Римма устремилась в церковь, подолгу стояла перед иконой Спасителя, умоляла оставить ее подольше, чтобы хватило на жизнь Коки. Спаситель слушал внимательно, как казалось, но не помог. Рак вернулся.
– Езжай в Израиль, – сказала Надежда Николаевна. – Нечего здесь время терять. Там почти все говорят по-русски. Не надо переводчика нанимать.
Римма задумалась.
Израиль повлек две проблемы: деньги и Кока. Где взять деньги и на кого оставить Коку.
Первая проблема была решена: Римма продала дачу. Ее купил сосед, захотел увеличить свой участок. Сосед завел натуральное хозяйство. Ел свои натуральные продукты: мясо, яйца, молоко. Дом Риммы он превратил в баню.
Вторая проблема буксовала. Женька уехал в экспедицию на три месяца. Я сидела с внучком, с утра до вечера торчала у Верки.
Можно взять женщину из агентства – хохлушку или молдаванку, но как пустить в дом незнакомого человека… Обворует и сбежит.
Римма вспомнила, что у нее есть дальняя родственница Лена, учительница в младших классах. Зарабатывает копейки. Перебивается с хлеба на квас. Дети не помогают. Сами перебиваются с хлеба на квас. Ждут, чтобы мамаша подкинула…
Римма нашла телефон Лены. Позвонила ей и сказала:
– Я оставлю тебе свою квартиру в центре. Ее оценивают в миллион долларов. Я сделаю документы на тебя. Но ты должна жить с Кокой.
– Зачем мне жить с твоим… – Лена запнулась. Она хотела сказать «с твоим идиотом», но взяла себя в руки. – С твоим Кокой?..
– Затем, чтобы получить мою квартиру.
– А ты где будешь?
Римма молчала.
– Где? – переспросила Лена.
– В Караганде.
– А что ты там забыла?
– Я умираю, – просто сказала Римма. – Мне не на кого оставить сына.
– А-а… – сообразила Лена. – Ты же еще не старая.
– Умирают всякие.
Помолчали.
– Дауны долго не живут, – продолжала Римма. – У тебя останется миллионная собственность. Ты сможешь ее сдавать за пять тысяч евро каждый месяц. Тебе не надо будет работать.
– Ну да… – осознала Лена. – А когда ты уезжаешь в свою Караганду?
– Сначала в Израиль, – сказала Римма.
Израильские врачи поменяли химиотерапию.
Римма ходила на капельницу, потом возвращалась в гостиницу, и оставшиеся сутки жила в обнимку с унитазом. Ее выворачивало наизнанку. Видимо, в московской больнице ей вводили облегченные препараты, недостаточно эффективные или просто общеукрепляющие.
Римма позвонила мне из Тель-Авива и попросила навестить Коку. Эта роль проверяющей была мне знакома.
Я отправилась к Коке. Открыла дверь своим ключом. Кока сидел в одиночестве, какой-то весь серый, как будто запыленный. В доме тускло от пыли и грязи. Кухня заставлена грязной посудой. В холодильнике пакет прокисшего молока и кусок заплесневелого сыра.
Кока обрадовался моему приходу.
Я принесла ему коробку зефира. Он съел ее всю и сразу. Кока был откровенно голодным.
Я поставила чай.
Кока достал сыр, срезал зеленую влажную плесень с боков. Это была не благородная плесень рокфора, а просто плесень, которой можно отравиться. Кока срезал умело, видимо родственница Лена приучила его к выживанию.
Я выскочила в магазин и купила необходимое на неделю: жиры, белки и углеводы.
Когда я вернулась, Лена была в квартире. Она не жила с Кокой, а навещала его время от времени. Лена совершенно не была смущена тем, что я застукала ее на свинстве.
– Вы здесь не живете, – уличила я. – И вы морите Коку голодом. Вам не стыдно?
Лена не ответила. Молча подвинула Коке холодную отварную картошку. Видимо, принесла из дома.
Кока не ел. Он перебил себе аппетит зефиром. Лена крутанула Коке ухо. Кока взвыл.
– Что вы делаете? – испугалась я. – Это же больно.
– А он иначе не понимает.
– Понимает, – возразила я. – Он все понимает.
Чувствуя поддержку, Кока завыл сильнее.
– Заткнись! – приказала Лена.
Кока замолчал, его глаза смотрели затравленно. Видимо, его не первый раз били. Он втянул голову в плечи и ждал.
– Так, – сказала я. – Если вы еще раз ударите больного человека, я вас посажу.
– За дауна ничего не бывает.
– Сейчас другие законы. За бездомную собаку бывает, не то что за человека.
– У меня нет сил, – спокойно объяснила Лена. – Я полдня в школе, потом еще сюда ехать… Дети ведь дикари: скачут, улюлюкают, не слушают. У меня по ночам слуховые галлюцинации.
– Не надо было соглашаться. Римма нашла бы другую сиделку.
– И еще сюда ехать за тридевять земель, – продолжала Лена. – На трех видах транспорта…
– Зачем вы согласились?
– За квартиру. Ежу понятно.
– Ежу, может, и понятно, а мне нет.
Я выложила свои продукты из сумки в холодильник и предупредила:
– Учтите, я буду приезжать…
Перед тем как уйти, я подошла к Коке.
– Мама скоро приедет, – пообещала я.
– Я не доживу, – горько молвил Кока. – Не доживу…
Я поцеловала его в круглое личико. Он погладил меня ладошкой по щеке. Его рука была в картошке.
Римма вернулась слабая, но целеустремленная и первым делом вызвала уборщицу, чтобы убрать дом. Квартира находилась в центре. Пыль проникла даже сквозь закрытые окна.
Уборщица Клава орудовала мягкой тряпкой, смачивая ее время от времени. Это называлось «влажная уборка».
Кока внимательно наблюдал за ее действиями.
– Чего ты за мной ходишь? – спросила Клава.
– Каждая пылинка – это секунда, – объяснил Кока. – Ты стираешь время.
Клава смотрела на Коку, не зная, как к этому относиться.
– Не надо вытирать? – спросила она. – Так оставить?
– Не слушай его, – посоветовала Римма. – Философ нашелся…
Кока не обиделся и протянул Клаве кружок зефира. После уборки сели пить чай.
– Широко живешь, – заметила Клава. – Вдвоем в четырех комнатах. По две комнаты на человека.
– И что теперь? – не поняла Римма.
– Сдай комнату. Будут деньги. У меня одна комната, и то я сдаю угол. На еду хватает.
Римма внимательно слушала. Вопрос денег стоял воспаленно. Все дачные запасы подходили к концу, а жить на пенсию и на пособие инвалиду было нереально.
– Кто согласится жить с дауном? – усомнилась Римма.
– С Кокой? Да он лучше нормальных. Добрый, ласковый… Ты что.
– А где я возьму жильцов? – спросила Римма. – Дать объявление в газету?
– Никаких газет, – запретила Клава. – Придут черные риелторы и убьют. Я тебе приведу. У меня есть две сестры. Порядочные, чистые. Будут за тобой приглядывать. И деньги в дом, и жить веселее.
Клава привела двух чеченок. Это были тихие женщины – прямые и какие-то одинаковые. Возраст не читался. Где-то от сорока до шестидесяти. С ними был пятнадцатилетний мальчик Магомед – сын младшей сестры. Магомед – русоволосый и сероглазый, нетипичный для чеченца.
– Он на отца похож, – сказала одна из сестер.
– А отец где? – спросила Римма.
Чеченка подняла брови и опустила. Пожала бровями. Не ответила. Возможно, отец пребывал в бандформированиях. Но не обязательно. Звали сестер Патимат и Рузанна.
Римме понравилось то, что они мало разговаривали и хорошо отреагировали на Коку. Они его не боялись и не сторонились.
Легко договорились о деньгах. Римма не заламывала цену, чеченки не торговались. Их все устраивало.
Чеченки держали рыбную точку на базаре. У них была хорошая рыба: камчатская треска, синий палтус, живой карп.
Магомед помогал в павильоне: вылавливал сачком карпа, подносил покупку к машине клиента.
– Почему мальчик не в школе? – спросила Римма.
Рузанна приподняла брови и опустила. Римма больше не приставала. Возможно, образование не входило в приоритеты семьи.
Через неделю совместного проживания стало казаться, что они так жили всегда.
Чеченки не мешали. Они уходили из дома рано, перед работой ездили на базу, закупали товар. Приходили довольно поздно, после восьми. Ели у себя в комнате. Ходили на цыпочках, боялись шуметь.
Кока постоянно устремлялся к ним в гости. Римма его оттуда вылавливала. Однако было заметно, что чеченки не тяготились Кокой. Они находились в недружелюбной стране, и теплое отношение любого существа, включая дауна, их грело.
При ближайшем рассмотрении стало ясно, что сестрам все-таки не по шестьдесят лет, а много меньше. В районе сорока. У обеих были длинные волосы, которые они сворачивали в узел и покрывали сверху платком. Платок носили низко, над бровями.
Если бы чеченок переодеть и перепричесать – выглядели бы как современные европейские женщины.
– Вы не хотите отрезать волосы? – поинтересовалась Римма. – Будет удобнее за ними ухаживать.
– Нам нельзя, – ответила Патимат.
Римма не стала вдаваться в подробности – почему нельзя. И без слов ясно почему: Аллах акбар. Было невозможно представить этих женщин пьющими или пляшущими с мужиками. «Скромность и достоинство» – как говорил Женька. Ислам указывает женщине ее место в обществе. А пресловутое раскрепощение женщины, Коллонтай, сексуальная революция, феминизм – достижения спорные.
Рузанна говорила иногда: «Мне бы шальвары с бубенчиками – и в гарем». В гареме лучше, чем рыбой торговать.
Магомед подружился с Кокой. Они вместе осваивали компьютер.
– А где вы жили до меня? – поинтересовалась Римма.
– У хозяйки, – ответил Магомед. – Она нас выгнала.
– Почему?
– Мы жили втроем, а она нашла узбеков пятнадцать человек. Денег больше.
– Пятнадцать человек в одной квартире?
– В одной комнате.
– Как же они помещались?
– Стелили на пол ковер и спали вповалку.
– Ужас, – сказала Римма. – Как в тюрьме.
– Жизнь заставит… – вздохнул Магомед. Римма внимательно посмотрела на мальчика. В пятнадцать лет он уже знал – на что способна жизнь, и это вместо того, чтобы гонять по двору мяч или ходить с подружками на дискотеку.
Днем Римма спала.
Дневной сон, как правило, был крепкий и сладкий, как хороший кофе.
В прихожей звонил телефон. Римма не подходила. Ей не хотелось ни с кем разговаривать. Звонили подруги, заботились, но в самой глубине их вопросов таилось глумливое любопытство: а каково это – помирать? Страшно или ничего особенного?