Я был в восторге, когда в этот день получил опровержение выводов армейской разведки о сосредоточении в районе Бауски немецкой танковой дивизии и о якобы назревавшем контрударе. Это полволяло нам снять часть сил с рижского направления. Мы уже обдумывали вопрос о срочной переброске одной из армий в полосу 51-й армии, когда позвонил Иван Михайлович Чистяков.
— Товарищ командующий! — начал он без предисловий. — В полосе действий моей армии относительно спокойно. Противник особой активности не проявляет и, по данным разведки, не собирается… Считаю возможным передать мой участок соседу слева, а главные силы моей армии перебросить под Жагаре… — И уже как об одолжении: — Очень прошу. Я знаю, как тяжело там отражать танковые удары, но у нас есть большой опыт борьбы против них на Курской дуге. Мы наверняка пригодимся…
Удивительный человек — Чистяков! Он ведь знал, упрашивая меня послать его в самое пекло сражения, что оборона не принесет его армии славы, а прорыв фашистов, случись он на участке, который она примет, доставит командарму много неприятностей. Но постоянная готовность быть на самом трудном месте — главная особенность его характера.
С одобрения маршала А. М. Василевского генералу Чистякову был отдан приказ срочно начать переброску армии в полосу обороны, которую он должен был занять на стыке 51-й и 2-й гвардейской армий. На осуществление этого решения мы возлагали большие надежды. Ведь после выхода 6-й гвардейской в район сражения можно будет смело вывести во фронтовой резерв 3-й гвардейский мехкорпус и 5-ю гвардейскую танковую армию. Однако Чистякову еще предстояло решить весьма сложную задачу: совершить с армией незаметно для противника 150-километровый марш. Надо было осуществить переброску армии так, чтобы противник не обнаружил ее ухода, не узнал о направлении марша и не разгадал цель этого маневра. А ведь перебросить надо многие десятки тысяч солдат и офицеров, массу боевой техники и тяжелого вооружения. И перемещение провести надо было, как говорят конники, «на галопе», то есть с молниеносной быстротой.
Я верил, что Чистяков выполнит эту задачу успешно и в кратчайший срок. Но все же тревога не покидала меня: а не устроит ли противник какую-нибудь новую пакость в полосе армии Крейзера до выхода туда армии Чистякова?
К несчастью, так оно и случилось. Утром 20 августа позвонил Крейзер:
— Товарищ командующий! Противник перешел в наступление на Тукумс. Около трехсот танков окружает город с севера и юга. Оборона рухнула. Частям, обороняющимся в районе Тукумса, грозит окружение.
— Пусть части дивизии, обороняющиеся в районе Тукумса, организуют круговую оборону и ожидают помощь, — приказал я, — а мы будем готовить контрудар для восстановления обороны. Немедленно передадим вам танковый корпус генерала Васильева и шестидесятый стрелковый из сорок третьей армии.
Спустя два часа Крейзер доложил, что организует контрудар с целью восстановления связи с частями, обороняющимися в районе Тукумса. А во второй половине дня командарм 51-й сообщил, что на побережье Рижского залива, к северо-востоку от Тукумса, противник высадил морской десант с 35 кораблей и нанес удар навстречу танковым частям, наступавшим в направлении Тукумс, Рига против 417-й стрелковой дивизии; с востока же, из района Юрмалы, против частей 346-й стрелковой дивизии перешли в атаку значительные силы пехоты и танков. Генерал Крейзер попросил разрешить отвести 346-ю и 417-го стрелковые дивизии на рубеж Елгава, Добеле.
У меня не оставалось сомнения в том, что без немедленной помощи этим дивизиям угрожает гибель. Но помочь мы им пока ничем не могли. Поэтому я дал разрешение на отвод частей 346-й и 417-й стрелковых дивизий. Крейзер отдал им приказ пробиваться на рубеж Елтава, северо-западнее Добеле, Ауце.
Горечь неудачи, постигшей наши войска на побережье Рижского залива, была смягчена докладом генерала Крейзера о стабилизации положения наших войск на подступах к Жагаре. Левофланговые дивизии 51-й армии совместно с бригадами 3-го гвардейского мехкорпуса снова успешно отразили все атаки противника на елгавском направлении.
В ходе боя на участке обороны 77-й стрелковой дивизии генерал-майора А. П. Родионова подлинный героизм проявили воины батареи 239-го артиллерийского полка, которой командовал старший лейтенант Иван Владимирович Борщик. Его подчиненные отразили пять танковых атак. Но один за другим погибли все наводчики. Тогда командир сам встал к орудию и последними снарядами подбил еще два танка. Оставшиеся в живых израненнные батарейцы винтовками и автоматами отбили все атаки пехоты. Но вот, расчищая дорогу пехоте, снова двинулись танки. Иван Борщик с противотанковыми гранатами в руках двинулся наперерез «тигру». Осколок впился офицеру в руку. Он быстро терял силы. Взяв обе гранаты одной рукой, командир батареи бросился под танк и спас своих товарищей от гибели.
Положение 87-й стрелковой дивизии тоже значительно укрепилось. Ее 1379-й стрелковый полк, с удивительным упорством пробивавшийся в ночь на 20 августа из окружения, к утру вышел к главным силам. Генерал Крейзер сообщил мне поразительные подробности. Оказалось, что бойцы и командиры части, ведя непрерывные бои с 17 по 20 августа в полной изоляции, сумели уничтожить 34 танка, 9 штурмовых орудий и более 1200 фашистов. В части же было потеряно за это время 74 солдата и офицера убитыми и 131 ранеными, а также всего 12 противотанковых пушек. Весь остальной личный состав пробился из окружения, сохранив все вооружение, технику и военно-хозяйственное имущество. Командир полка майор Халявицкий при выходе из окружения был вторично тяжело ранен. Крейзер, выехавший лично встретить пробившийся полк, не успел выслушать до конца доклад командира — тот потерял сознание и через несколько часов скончался.
И. В. Борщику и М. М. Халявицкому посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
К этому времени командующий 2-й гвардейской армией уже докладывал не только о полной стабилизации положения его войск на западных подступах к Шяуляю, но и о заканчивающейся подготовке к контрудару. Лишь на левом фланге противник продолжал еще атаки против 32-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Закуренкова, прикрывавшей шоссе Тильзит-Шяуляй.
22 августа гитлеровцы полностью прекратили атаки на шяуляйском направлении, почувствовав сокрушительный отпор. Зато южнее Ауце разведка вдруг обнаружила две новые танковые дивизии, спешно переброшенные фашистским командованием от Шяуляя. Сомнений не было: враг окончательно отказался от попыток пробиться на восток через Шяуляй и решил все силы бросить на прорыв к Елгаве по кратчайшему направлению через Жагаре. Но сюда уже подошли бригады 19-го танкового корпуса. И мы решили разбить группировку противника встречными ударами 51-й и 2-й гвардейской армий.
Пока под руководством генерал-полковника В. И. Кузнецова готовился контрудар в районе Жагаре, соединения 2-й гвардейской армии перешли в наступление западнее Шяуляя и отбросили противника на 10–12 километров.
А, враг тем временем продолжал наращивать атаки своими танковыми силами, стремясь окружить левофланговые дивизии 51-й армии, оборонявшиеся на подступах к Жагаape. Поэтому бригадам 19-го танкового корпуса пришлось с ходу вступать в сражение.
Мы очень надеялись на этот корпус, которым командовал герой освобождения Крыма генерал-лейтенант танковых войск Иван Дмитриевич Васильев, а начальником штаба корпуса был полковник Иван Егорович Шавров,[106] которого я знал как очень храброго и опытного танкиста, И наши надежды оправдались. Сначала генерал Васильев подтянул к Жагаре 101-ю танковую бригаду, 8-й отдельный гвардейский тяжелый танковый и 867-й самоходно-артиллерийский полки. 101-я танковая бригада полковника А. И. Никулина стремительной контратакой отбросила фашистов от западной окраины города и стабилизировала положение стрелковых частей. Тогда противник ударил на другом участке — на Калнаймуйжу и снова начал теснить стрелков. Васильев двинул навстречу 202-ю танковую бригаду. Командир бригады полковник М. Г. Фещенко ночью успел окопать свои танки, а на рассвете 22 августа дал решительный отпор гитлеровцам: потеряв 13 танков, они отступили. Но это была, видимо, только разведка. Вскоре фашистские танковые части сплошным бронированным валом ринулись в атаку. В течение пяти часов 19-й танковый корпус и стрелковые части отразили 6 мощных танковых атак! Особенно ожесточенный бой разгорелся в районе деревни Букайшис, где насмерть стояли 1-й и 2-й танковые батальоны 202-й танковой бригады под командованием старшего лейтенанта М. Н. Казакова и капитана Л. С. Падукова, а также батарея противотанковых орудий капитана В. Н. Кирмановича. Все трое удостоены звания Героя Советского Союза.
…Выслушав доклад генерала Крейзера об успешном исходе боя на подступах к Жагаре, я предупредил его, что противник еще не обескровлен и утром, видимо, вновь попытается прорваться на Елгаву — иного выхода у него нет. И командарм подготовил за ночь войска к встрече с врагом. Но противник, потерпев неудачу и под Жагаре, перегруппировал свои силы и 23 августа нанес главный удар севернее железной дороги Ауце — Елгава, потеснив оборонявшиеся там стрелковые дивизии.
Метание танковых дивизий вдоль фронта обороны 51-й армии в поисках слабых мест свидетельствовало о неуверенности врага в своих силах. Узнав о новой вражеской перегруппировке, я приказал генералу Крейзеру немедленно перебросить туда же наш 19-й танковый корпус. И снова его соединения помогли стрелковым дивизиям остановить фашистские танки. В дальнейшем в связи с подходом к району сражения передовых соединений 6-й гвардейской мы уже обезопасили себя от любой случайности.
Штаб фронта к исходу 25 августа представил мне справку, из которой было видно, что противник только с 16 по 25 августа потерял 15,5 тысячи солдат и офицеров, 354 танка, 26 штурмовых орудий, 268 артиллерийских орудий, тысячи автомашин и много других видов вооружения и техники.