до года и неоплачиваемый до 3 лет – все это с гарантированным сохранением места и стажа работы. Это постановление привело к всплеску рождаемости, который длился почти 10 лет. Но к этому времени младшему ребенку Никитиных было уже 9 лет.
Собственно, многодетные семьи стали едва ли не самой последней группой, попавшей под «расширение границ благосостояния». Проблема советской системы в том, что она могла функционировать только в условиях общей бедности. До поры до времени ей удавалось сохранять баланс, расширяя границы благосостояния, так что рост доходов порождал дефицит и им же компенсировался. Но к концу 80‑х границы эти оказались расширены настолько, что система не выдержала и начала стремительно валиться.
Некоторые сведения о домашнем хозяйстве и семейном быте Никитиных,воссозданные на основании хозяйственных записей и воспоминаний членов семьи
Заработок и другие источники дохода
Лена Алексеевна после замужества работала в одной и той же поселковой библиотеке им. С. Н. Дурылина. В 60–70‑е годы, до пенсии в 1980 году, ее зарплата составляла 80–90 руб.
Борис Павлович долгое время платил алименты первой семье (расстались по инициативе супруги). Работал на разных работах, часто на двух-трех: учителем труда в школе, в НИИ игрушки, младшим научным сотрудником в Институте трудового обучения Академии педагогических наук. Средняя зарплата – 130 руб. Одно время обучал играть в развивающие игры как методист.
В 1976 году Б. П. вышел на пенсию – 120 руб. И наступили стабильные времена: мамины 80 р., папины 120, отдавал какую-то сумму из пенсии дедушка, который жил с нами. Плюс – стипендии старших (все учились хорошо, часто с повышенной стипендией).
Ольга:Помню, что моя повышенная стипендия в училище (34 руб. 50 коп.) все три года учебы (1976–1979) была неплохим подспорьем семье. Я оставляла себе, кажется, рублей десять на дорогу и всякие мелочи, а остальное шло в общий семейный кошелек – маме. Мне кажется, что в финансовом плане самое тяжелое время было в конце 60‑х – начале 70‑х годов. Дети росли, а доходы были невелики. Двух зарплат далеко не высокооплачиваемых специальностей (мама в библиотеке получала максимум 80 руб., папа, помнится, всегда был на нескольких работах, а с 1976 г. на пенсии, хотя и почти максимальной – 120 руб.) хватало едва-едва.
Домашняя фабрика «Ниточка-Никиточка» работала в 1969–1970 гг. Трудились все. За 1 фартук получали 15–30 копеек. В день выпускали по 10–15 готовых фартуков. В 1974–75 гг. был опыт такой же «поточной» клейки конвертов – помогали Наташе Абрамцевой (известной сказочнице, с детства прикованной к постели), которой нужен был трудовой стаж.
С конца 70‑х Б. П. и Л. А. стали активно приглашать на выступления в разные города. Иногда они ездили каждый месяц. Объездили буквально весь Союз. Им всегда оплачивали билеты, жили они у кого-нибудь в семьях, и часто после выступления организаторы давали деньги в конверте. Из-за этих «гонораров за лекции» мама смущалась и очень расстраивалась, папа нисколько не расстраивался и не смущался, и они спорили до слёз и ссор. Папа говорил: «Ты считаешь не нужным – не бери, а я считаю, что это нормально, если люди дают деньги за твою работу. Значит, мы их заработали, можно брать. При этом, если конверта не было, папа о нем и не вспоминал. Эти деньги, судя по всему, шли «в работу»: покупались кубики и материалы для изготовления развивающих игр, краски, книги, выкупалась часть тиража из собственных вышедших книг и т. п. Те же самодельные развивающие игры и свои книги папа постоянно дарил.
Гонорары за книги стали заметны в бюджете семьи позже. Особенно с середины 80‑х, когда стали приходить деньги от книг и игр, изданных в Германии (ФРГ) и Японии. Все договоры с иностранными издательствами заключались через Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП), через него же шло выплата гонораров авторам. Государство удерживало львиную долю в свою пользу – 30 % или 50 % от сумм, перечисляемых иностранными издательствами. Зато гонорары выплачивались чеками Внешпосылторга, на которые покупались невиданные вещи в знаменитых магазинах «Березка». Всех детей тут же обеспечили джинсами – 50 чеков за штуку. В «Березке» покупались зимняя одежда, обувь, аппаратура, книги. Иностранных гонораров хватило на то, чтобы в конце 80‑х сильно расширить и отремонтировать дом (надстроили второй этаж). Если бы не приходилось делиться с государством, конечно, Б. П. и Л. А. стали бы миллионерами. Но, как говорила Л. А.: слава Богу, обошлось.
Гонорары появились и после издания книг в Советском Союзе – миллионными тиражами. Но они были на порядок меньше, чем немецкие.
Много вещей нам приносили и отдавали. В том числе мебель. Но вообще папа все делал своими руками (полки, табуретки, тумбочки и т. п.), а одежду мама шила.
Льготы и пособия
Государство до 1974 года практически не поддерживало. Декретный отпуск составлял 56 дней до и 56 дней после рождения ребенка. Пособий на рождение не было. Они появились только в 1974 году и выплачивались, пока дети были совсем маленькие – по 8 руб. на ребенка (согласно постановлению Совета Министров СССР от 25.09.1974 г. № 752, – 12 рублей. – Примеч. ред.). Было бесплатное питание в школе, но детям оно совсем не нравилось. Раз в год выдавали зимнюю одежду и обувь.
Жилье и коммуналка
В 1962–1971 жили в щитовом финском домике, поставленном Б. П. с помощью родных. Печку топили дровами, воду носили из колонки, стирали вручную.
В 1971 году этот домик пошел под снос, в предложенные многодетной семье две квартиры не поехали, предпочли уже с семерыми переехать в бывшую генеральскую дачу довоенной постройки с участком 40 соток. Там было свое паровое отопление (папа следил, чтобы в доме было прохладно – 16–18 градусов, не больше) и водопровод с холодной водой, туалет во дворе. Часть денег выплатила администрация поселка, которая сносила наш старый домик, часть привез дедушка (папин отец, переехавший к нам в то время). Остальное взяли в долг. Долг за эту дачу (около 3000 руб. – это было гигантская сумма, столько стоил автомобиль «Запорожец») выплачивали потом несколько лет.
Коммунальные платежи, скорее всего – не более 5 % от общего дохода. Баню (на дровах) построили друзья. Электричество, правда, зря не горело – за этим следили, но без излишнего педантизма.
Пылесос и стиральная машина появились еще в старом доме. Телефон поставили только около 1980 года, когда к нам переехала бабушка – персональный пенсионер. Стирать часто ездили в прачечную самообслуживания за две остановки на электричке – адское мероприятие! Мама обычно брала с собой двоих помогать. Жарища, пар, духота, очереди, воздуха не хватает… Загружали сразу пять машин. Там же гладили.
Одежды у мамы и папы было мало. Похоже, они особенно не обращали на это внимания. Мама много шила и перешивала сама. У папы был один костюм, который он всегда носил без галстука – на работу и на выступления. А дома был в спортивном костюме. Мама не без смущения купила себе два новых костюма в «Березке», только когда ее пригласили вести ТВ-передачу «Для вас, родители!» – деваться было некуда. Эти костюмы у нее прожили лет 15, потом мы еще их носили, перешитые.
Маленьким одежда покупалась очень редко. В основном, носили то, что нам отдавали, а мама переделывала под нас. Обычный комплект младших: домашнее – трусики-маечки, одна школьная форма, один вариант одежды «на выход». Обувь – 1–2 пары: сандалеты, резиновые ботики, валенки. Шарфы не водились. В 80‑х появились зарубежные гонорары, и родители в первую очередь одевали нас, а не себя.
Мебель начали покупать в 80‑е годы. До того что-то нам отдавали, многое папа мастерил сам. Когда стали появляться деньги, папа легко ссуживал друзьям и вообще любому, кто просил. Случалось, что и не отдавали. А он, хоть все расходы и записывал, никогда не требовал долги обратно. К деньгам у нас в семье всегда относились спокойно.
Родители собрали огромную библиотеку. Специальная литература по педагогике, психологии и многим другим областям знаний. А также художественная литература, мировая классика, в том числе для детей.
Газеты и журналы выписывались всегда: «Правда», «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Учительская газета»; журналы «Изобретатель и рационализатор», «Техника – молодёжи», «Семья и школа», «Наука и жизнь», «Новый мир», «Огонек» (для бабушки), «Химия и жизнь» (Антону); детские: «Мурзилка», «Веселые картинки», «Пионер». Время от времени бывали еще «Пионерская правда», «Здоровье», «Юность».
Во-вторых, на инструменты и всякие приборы – в мастерскую, на кухню. Разнообразные весы, динамометры, секундомеры, диктофон и пр.
Еда
Примерное меню семьи на каждый день. Восстановлено по хозяйственным записям и воспоминаниям членов семьи.
Завтрак
Любые жидкие каши, в самые трудные времена – на воде пополам с молоком + маргарин вместо масла. Молочный суп (с рисом или лапшой, обычно молоко пополам с водой, зато туда добавлялось яйцо). Молоко со свежим хлебом. Если по яйцу – то всмятку, по одному на человека. Хлеб с маслом и сыром.
Обед
Первое было почти всегда. Мама варила великолепные борщ или щи на мозговой косточке. Огромной кастрюли хватало на два-три дня.
Еще кулеш, гороховый суп, куриная лапша. Лапшу мама делала сама. Одна курица варилась на кастрюлю и потом делилась на всех: кому крылышко, кому ножка. Папа, раскладывая курицу по мисочкам, рассказывал сказку про то, как мужик гуся делил.
Были и супы из пакетика, из рыбных консервов. В трудные времена – «пельменный суп».
Второе – обычно без мяса. Например, макароны с сыром. Или каша гречневая со сливочным маслом (самостоятельное блюдо).
Ужин
Пюре, макароны, рис, гречневая каша. Или тонкий слой фарша в картофельной запеканке.
Вот, например, обычный ужин: макароны с сыром + чай с сахаром, баранками, пряниками.
Мясо ели редко, обычно в виде котлет и в добавление к основному блюду. Никогда не готовили жареного мяса или с острыми соусами. Если жареная картошка, то уже без мяса, но с салатом. Чаще – тушеная картошка с мясом, приготовленная в скороварке.
Много было салатов. Капуста – зеленый консервированный горошек – зелень. Или помидоры – огурцы – репчатый лук. Или домашняя квашеная капуста.
Все салаты всегда заправлялись подсолнечным маслом, майонез мама никогда не использовала.
А вот рыбу ели чаще, чем мясо. Любимая – треска, тушённая с луком и морковкой. Хек, минтай, ледяная. Мама всю жизнь очень любила рыбу. Папе абсолютно все было по вкусу. Часто были консервы рыбные (их можно есть с косточками): кильки в томатном соусе, шпроты, скумбрия, сайра.
Винегрет – с квашеной капустой или селедкой. Овощи варили на пару в скороварке (специально купили).
И по сей день очень любим мамин картофельный салат: картошка варится в кожуре на пару, быстро чистится и еще горячей перемешивается с тонко порезанным полукольцами репчатым луком (желательно красным), заправляется вкусным подсолнечным маслом и солью. Лучше всего с селедкой, но можно и так.
Блины, оладьи – с маслом, сметаной, вареньем. Творожники были редко, обычно творог съедали так, со сметаной и сахаром.
Запеканки – творожные, картофельные, макаронные и др.
Подросшие девочки много пекли сами, завели книгу домашних рецептов и выдумывали фантастические блюда. Лет с 12 на кухне хлопотали в основном Оля и Аня.
Фрукты и овощи ели по сезону и как можно больше: виноград – ящик, яблоки – ящик и т. п.
Арбузов покупали тележку – были по 5–8 коп./кг. И если арбуз или дыня – только они, больше никакой еды с ними.
Зимой буквально каждый день – тертую морковку. Летом каждый день с огорода носили пучки зелени, весной варили щавелевый и крапивный супы.
На сладкое – сухофрукты: изюм, финики. А еще пастила, варенье. Халву – подсолнечную, тахинную – любили все и покупали коробками-упаковками по 10–16 кг.
Обычный набор продуктов в семье Никитиных (60–80‑е годы), цены приблизительные
1. Молоко, 1 литр (в разлив) – 28 коп. Покупали практически каждый день – бидон на 4 л. Пили некипяченым.
2. Сметана, 1 кг – 1 р. 70 коп. Покупали в специальный пластиковый бидончик на 1,5 кг.
3. Творог, 1 кг – обезжиренный 85 коп., обычный 1 руб.
4. Яйца, 1 дес. – 90 коп. и 1 р. 30 коп.
5. Масло сливочное, 1 кг – 3 р. 50 коп.
6. Сыр «Пошехонский», «Голландский», 1 кг – 2 р. 70 коп., «Российский» – 3 р. Покупали регулярно.
7. Хлеб:
– ржаной, 1 буханка – 12 коп.;
– пшеничный (серый), 1 буханка 0,8 кг – 15 коп.;
– белый пшеничный, 1 буханка (кирпич) 0,8 кг – 22 коп.
8. Бублик – 6 коп. (изредка привозили из Москвы, каждому доставалась четвертинка или половинка).
9. Пряники, 1 кг – 1 р. Очень любили и часто покупали.
10. Сахар-песок, 1 кг – 90 коп. Уходило много.
11. Картошка, 1 кг – 10–12 коп. Морковка, свекла – 15–20 коп.
12. Гречка, 1 кг – 55 коп. (но ее в магазинах почти не было), рис круглый – 88 коп. Макароны, кажется, 33 коп. за килограмм.
13. Яблоки «Джонатан» 1 кг – 1 р. 50 коп.
В саду-огороде росли крыжовник, малина, немного клубники, укроп и петрушка, морковка, щавель, редиска, яблоки, вишня, слива. На участке под соснами – земляника, черника. Но в саду и в огороде росло все плохо, так как сосны и ели загораживали солнце. Одно время сами сажали картошку.
Покупали редко
Хлеб батонами (1 батон 0,5 кг стоил 25 коп.). Но мы его и не любили, обычный пшеничный был вкуснее.
Колбасу: Молочная, 1 кг – 2 р. 20 коп. «Докторская» и «Любительская» (с жиром) – 2 р. 90 коп. Покупали изредка. «Краковская» – 3 р. 60 коп.
Бананы, 1 кг – 2 р., были большим лакомством. По праздникам – по 1 штуке на брата.
Язычки – 7 коп., коржики – 8 коп., булочка калорийная – 10 коп. Пирожное (в том числе те самые, папины-мамины) – 22 коп. Эти штучки практически не покупали: давали в школе на завтраки или привозили гости.
Шоколадка «Аленка» 100 г. – 90 коп. Очень любили, появлялась редко. Всегда ее делили на палочки по 5 квадратиков. Каждому по такой палочке. Это считалось совершенно естественным – вон она какая большая была. Конфеты тоже обычно делились: получали по половинке.
Курага, мед, орехи были дорогими и редкими, их ели по чуть-чуть.
Чего на столе не бывало вообще
копченостей,
дорогих колбас,
ветчины,
буженины,
красной рыбы
(их, правда, не было и для простого народа).
Никогда не покупали майонез, кетчуп, соусы, крайне редко – торты, конфеты.
Заготовки
На зиму всегда все вместе квасили капусту – огромный бак, хранили в подвале. Мама варила яблочное варенье (из своих яблок). Зимой изредка лепили пельмени, тоже всей семьей, и замораживали.
На праздники мама всегда пекла пироги. Тесто ставилось с раннего утра в кастрюле литров на 15, на дрожжах. К вымешиванию подключались папа и старшие – уж очень трудоемкое это дело. Потом кастрюлю папа поднимал куда-нибудь под потолок, на высокую полку, под чистое полотенце. Бегали-щупали: поднялось – не поднялось до края? Потом его торжественно вываливали на стол (мы очень любили смотреть на процесс): огромное, живое, оно лежало на кухонном столе, пухло и пахло. Лепили все вместе: с капустой (фирменная начинка – отварная капуста плюс сливочное масло плюс порубленные крутые яйца), с рисом и яйцом, изредка с мясом и луком. Плюшки – с сахаром и подсолнечным маслом. Из этого же теста сладкий пирог – с яблочным вареньем: решетка из теста, а варенье посыпалось халвой, или сладкая начинка из творога (тоже с добавлением халвы).
Еще папа привозил откуда-то костную муку. Ее посоветовал добавлять эстонский врач Ээр Данилович Раннак – для зубов. И привез из Эстонии, вкусную. А потом она кончилась, и папа где-то раздобывал муку другого производства, очень противную. Но мы ели, поскольку папа говорил: надо.
Еда всегда была простая, свежая и вкусная.
На аппетит не жаловались. Животом, как и прочими другими заболеваниями, страдали настолько редко, что это было настоящим событием. Зубы, и в самом деле, у всех были на удивление хорошие.
Рацион почти не изменился, даже когда появились деньги.
В подготовке издания принимали участие:
Антон Борисович Никитин
Иван Борисович Никитин
Алексей Антонович Никитин
Ольга Борисовна Заверняева (Никитина)
Анна Борисовна Ермакова (Никитина)
Юлия Борисовна Туркина (Никитина)
Любовь Борисовна Еремеева (Никитина)
Павел Иванович Еремеев
Александра Коптева
Анна Мокшева
Петр Ермаков
Екатерина Ермакова
Алиса Никитина
Катерина Гречухина
Сердечное спасибо всем нашим друзьям и родным за помощь и поддержку!