— Ты… можешь заходить… — говорит он хрипло, будто выталкивая из горла каждое слово.
— Да я вообще-то уже закончила, — отвечаю, еле шевеля губами. — Просто вытиралась…
Его взгляд прикипает к верхней части груди над полотенцем, и я покрываюсь мурашками.
— Тебе холодно, — он хмурится, берёт ещё одно полотенце с полки тут же, расправляет, накидывает мне на плечи и, замешкавшись, не убирает руки.
Я поднимаю на него глаза. Кто из нас первым тянется вперёд? Я? Он? Не знаю. Знаю только, что на моих губах его губы, жадные, нетерпеливые, то ласковые, то практически делающие больно — но от этого жар внутри меня разгорается сильнее.
Не прерывая поцелуя, Полкан разворачивается со мной вместе, прижимает меня к стене. Его трясёт. Трясёт почти в буквальном смысле, я чувствую эту дрожь, которую он явно пытается сдерживать, но продолжает вжиматься в моё тело с такой силой, словно хочет, чтобы наша кожа стала единым организмом.
— Алина, — выдыхает мне в губы, — ты должна сказать, чтобы я ушёл. Скажи мне, — низкий сиплый голос тоже подрагивает, но при этом напирает, заставляет подчиниться. — Скажи! Что не хочешь! Что мне надо уйти!
— Но я хочу… — шепчу ему на ухо, прикусываю мочку, и его встряхивает от этого простого движения, он давит стон где-то в груди, — я хочу, чтобы ты остался. Останься со мной… пожалуйста?
Ловлю его лихорадочный взгляд. Он подхватывает меня на руки, и мы в несколько шагов оказываемся в спальне. Полотенце благополучно сползает где-то на полпути, и едва я оказываюсь на кровати, мужчина, не давая времени для сомнений, опускает голову и втягивает в рот затвердевший сосок.
Против воли вскрикиваю, издавая что-то среднее между всхлипом и стоном. А он отпускает одну грудь и тут же переключается на вторую. Такое ощущение, что с каждым движением его языка внутри у меня сладко сжимается, всё сильнее и сильнее.
— Сними это… сними! — тяну его за рубашку, он отстраняется на несколько секунд, рваными, дёргаными движениями торопливо сдирает её с себя, опять опускает голову к моей груди, а я впиваюсь пальцами в его плечи, глажу спину, чувствуя, как перекатываются под моими ладонями мышцы.
И дёргаюсь от неожиданности, когда его рука, скользнув по животу, окончательно убирает полотенце, отбрасывая ткань в сторону.
— Тише, малышка, не бойся, — жаркий шёпот мне на ухо. — Всё будет хорошо, обещаю.
— Я не боюсь, — смотрю ему прямо в глаза. — Я только хочу, чтобы ты… тоже… — тянусь пальцами к пряжке его ремня.
— Алина… — Полкан утыкается лбом мне в плечо, переводит дыхание.
— Разденься, — просовываю между нами вторую руку, расстёгиваю ремень, пуговицу, тяну за замок. Он приподнимается, помогая мне, стягивает с себя брюки, но отводит мои руки, когда они касаются резинки белья.
— Не так быстро, малышка, — снова спускается поцелуями от шеи вниз, к груди, а потом…
— Ах! — резко сжимаю бёдра от прошившего моё тело почти болезненного наслаждения, когда чувствую касание там, внутри.
— Не надо, не зажимайся. Расслабься, — он не убирает руку.
Я, зажмурившись, немного развожу ноги и прикусываю губу, потому что то, что ощущаю, оно… нарастает! Меня начинает потряхивать от бережных, но настойчивых движений его пальцев, то кружащих вокруг, то надавливающих на какие-то такие точки, о существовании которых я и не подозревала.
Полкан тяжело дышит, и я краем сознания понимаю, что он, похоже, на пределе. Но всё во мне сейчас сосредоточено только на его прикосновениях. Все чувства и эмоции — там, в той точке, из которой по всему телу уже начинают разбегаться электрические разряды.
— Давай, моя сладкая… Ну же…
Он внезапно опускает голову, и я чувствую, как давление пальцев сменяет… о, господи, язык! Спустя секунду меня выгибает в волнах оргазма, накатывающих с такой силой, что я, задыхаясь, хватаю ртом воздух, а на глазах выступают слёзы.
— Какая ты… просто с ума от тебя схожу, — с трудом разбираю хриплый шёпот, когда последняя сладкая судорога затихает.
Чувствую его губы на скулах, на висках. В глазах плывёт, я замечаю, что Полкан тянется к выдвижному ящику, вытаскивает оттуда что-то.
— Сейчас, моя хорошая… — голос звучит сдавленно, но я не успеваю среагировать. Точнее, и не могу. Такое ощущение, что у меня весь скелет расплавился, и мышцы с ним заодно, да чего уж там говорить — и мозги тоже. Он отстраняется ненадолго, а потом опускается на меня уже всем телом — и эта его тяжесть ощущается так правильно, так естественно, что я удовлетворённо выдыхаю, закинув ноги ему на бёдра.
— Малышка, я постараюсь аккуратно, — мужчина сдвигается, заставляя меня почувствовать давление… и дискомфорт. Замираю, и в то же мгновение он резко подаётся вперёд.
Удержать вскрик у меня не получается, от неожиданно сильной боли я зажмуриваюсь и прикусываю губу.
— Прости меня, прости, пожалуйста, маленькая моя, — он целует мои щёки, скулы, закрытые глаза, спускается к губам. Всхлипнув, отвечаю на поцелуй, обнимаю его за шею, прижимаюсь чуть сильнее, хотя боль ещё толком не схлынула.
— Не шевелись, — выдыхает Полкан сквозь стиснутые зубы, — я не… что… что ты делаешь?..
Пытаясь приноровиться к незнакомым ощущениям, сжимаю внутренние мышцы, от этого как будто становится легче.
— Алина, не над… о-о-о, ч-чёрт! — у него вырывается стон. — Я так не выдержу… ты не представляешь, как я хочу…
— Я тоже, — шепчу ему, сжимаясь ещё раз и снова заставляя его сдавленно застонать. — Продолжай.
— Тебе… лучше? — он тяжело дышит, уже начиная двигаться — почти незаметно, явно еле сдерживаясь.
— Да, всё хорошо, пожалуйста, продолжай, — поглаживаю его по спине, тянусь вперёд и слегка прикусываю кожу на плече.
Это срабатывает, как спусковой крючок. От его глубоких, сильных, быстрых толчков мне всё ещё немного больно, но эта боль ощущается фоном происходящего. На самом деле я ловлю какой-то невероятный кайф от осознания, что ему хорошо со мной. Что он теряет над собой контроль. Что стонет сквозь зубы, не в силах сдержаться. Отзвуки недавнего оргазма соединяются в моей голове с этим удовольствием, и когда Полкан, толкнувшись в последний раз и крупно вздрогнув, практически с рычанием прижимается губами к моей шее и сжимает меня в железных объятиях, мне становится почти так же хорошо, как если бы я достигла пика вместе с ним.
Какое-то время мы просто лежим в обнимку, успокаивая дыхание. Потом он приподнимается.
— Солнышко, прости, сейчас снова может быть немного больно, — говорит извиняющимся тоном, медленно отстраняясь от меня.
— Всё н-нормально, — я прикусываю губу, потому что внутри действительно саднит.
Он осторожно подхватывает меня на руки, относит в ванную.
— Тебе бы ванну принять, жалко, что у меня только душевая, — опускает на пол, настраивает воду. — Иди сюда, — заводит меня под душ, встаёт рядом. — Позволишь?
— Что? — смотрю на него непонимающе и чуть не вздрагиваю, когда мужчина, опустившись, упирается одним коленом в пол и обхватывает рукой мою лодыжку.
— Приподними ногу, — просит немного хрипло.
— З-зачем? — мне становится неловко.
— Я просто помогу, — он ласково проводит ладонью по внутренней стороне бедра. — Ты же только что была такая смелая, — улыбается, глядя на меня снизу, — чего теперь испугалась?
Помедлив, подчиняюсь его рукам, и мужчина ставит мою ступню себе на бедро. Осторожно поглаживает, поднимается от колена наверх, смывая следы крови, которых, впрочем, почти и нет.
Сглатываю и поёживаюсь, потому что такое ощущение, что кожа стала ужасно чувствительной. А Полкан, метнув на меня внимательный взгляд, прикасается губами к тому месту, где только что были его пальцы. Вздрагиваю, с трудом сдержавшись, чтобы не откинуться назад, на стену — колени слабеют.
— Останови меня, если будет неприятно, — он опять подхватывает мою ногу и, придвинувшись ещё ближе… закидывает её себе на плечо, раскрывая мне всё там до такой степени, что…
— Нет… — зажмуриваюсь от неловкости, чувствуя себя беспомощной — я и представить себе не могла, как можно… вот так… абсолютно бесстыдно…
— Алина, посмотри на меня, — слышу негромкое, мотаю головой. — Малышка, открой глаза!
С трудом подчиняюсь и мне на секунду становиться нечем дышать. Такого взгляда у него я никогда не видела.
— Ты прекрасна, — он поглаживает мне талию, спускается чуть ниже, сжимает, опять гладит. — Вся целиком. Не стесняйся меня, не надо. Мы не делаем ничего такого, чего стоит стесняться.
Опять медленно двигается поцелуями по внутренней стороне бедра, а потом, отстранившись на секунду, приникает к тому самому месту, куда направлялся, и я чувствую внутри его язык. Меня встряхивает, с губ срывается стон.
— Больно?! — он быстро отодвигается.
— Нет… нет… — не соображая, что делаю, запускаю пальцы ему в волосы, — пожалуйста…
Снизу раздаётся тихий то ли смешок, то ли вздох, а потом мужчина уже не так осторожно опять прикасается к самой чувствительной точке.
Похоже, Полкан тоже ловит кайф от моих стонов. Ничем другим невозможно объяснить, почему он действует так издевательски медленно, то и дело отступая, когда мне кажется, что ещё немного — и я сойду с ума от удовольствия. И только когда начинаю вслух умолять его не останавливаться, доводит меня до самого конца, чуть не заставив расплакаться от наслаждения, которое взрывается в каждой клеточке моего тела, и облегчения, накатившего следом.
После всего я сама себе напоминаю тряпичную куклу. Руки и ноги не слушаются, хочется упасть и лежать не двигаясь. Мужчина помогает мне тщательно вытереться после душа, хотя правильнее будет сказать, что просто вытирает сам, и относит в постель.
— Малышка, как ты себя чувствуешь? — доносится уже сквозь сон.
— Если ты меня обнимешь, то всё будет просто… идеально, — выдыхаю с трудом, даже говорить сил нет.
Меня прижимают сильнее, и последнее, что я слышу перед тем, как отключиться — тихий смех и мягкое:
— Сладких снов, сладкая моя.