о ящиков с патронами.
Едва мы начали готовить очередное наступление против курляндской группировки, как получили от маршала А. М. Василевского приказ скрытно от противника сосредоточить к северо-западу от Тильзита (Советска) главные силы 43-й армии для овладения этим городом во взаимодействии с 39-й армией, наступавшей на правом крыле 3-го Белорусского фронта. Кроме того, он предупредил меня, что 3-я воздушная армия нашего фронта должна быть готова, вместе с 1-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина принять участие в поддержке наступления войск 3-го Белорусского на кенигсбергском направлении. Общее руководство силами обеих армий предполагалось возложить на представителя Ставки маршала авиации Ф. Я. Фалалеева.
Так и не довелось Афанасию Павлантьевичу Белобородову принять участие в штурме Клайпеды. 19 января он заехал ко мне попрощаться и был не в силах скрыть своей радести. И я понимал боевого кемаддарма: ему надоело, как он сам выразился, «ждать у моря погоды». Занятые организацией систематических ударов по блокированной группе армий «Север», мы вынуждены были откладывать штурм Клайпеды, а исключительно деятельный по натуре Белобородов особенно тяжело переживал ожидание. Теперь перед его армией открывались дороги наступления в Восточиой Пруссии. И я искренне пожелал славному командарму новых побед. Высказав и мне самые добрые пожелания, Афанасий Павлантьевич щелкнул каблуками и, лихо козырнув, весело воскликнул:
— До скорой встречи после победы, товарищ командующий!
— До скорой! — в тон ому ответил я, даже и не догадываясь, что наша новая встреча состоится через каких-нибудь три недели.
Обсудив на Военном совете свои возможности, мы решили просить А. М. Василевского разрешить нам после очередного сковывающего удара по блокированным в Курляндаи армиям предпринять штурм Клайпеды. Представитель Ставка одобрил наше намерение и обещал заручиться согласием И. В. Сталина. В связи с убытием 43-й армии эта задача «по наследству» перешла к 4-й ударной, занявшей позиции на подступах к Клайпеде. Генерал П. Ф. Малышев с радостью приступил к разработке замысла предстоящего штурма. Я обещал ему необходимую поддержку авиацией, усиление тяжелой артиллерией и инженерными частями.
Сырым и холодным утром 21 января генералы И. М. Чистяков и Я. Г. Крейзер доложили, что после разведки боем ударные группировка их армий вновь перешли в наступление против курляндскои группировки. И снова начались упорные бои. На каждую атаку советских дивизий фашисты отвечали остервенелыми контратаками. Как только на одном из направлений обозначался наш успех, гитлеровцы со всех сторон бросали туда свои части, выводя их из резерва, изымая с менее угрожаемых участков. А поскольку расстояния были сравнительно короткими, подкрепления прибывали быстро. Продвижение наше было незначительным, зато перемещение вражеских частей к портам погрузки сразу прекратилось, а некоторые из них были снова возвращены на фронт. Цель нашего наступления была достигнута.
К сожалению, на войне каждая операция сопряжена с потерями. Несли потери и мы. Я, как всегда, тяжело переживал каждое донесение о гибели бойцов и командиров, особенно тех, кого знал лично. Глубокую сердечную боль доставила мне весть о смертельном ранении моего земляка, замечательного танкиста генерал-майора Ази Асланова.
Впервые встретились мы в самую трудную пору, когда войска нашего Юго-Западного фронта летом 1941 года отступали к Киеву. Обстановка была очень тяжелой. Даже смелые люди, случалось, теряли голову. И поэтому мне особенно запомнился стремительный и энергичный кавалерист, без колебаний бросившийся со своим небольшим отрядом на выручку арьергарда отступавшей стрелковой дивизии, который попал в беду. Когда фашисты были отброшены, мы познакомились с ним. Кавалерист спешился, и я удивился, какой он был маленький и по-юношески стройный. А каким грозным великаном казался, мчась на коне в атаку!
С озорной улыбкой, поглядывая на меня снизу вверх, он приложил руку к пилотке.
— Майор Асланов! — И, крепко пожав мою руку, добавил: — Из Баку. А вы?
— Из села Чардахлы, что возле Шамхора.
— О! Знаю! — обрадовался кавалерист. — Бывал там. Значит, земляки.
Осенью 1941 года майора Асланова вызвали в Москву для назначения на должность в танковую часть. Он выехал в штаб фронта попрощаться и был, как всегда, жизнерадостен и переполнен энергией. Счастливо улыбаясь, Ази показывал мне только что полученную фотографию жены и сына и весело смеялся, читая вслух письмо от сынишки, в котором тот «наставлял» отца, как бить фашистов.
В Сталинградской битве танковый полк под его командованием особо отличился, и подполковник Асланов стал Героем Советского Союза. Затем новые сражения, новые бои и новые отличия. И вдруг в июле сорок четвертого из доклада генерала Обухова я узнал, что мой земляк уже несколько дней воюет на нашем фронте. Его 35-я гвардейская танковая бригада стремительно продвигалась вперед. Из-за непрерывных боев мы смогли повидаться только в начале сентября, когда готовили наступление на Ригу. Я внезапно нагрянул в бригаду Асланова. И он предстал передо мной все такой же сухощавый и подвижный, как ртуть. Поблескивая карими глазами, он со своим характерным гортанным выговором подчеркнуто официально ответил на мое приветствие:
— Здравия желаю, товарищ командующий!
Я был искренне рад увидеть полюбившегося мне танкиста живым и здоровым и в дальнейшем постоянно следил за его боевыми делами. 35-я гвардейская, танковая бригада действовала всегда блестяще. После упомянутой выше встречи мы виделись еще один раз, да и то мельком, в боевой обстановке. Я обещал пригласить его в гости, как только покончим с курляндской группировкой.
Так и не состоялась наша встреча. В живых Ази Асланова я уже не застал. Но он не умер в моей памяти. Каждый раз, когда мне доводится бывать в Баку, я иду с цветами в один из красивейших уголков столицы Азербайджана к своему фронтовому другу. Ази Асланов смотрит с высоты своего пьедестала, и мне кажется, что вот-вот его бронзовое лицо озарится озорной улыбкой.
Итак, подготовка к штурму Клайпеды, последнего оплота фашистов в Литве, началась. Если читатель помнит, я поручил эту нелегкую задачу командующему 4-й ударной армией генералу П. Ф. Малышеву и его штабу. Помогал им в этом деле мой испытанный заместитель генерал-полковник В. И. Кузнецов.
Гарнизон Клайпеды возглавлял сорокалетний генерал Беккер, награжденный фюрером Рыцарским крестом. Наша разведка установила, что прежний состав гарнизона полностью заменен новыми частями. Солдаты и офицеры, не испытавшие ужасов бегства из Шяуляя, были настроены весьма драчливо. Один из пленных так и заявил: «Нам отступать некуда, будем драться!» Словом, все свидетельствовало о необходимости готовиться к ожесточенным боям.
Мы уже привыкли к тому, что появление на фронте вездесущих и всезнающих корреспондентов фронтовых и центральных газет предвещает начало особо горячих денечков. Вот и сейчас, не успели мы как следует обдумать замысел штурма Клайпеды, как в литовское село Кальвария, где разместился штаб 1-го Прибалтийского, нагрянула целая бригада газетчиков во главе с Н. Г. Михайловским из «Правды». По опыту зная, что от журналистов отбиться не легче, чем от вражеского десанта, я покорно вышел к ним, когда они завладели передней половиной крестьянского дома, в котором меня разместили. Любознательность корреспондентов неистощима. Поэтому мне было нелегко ответить на все их вопросы и в то же время соблюсти требования о сохранении военной тайны. Я дал подробный анализ боевых действий в Восточной Пруссии, стараясь убедить представителей печати, что именно там сейчас происходят важные события. Но мои слушатели, сославшись на то, что в Восточной Пруссии уже «воюют» их коллеги, потребовали, чтобы я посоветовал, где им находиться в ближайшие дни, Я сообщил, что сейчас идут ожесточенные бои на подступах к Лиепае, о которых в сводках Совинформ-бюро не упоминается, хотя наши солдаты и офицеры в этих схватках не щадят своей жизни, чтобы приблизить час нашей победы. Осторожно намекнул я и на то, что в скором времени интересные события могут произойти в районе Клайпеды, и при этом выразил надежду, что корреспонденты могут собственными глазами увидеть этот освобожденный порт. Достаточно утомив друг друга, мы распрощались.
Не успели еще прекратиться бои на лиепайском направлении, как генерал Малышев доложил мне о начавшихся в Клайпеде взрывах. Мы уже по опыту знали, что пожары и взрывы — первые предвестники подготовки фашистов к бегству. Значит, нервы у гитлеровского командования не выдержали. В результате прорыва войск 3-го Белорусского фронта к Кенигсбергу, а 2-го Белорусского фрегата — к Балтийскому морю восточнее Эльбинга основные силы восточно-прусской группировки вермахта тоже оказались отрезанными и прижатыми к морю. Мы поняли, что смертельная угроза, нависшая над группой армий «Центр»,[111] вынуждает Гитлера спасать свои войска, блокированные в Клайпеде.
Нам не оставалось ничего другого, как максимально ускорить переход в наступление имевшимися у нас силами. Генерал В. В. Курасов выразил опасение, что два наших стрелковых корпуса, стоявшие на подступах к Клайпеде, вероятно, не смогут быстро сломить сопротивление гитлеровцев, и они не только беспрепятственно ускользнут, но и выведут всю боевую технику. Однако никогда неунывающий Михаил Васильевич Рудаков, новый член Военного совета, утешил его:
— Да успокойтесь, Владимир Васильевич, не так-то просто противнику улизнуть от нас: ведь вывезти морем такое количество войск и техники за несколько дней ему не удасться.
Мне понравилась спокойная уверенность молодого генерала. Действительно, уйти противнику трудно: с фронта мы немедленно атакуем двумя стрелковыми корпусами, а с моря его могут встретить основные силы фронтовой и флотской авиации, а также бригада торпедных катеров. И я тут же поручил Владимиру Васильевичу согласовать этот вопрос со штабом флота. А генералу П. Ф. Малышеву был отдан приказ начать штурм Клайпеды. Выполняя его, командарм решил тремя дивизиями 19-го стрелкового корпуса генерала Д. И. Самарского наступать на город с юго-востока, а силами 92-го с