всю информацию. Однако жизненно важно то, что у вас сохранилось убедительное воспоминание об эпизоде, которое служит постоянным напоминанием не ходить одному по укромным местам в ночное время.
Что касается нашей памяти, то нам необходимо ясно помнить и хорошее, и плохое, и безобразное, даже если наши воспоминания и не отражают происходившие события совершенно точно. Ребенку необходимо помнить болезненное ощущение, которое он почувствовал, прикоснувшись к горячей духовке, чтобы больше не пытаться вытащить кекс (или это была булочка?) прямо оттуда. Яркое воспоминание о провале на экзамене заставляет нас заниматься усерднее, чтобы следующий экзамен сдать на «отлично», а легко всплывающие в памяти сердечные страдания могут помочь не ошибиться при следующей попытке построить романтические отношения. Вера в то, что мы в состоянии использовать прошлый негативный опыт, чтобы научиться в будущем действовать лучше, по сути, подпитывает оптимизм. Оптимистичные люди – это совсем не обязательно те, кто имеет склонность приукрашивать прошлое или видит только хорошее в настоящем. Оптимисты смотрят сквозь розовые очки на будущее – вопреки всему печальному опыту, который имеют.
10. Почему победить рак слаще, чем выиграть «Тур де Франс»?
Как наш мозг превращает свинец в золото
Что бы вы предпочли – выиграть «Тур де Франс» или победить рак? Подозреваю, вы не будете долго думать, чтобы ответить. Скорее всего, вы считаете, что я не в своем уме, если задаю такой нелепый вопрос. Само собой, несмотря на необходимость изнуряющих тренировок, вам больше захочется стать прославленным чемпионом велосипедной гонки, которую каждый год проводят во Франции. Примерно за 23 дня велосипедисты преодолевают расстояние в 3500 километров. Нет никаких сомнений, что никто из нас не хочет проходить через тяжелое лечение химиотерапией, то, что является реальностью для большинства онкологических пациентов. Однако правда в том, что никто из нас не обладает полной информацией для ответа на этот вопрос – потому что никто из нас не испытывал на себе оба варианта. Лучшее, что нам остается, – попытаться представить, что такое преодолеть рак и как это – победить в «Тур де Франс». При первом варианте в воображении всплывают больничные палаты, врачи, выпадение волос, потеря веса, ощущение сильной усталости, тошнота, боль, страх и безысходность. Второй вариант вызывает чувство радости, подъем духа, ассоциируется с достижением, славой и счастьем. Насколько справедливы эти предположения? Есть только один человек на Земле, который может ответить на мой вопрос. Это семикратный победитель «Тур де Франс» Лэнс Армстронг, преодолевший онкологическое заболевание. Вот что он говорит:
Правда в том, что если бы меня попросили выбрать между победой в «Тур де Франс» и преодолением рака, я бы выбрал второе. Как ни странно это звучит, я бы предпочел титул победителя рака, а не чемпиона «Тур де Франс» – за все, что он сделал для меня как для человека, мужчины, мужа, сына и отца[266].
Лэнс Армстронг родился в Техасе в 1971 году. В двенадцать лет он начал заниматься триатлоном. Скоро выяснилось, что самая сильная его сторона – велосипед. В начале 1990-х он успешно выступал в велогонках, но, несмотря на успехи, на фоне ведущих спортсменов того времени его считали заурядным гонщиком. Затем на «Тур де Франс» 1996 года Армстронг неожиданно почувствовал себя плохо и снялся с соревнований. Через несколько месяцев у него обнаружили рак яичек. Метастазы уже распространились в мозг и легкие. Спортсмену удалили пораженное яичко и новообразования в мозгу. Но не прошло и двух лет после постановки диагноза, как Армстронг возвратился в профессиональный велоспорт – более сильным, чем прежде. В 1999 году он впервые выиграл «Тур де Франс» и продолжал побеждать еще шесть последующих лет.
Добился бы Армстронг таких достижений, если бы его жизнь шла гладко, без тяжелых испытаний, которые поставил перед ним рак? Возможно. Или он оставался бы одаренным, но не выдающимся атлетом? Мы никогда не узнаем; да это на самом деле и не имеет никакого значения. Важно то, что Армстронг думает по этому поводу. Если вы читали его автобиографию «Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни», то, думаю, согласитесь: Армстронг считает, что борьба с раком дала ему неожиданные силы и, должно быть, новое понимание жизни, которое позволило добиваться личных и профессиональных целей. Таким образом, если люди, которым не пришлось столкнуться с раком, воспринимают такую перспективу только в негативном свете, то Армстронг, как и другие выжившие в борьбе с онкологией, видит преимущество в том, что другие расценивают как несчастье.
В человеческом мозгу, похоже, есть «философский камень», который позволяет нам превращать несчастье в новый шанс. В древней алхимии философский камень считался ключевым элементом, при помощи которого можно преобразовать обычные металлы в золото и серебро и создать «панацею» – лекарство от всех болезней. Почти 2500 лет, вплоть до двадцатого столетия, философы и ученые от древних египтян до римлян и китайцев посвящали жизнь поискам философского камня. Несмотря на недавнюю замечательную попытку Гарри Поттера и его товарищей, камень, дающий его обладателю вечную жизнь, так и не был найден. Алхимики, как ни старались, ни разу не смогли сделать из металла нечто лучшее.
А вот мозг человека исключительно эффективен в превращении свинца в золото. Он проделывает это настолько быстро, что, кажется, затрачивает на работу минимум усилий. Наш мозг ищет и берет на вооружение самый полезный взгляд на любую ситуацию, в которую мы попадаем. Несмотря на то что мы страшимся невзгод (развода, потери работы или болезни), думая, что никогда не справимся с ними, обычно мы все это преодолеваем. Люди имеют тенденцию поразительно быстро возвращаться к нормальным уровням внутреннего благополучия после практически любой беды. Жертвы несчастных случаев, получившие паралич ног, всего через год радуются повседневным событиям точно так же, как здоровые люди[267]. Кроме того, они не отличаются от здоровых по уровню собственных оценок своего счастья в будущем. После развода уже через пару лет люди показывают тот же уровень удовлетворенности жизнью, что за год до развода. Тем, кто овдовел, требуется больше времени, чтобы возвратиться к прежним уровням благополучия, но и они тоже после смерти супруга добираются до них за несколько лет[268].
Ирония, однако, в том, что люди очень плохо прогнозируют, как будут чувствовать себя, если придется столкнуться с такими горестями. Если попросить людей оценить, как они будут справляться со сложившейся ситуацией в случае смерти любимого человека или паралича ног, они склонны переоценивать продолжительность и силу своей эмоциональной реакции. Обычно они отвечают так: «Моя жизнь закончится, я не смогу справиться». Вы никогда не услышите, чтобы кто-то сказал: «Что ж, если мой муж покинет меня, я быстро стану прежней, такой же счастливой, как и была» или «Если у меня отнимутся ноги, то я буду так же оптимистично относиться к своему будущему, как и любой другой человек». Тем не менее в большинстве случаев происходит именно так. Страдающие самыми разными болезнями пациенты говорят о значительно более высоком качестве жизни и уровне счастья, чем предполагают иметь здоровые люди, окажись они в таком положении[269].
Возьмем, к примеру, двадцатитрехлетнего Мэтта Хэмпсона. Однажды, во время, казалось бы, обычной тренировки по регби, жизнь Мэтта перевернулась навсегда. В результате неудачного стечения обстоятельств он сломал позвоночник, и его парализовало от самой шеи – судя по всему, на всю оставшуюся жизнь. За какие-то секунды Мэтт превратился из сильного независимого молодого мужчины в человека, которому круглые сутки требуется помощь. Теперь он передвигается в инвалидном кресле, которым управляет с помощью подбородка, и дышит через респиратор. Почти любой из нас автоматически пожалеет парня. Мы и подумать боимся, что можем оказаться на его месте. А Мэтт, напротив, говорит так: «Жизнь теперь другая. Она не кончилась, просто изменилась и не стала хуже, чем раньше. В некотором смысле стала даже лучше»[270]. «В некотором смысле стала даже лучше» – это потому, что, лишившись одних возможностей, например способности играть в регби, Мэтт компенсировал потерю приобретением новых умений и выявлением в себе других способностей. В своей новой жизни Мэтт пишет учебник по регби и автобиографию. Он ведет интернет-сайт по регби, руководит благотворительной организацией для детей с такими же травмами, как у него, и тренирует местную команду регбистов. Скоро будет построен его новый дом… Не побоюсь сказать, что многие из здоровых людей бледно выглядят на его фоне.
Фокус, который проделывает наш мозг, когда сталкивается с чем-то невыносимым, заключается в быстрых поисках другой стороны медали. Еще не заболев всерьез, мы смотрим на болезнь и связанную с ней инвалидность как на то, от чего нужно спастись любой ценой. Это адаптивный способ рассматривать жизненные трудности: он побуждает нас избегать лишений, держаться подальше от возможных опасностей и заботиться о своем здоровье. Однако, когда мы сталкиваемся с настоящими трудностями, такой способ становится бесполезным. Чтобы продолжать действовать, нам срочно нужно заново проанализировать положение дел и изменить свою оценку ситуации, в которой мы сами теперь оказались, причем таким образом, чтобы быть в состоянии жить дальше.
Разница между представлением, что ваша жизнь закончится, окажись вы в инвалидном кресле, и реальным опытом людей с ограниченными возможностями, которые живут полной и яркой жизнью, – пример постоянной ошибки, известной под названием