Подобная картина складывается и в отношении таких неприятных событий, как потеря работы. Оптимист оценит вероятность потерять работу как низкую, затруднится детально вообразить эту ситуацию и решит, что если его все-таки и уволят, то очень нескоро. Каков результат? Страх, тревога и стресс уменьшаются. Пессимист, наоборот, посчитает себя первым в очереди на увольнение, решит, что, возможно, это случится уже завтра, и представит все в мельчайших деталях. Ожидание увольнения (которое может никогда не состояться) не просто неприятно: оно может вызвать стресс, который негативно отразится на физическом и психическом здоровье человека.
Таким образом, представляется правдоподобным, что склонность к оптимизму укрепилась частично потому, что он максимизирует удовольствие от предвкушения приятного события и минимизирует страдание от ожидания неприятного. Если бургер равняется сотне «единиц радости», то только от предвкушения бургера оптимист получит больше радости, чем пессимист, в итоге увеличив удовольствие от поедания сэндвича и укрепив свое здоровье. А если оптимисты находят ожидание более приятным, чем пессимисты, то, может, они чаще откладывают вознаграждение, чтобы увеличить время предвкушения?
Ответ непрост, поскольку ценность предвкушения – не единственный фактор, определяющий, когда именно мы решаем получить удовольствие. Существует как минимум еще один ключевой фактор – временно́е дисконтирование (temporal discounting). Временное дисконтирование – это склонность ценить настоящее больше будущего. Например, если вам предлагают выбор – взять 100 долларов сейчас или через месяц, – вы, скорее всего, заберете деньги сразу. Это простое решение. А если предстоит решить, взять 100 долларов сейчас или 105 через месяц? Большинство людей предпочтут получить меньшую сумму сразу, а некоторые возьмут 100 долларов сейчас, даже если через месяц им предлагают получить все 150[225].
На первый взгляд (да и на второй) кажется, что временное дисконтирование ведет нас прочь от предвкушения, заставляет получать хорошее как можно скорее, а боль откладывать на неопределенное будущее. Это так не только потому, что мы склонны ценить «здесь и сейчас» больше, чем «там и потом», важно и то, что мы (справедливо) воспринимаем будущее как нечто не совсем известное[226]. Лучше съесть свой шоколадный торт сразу, чем оставить на потом, потому что завтра придешь – а тортиком уже полакомилась кошка. Можно отложить уборку дома на следующую неделю, потому что к тому времени супруг или супруга, возможно, справятся с этим сами. Однако если мы уверены, что, кроме нас, никто никогда не собирается наводить порядок, то, пожалуй, решим покончить с этим как можно скорее. Точно так же, будь у нас хрустальный шар, который бы рассказал, что наш восхитительный шоколадный торт останется свежим в холодильнике и его не съест кто-нибудь другой, мы, наверное, отложили бы наслаждение ненадолго, чтобы продлить предвкушение. Но даже если бы мы жили в волшебном мире с полностью предсказуемым будущим, люди все равно относились бы к тому, что их ждет, с некоторым сомнением. Точно зная, что случится потом, мы бы никогда не выбрали время, чтобы попробовать торт или открыть бутылку драгоценного вина, которую храним в погребе. Мы бы бесконечно откладывали вознаграждение, растягивая восхитительное предвкушение.
Предвкушение и временное дисконтирование тянут нас в разные стороны до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие. Радость предвкушения превращает нас в терпеливых созданий, временное дисконтирование заставляет действовать спонтанно. В итоге принятое решение отражает баланс между двумя этими факторами. Когда ценность предвкушения будущего вознаграждения больше цены его безотлагательного потребления, мы отложим наслаждение. Однако, когда желание положить в рот плитку замечательного швейцарского шоколада сильнее радости ожидания, мы незамедлительно разорвем обертку.
Многие факторы играют роль в том, будем мы в итоге смаковать что-либо или нет. То, что достается нам нечасто (например, бутылка дорогущего шампанского или ежегодный отпуск), наверное, стоит ожидания и предвкушения. Нечто, чем можно наслаждаться снова и снова (к примеру, поцелуй любимого человека), никто никогда не откладывает. Другой фактор, влияющий на наше решение, состоит в том, стоит ли нечто сейчас больше, чем, по нашему мнению, будет стоить в будущем.
Рассмотрим обстоятельства реалити-шоу «Последний герой»: наивных граждан развитых стран переносят на необитаемый тропический остров и оставляют там, чтобы они сами заботились о своем существовании. Из вещей им разрешается взять только то, во что они одеты: никакого планшета, iPod или консервного ножа. Даже туалетную бумагу брать нельзя. Зато участники могут пользоваться всем, что найдут на острове, например бамбуком и съедобными плодами. Также они получают ограниченный запас питьевой воды и еды (как правило, немного риса). К концу первого дня все хотят есть. Однако люди знают, что голод с каждым днем будет только расти, а вот запасов еды не прибавится. Следует ли им сохранять свой рис на конец недели? Или стоит разделить его на порции и есть понемногу каждый день? А может, съесть все сейчас и надеяться на лучшее?
Сложность принятия подобного решения состоит в том, что оно зависит от способности прогнозировать, что нам понадобится в будущем и сколько этого нам будет нужно. Это не простая проблема. Участникам приходится обсуждать и решать, как следует поступить: надеяться ли, что удастся найти дополнительную пищу на острове, и смогут ли они выжить, имея в своем распоряжении лишь несколько граммов риса в день.
Оптимистка Элейн считает, что группа обязательно найдет много ягод и кокосов, когда взойдет солнце. Возможно, получится даже поймать рыбу. Поэтому она предлагает полноценно поужинать рисом. Таким образом, говорит Элейн, группа получит необходимую энергию, чтобы завтра заняться поисками пищи. Патрик менее оптимистичен. Он не верит, что члены группы успешно справятся с поисками пропитания в ближайшие дни, и полагает, что надо беречь запасы, пока позволяют физические возможности.
Элейн, которая предпочитает есть рис сейчас, а не потом, на первый взгляд может показаться имеющей высокую ставку дисконтирования. Этот экономический термин означает, что она ценит настоящее выше будущего. Экономисты думают, что люди с высокими ставками дисконтирования импульсивны. Считается, что такие личности мало заботятся о завтрашнем дне. Они не заводят сберегательных счетов, могут иметь опасные для здоровья привычки, за которые впоследствии приходится расплачиваться (например, пристрастие к алкоголю или табаку). Совсем не обязательно, что Элейн импульсивна или равнодушна к будущему. Ее позиция строится на оптимистичных ожиданиях от завтрашнего дня. При таких представлениях, наверное, вполне разумно насытиться рисом сейчас, а не сохранять его на завтра, когда будут и ягоды, и кокосы, и рыба.
Чтобы точно установить, влияет ли оптимизм человека на его ставку дисконтирования, ученые Амстердамского университета провели исследование, в котором попросили участников представить себе, что их взяли на работу в крупную компанию[227]. Дела компании идут хорошо, и руководители решили наградить всех служащих повышением зарплаты. У работников есть выбор: получить прибавку немедленно, но с условием, что через год зарплата вернется на прежний уровень, или через год, но тогда они будут ее получать в течение 36 месяцев. Что следует выбрать?
Многие участники исследования предпочли краткосрочную прибавку сразу, а не долгосрочную, но через год. Почему? За 36 месяцев можно получить заметно больше, чем за 12, не правда ли? Голландские исследователи предположили, что люди выбирали немедленную прибавку на год, потому что оптимистично смотрели на будущее компании. Например, они могли полагать, что компания продолжит развиваться и в итоге решит дать служащим дополнительные бонусы в конце года. Кроме того, они также могли думать, что немедленную прибавку можно во что-то инвестировать и таким образом получить больше в долгосрочной перспективе.
Для проверки этой гипотезы ученые снова провели исследование с другой группой участников, несколько изменив сценарий. По сравнению с первой группой им резко ограничили полет фантазии: было сказано, что компания даст прибавку только один раз. Таким образом, идее о грядущих бонусах места не осталось. Также всех проинформировали, что прибавка будет корректироваться с учетом процентной ставки и инфляции, поэтому оставалось меньше возможностей для создания собственных вариантов будущего развития событий. В обстоятельствах, когда будущее оказалось закрыто для радужных надежд, больше участников решили подождать долгосрочной прибавки, а не брать краткосрочную сразу.
Другой группе участников сказали, что дела компании идут неважно, поэтому всем служащим будут сокращать зарплату на 10 %. Люди могли выбрать вариант сокращения – либо сразу на 12 месяцев, либо через год, но на 36. Когда будущее было относительно неопределенным, участники чаще выбирали более крупные потери, но отдаленные во времени, а не менее значительные, но сразу. По всей видимости, участники думали, что со временем дела компании могут выправиться и тогда необходимость в сокращении зарплат отпадет. Кроме того, люди могли полагать, что за год они смогут найти другую работу с более высокой зарплатой и таким образом вообще избежать потерь. Когда будущее представлялось определенным (то есть когда в условиях задачи четко оговаривалось, что все сокращения гарантированно произойдут, а служащие не смогут поменять работу), больше участников эксперимента склонялись в сторону безотлагательного снижения зарплаты, не рискуя потерять больше в будущем. Результаты этого исследования приводят к следующему заключению: временное дисконтирование частично объясняется над