Если бы Треппер являлся единственным источником неприятных новостей, то нежелание Сталина принимать их во внимание еще как-то можно было бы понять: что значат слова одного разведчика в сравнении с договором, подписанным двумя державами? Однако Треппер не был единственным. Вскоре после того, как он первым предупредил Москву о запланированном нападении, другой советский разведчик, Рихард Зорге, также известный как Рамзай, информировал правительство о сосредоточении на границе 150 немецких дивизий. Некоторое время спустя Зорге сообщил Сталину и точную дату наступления фашистов, но ему тоже не поверили. Не поверили и президенту Рузвельту, который передал русскому послу данные о готовящемся вторжении в СССР, собранные американскими разведчиками[281]. Сталин отмахивался от жестокой реальности. «Тот, кто закрывает глаза, ничего не видит даже при свете дня. Так поступал Сталин и его окружение», – писал Треппер[282]. Конечно, Сталин и его штаб во многом отличались от прочих людей (будем надеяться, что на столь страшные поступки и мысли мало кто способен). Но в этом случае они рассуждали абсолютно предсказуемым, совершенно обычным для человека образом.
Вот небольшой список событий. Попробуйте оценить вероятность столкнуться с ними в собственной жизни (если вы уже пережили какую-то ситуацию из списка, взвесьте возможность испытать это еще раз). Насколько вероятно, что вы:
1) получите онкологический диагноз?
2) разведетесь?
3) потеряете работу?
Давайте рассмотрим первый вопрос. Как вы оценили вероятность этого события лично для себя? В Соединенных Штатах разные виды рака становятся причиной примерно четверти всех смертей[283]. Шанс заболеть раком у каждого отдельного человека, конечно, выше – около 33 %. Ваша оценка была выше или ниже?
Точно так же как русские недооценили вероятность немецкого вторжения, большинство людей склонны недооценивать возможность неблагоприятных событий в их собственной жизни[284]. По первому вопросу (онкология) большинство обычно оценивает ее ниже 33 %, по второму пункту (развод) – ниже 50 % (при этом в западном обществе примерно половина браков как раз и заканчивается разводом).
В серии экспериментов Нил Вайнштейн (автор термина склонность к оптимизму) продемонстрировал, что люди оценивают собственные шансы на неблагоприятные события (вероятность быть уволенными, заболеть раком легких, спиться) гораздо ниже среднестатистических значений. Но простой математический расчет показывает: если большинство людей считают, что их шансы столкнуться с нежелательными жизненными обстоятельствами ниже средних, то эти люди явно ошибаются. Ведь все никак не могут жить лучше среднего человека.
Все, конечно, не могут, но в глубине души каждый думает, что конкретно у него все сложится хорошо. Мы свято верим, что наши дети вырастут здоровыми и счастливыми. Стоя перед алтарем или в ЗАГСе, мы надеемся радостно прожить рука об руку до конца своих дней, но половину пар все равно ждет развод: он стал настолько обычным делом, что, как писал Оскар Уайльд, «мир смотрит с подозрением на все, что кажется счастливой семейной жизнью».
Наверное, кому-то из вас этот конкретный факт не покажется удивительным. Из личного опыта мы знаем: любовь не оставляет места ни статистике, ни вообще каким бы то ни было рациональным рассуждениям. Даже переживание разрыва или развода совсем не обязательно радикально омрачает наше радостное восприятие жизни – по крайней мере, не настолько, чтобы помешать совершить новую попытку. Большое количество повторных браков говорит о том, что, обжигаясь раз, два или три, мы по-прежнему верим, что следующая попытка будет успешнее. Новый брак, как сформулировал Сэмюэл Джонсон [285], это «победа надежды над опытом».
Может, мы просто не знаем об огромном количестве разводов? Или думаем, что в нашей семье все будет, скажем… по-другому? В 1993 году психологи Линн Бейкер из Университета штата Техас и Роберт Эмери из Виргинского университета решили обстоятельно изучить этот вопрос[286]. Они нашли людей, которые собирались вступить в брак, и попросили их оценить уровень разводов в Соединенных Штатах. Как оказалось, большинство участников эксперимента практически не ошиблись в оценке средней вероятности развода. Затем ученые спросили, что думает каждая пара о перспективах собственного брака. Почти все идеализировали продолжительность своего брачного союза, недооценивая не только вероятность развода, но и размах негативных последствий, с которыми можно столкнуться в случае, если брак развалится. А что, если значительно повысить осведомленность людей о проблемах развода? Тогда люди снимут розовые очки? Линн Бейкер и Роберт Эмери утверждают: нет. Они выяснили, что даже после курса по семейному праву нереалистичный оптимизм студентов по поводу своего супружества ничуть не ослабел.
Точно так же как Сталин закрыл глаза на предупреждения Треппера, студенты-юристы не считали, что общие негативные последствия развода могут иметь какое-либо отношение к их собственному будущему. Другими словами, люди, даже когда им предоставляют подробную надежную информацию (например, среднюю вероятность развода или точную дату немецкого вторжения), зачастую не обращают на это никакого внимания, изо всех сил надеясь на лучшее[287].
Не только Сталин отворачивался от реальности во время Второй мировой войны. По другую сторону границы немецкий главнокомандующий тоже терял чувство реальности, игнорируя предупреждения своих экспертов. Гитлер рассчитывал на скорую победу в борьбе с Советским Союзом[288]. Он не предусматривал долгой кровопролитной битвы, которая ждала впереди, и поэтому не приготовился к тому, что война будет идти и зимой, в мороз. Отсутствие адекватного планирования привело к тому, что, когда лето и осень прошли, а война продолжилась, войска Гитлера оказались плохо экипированными. У них не было необходимой теплой одежды и снаряжения, способного переносить суровые условия. Гитлер неверно оценил не только продолжительность операции, но и финансовые последствия. Хотя фюрера заранее предупреждали об огромных экономических затратах, которые может повлечь за собой операция «Барбаросса»[289], он заявил, что «впредь не намерен больше слушать речей подобного рода и с этого момента затыкает уши, чтобы сохранять спокойствие духа»[290]. Долго сохранять спокойствие духа Гитлеру было не суждено.
В отличие от советского и немецкого главнокомандующих большинство из нас не распоряжаются судьбами государств. Нам не нужно строить прогнозы, которые определят, вступать стране в войну или не вступать, готовиться к вторжению или не готовиться. Однако, как показали Вайнштейн и другие ученые, когда речь идет о наших любовных отношениях, нашем здоровье и нашей карьере, мы тоже недооцениваем возможные подводные камни. Высокие ожидания определяют выбор и изменяют ход жизни человека. Например, если мы надеемся на долгий, счастливый брак, то можем не подписать брачный договор – и впоследствии оказаться втянутыми в пренеприятный бракоразводный процесс. С другой стороны, не будь у людей позитивных ожиданий по поводу долговечности отношений, то никто, наверное, никогда бы не сделал решительного шага.
По данным, собранным психологом из Йельского университета Дэвидом Армором, около 80 % населения разделяют оптимистичные взгляды на жизнь. Но, как бы ни была распространена склонность к оптимизму, сам феномен просто сбивает с толку. Весьма озадачивает тот факт, что мы занимаемся ежедневными делами, переживая негативные и позитивные события, читаем газеты, знаем, что мировая экономика испытывает трудности, что благополучное состояние природы под угрозой, понимаем, что существует много рисков для здоровья, к примеру рак и СПИД… и все равно недооцениваем свои шансы застрять в пробке, испытать головную боль и попасть под удар воинственного главнокомандующего.
Согласно известным теориям научения, человек (как любое другое животное) должен извлекать уроки из негативного (и позитивного) опыта и корректировать свои ожидания. Почему же мы этого не делаем?
Вспомните исследование, которое я проводила в Вейцмановском институте в Израиле (оно описано в Прологе). Студенты Института Вейцмана примерно на 20 % переоценили собственные шансы на то, что в следующем месяце с ними произойдут приятные повседневные события (например, новое интересное знакомство с представителем противоположного пола или отличная вечеринка). Несмотря на то что за плечами студентов были годы жизни и они могли бы точнее спрогнозировать вероятность обычных эпизодов в следующем месяце, студенты все равно демонстрировали неоправданный оптимизм.
Все, что требуется людям для относительно точного предвидения, – оглянуться назад и сказать себе: «В прошлом месяце я опоздал почти на все вечеринки, мне не понравилась половина кинофильмов, что я посмотрел, и я ни разу не дождался подарка от своей девушки. Следовательно, и в этом месяце я, скорее всего, не приду вовремя на большинство встреч, останусь доволен не более чем половиной кинокартин, на которые схожу, и вряд ли получу подарок». В целом правильная обработка информации имеет ключевое значение для оптимального поведения. Возникает вопрос: каким же образом сохраняются нереалистичные надежды на будущее при наличии обширной информации, которая противоречит таким ожиданиям? Мы с моим студентом Кристофом Корном приступили к поискам ответа.