Не сдержавшись, качаю головой. Из иностранной компании даже по запросу прокуратуры фиг тебе дадут информацию о движении средств на счетах.
— Но вы понимаете, — продолжает женщина, и у неё в голосе на секунду становятся слышны слёзы, — мы ведь деньги потеряли! Большие деньги!
— Чем я могу вам помочь? — произношу как можно мягче.
— Следователь нам сказал, ну, понимаете, просто по-человечески… — неуверенно вступает в беседу третий из компании, — что, в общем, у вас, в смысле, в агентстве, вели расследование. Помогли нескольким людям.
— Мы не помогали вернуть деньги, — поправляю осторожно. — К нам обращались до подписания бумаг, чтобы установить, насколько добросовестна компания. То есть мы выясняли для клиентов, что та или иная контора, скажем так, не слишком чиста на руку, и они оказывались от сделки просто по собственному желанию, понимаете? У нас не те масштабы, чтобы доказывать чью-либо виновность, — пожимаю плечами, — да это и не наша обязанность.
— Мы понимаем, — торопливо кивает мой собеседник. — Но нам-то нужно, чтобы вы просто подняли ту информацию, которую нашли для тех, предыдущих клиентов! Это как раз и есть то самое недостающее звено!
— Почему вы решили, что мы разрабатывали именно те конторы, которые относятся к вашему делу? — уточняю скептически.
— Так нам же сказали там, в комитете! — выпаливает женщина. — Сотрудница сказала! Инга Валерьевна… или Витальевна? Неважно…
— Я вас понял, — меня бросает в пот. Паззл складывается очень хреновым образом. Резко встаю. — Оставьте, пожалуйста, свои данные, мы посмотрим, что можно сделать в этой ситуации. В ближайшее время с вами свяжутся.
Клиенты переглядываются и тоже встают. Прощаются, и я с подступающей тошнотой вижу, что на лицах у них появляется слабая надежда. Вот же… дерьмо.
Стоит только им выйти, как я оборачиваюсь к Павлу.
— Инга просила данные по этому списку контор, — не спрашиваю, утверждаю.
— Верно, — он кивает. — И ты поручил это Кудрявцевой, исполняющей обязанности твоего секретаря.
— А теперь…
— А теперь договоров нет, — его лицо ожесточается. — Как оригиналов, так и копий. И в системе удалена вся информация. Это ведь ты дал Алине доступ к основной внутренней базе агентства?
Глава 19
Алина
После ухода Полкана я звоню Саше — предупредить, что сегодня можно прийти в агентство попозже. Обещаю, что приду вечером на тренировку, иначе про участие в реконструкции можно будет забыть. А закончив разговор, понимаю, что ни на чём не могу сосредоточиться.
Никогда особенно не верила в интуицию и во все эти штучки, но сейчас сердце прямо сжимается от нехорошего предчувствия. У меня всё валится из рук, и в итоге я решаю, что лучше уж нервничать на работе. Там, если даже не найду, чем себя занять, по крайней мере буду в гуще событий.
Наскоро заплетаю свободную косу — почему-то мне кажется, что сейчас, после пожара, не стоит разгуливать по офису с распущенными волосами — надеваю простые тёмные брюки с рубашкой и выхожу из дома.
Когда приезжаю в агентство, вовремя вспомнив, забираю на первом этаже свой цветок, который оставила тут вчера. Фикус уже выглядит настолько бодро и симпатично, что его можно не только в приёмную — в кабинет поставить.
Поднимаюсь на нужный этаж и тут же наталкиваюсь на обсуждающих что-то Максима и Ксению Владимировну. Макс бросает на меня какой-то непонятный вороватый взгляд, а юрист хмурится. Подхожу ближе.
— Здравствуйте, — киваю им обоим, — что-то не так?
— Так, Макс, — Ксения Владимировна решительно берёт меня за локоть. — Ты Алину не видел. Я сначала сама с ней поговорю, понял?
— Конечно, — оперативник кивает и моментально испаряется.
— Идём, цыплёнок, — юрист кивает на свой кабинет. — Давай быстрее, пока тебя никто не заметил.
— Да что такое? — я пугаюсь, видя мрачное выражение на её лице.
— Садись, — она плотно закрывает дверь, дёргает окно, открывает запечатанную раму и закуривает.
— Ксения Владимировна, — говорю неуверенно, — датчики дыма ведь…
— Они пока отключены, — юрист невозмутимо сбрасывает пепел в окно, надеюсь, не кому-нибудь на голову. — Систему перенастраивают после пожара.
Впивается в меня взглядом, и я ёжусь от выражения её лица.
— Алин, — наконец, начинает она со вздохом, — я когда первое своё самостоятельное дело взяла, тряслась как ненормальная.
Не понимаю, к чему женщина завела этот разговор и зачем мне её воспоминания, но слушаю внимательно.
— Следователем у моего подзащитного как раз Богатырёв был. Молодой ещё совсем, — она задумчиво улыбается, — но уже тогда хватка у него была, как у бульдога, — хмыкает, и я против воли улыбаюсь. — Тогда мы и познакомились. Дело было вроде простое, яйца выеденного не стоило. И провальное — для меня провальное. Виновен был мой гаврик, ничего с этим поделать было нельзя. Хоть и в неудачное место в неподходящее время попал, но вину не отрицал.
Ксения Владимировна резко тушит окурок, бросает его в мусорное ведро под столом, подходит, садится напротив меня.
— Полкан тогда, видя, как мне тяжело, вгрызся в это дело до упора. Он и вообще отличался упрямством, а уж о его принципиальности легенды по управлению до сих пор ходят. И как только до такого звания дослужился — чудом, не иначе. В общем, вытащил-таки он на свет божий пару свидетелей, которые позволили нам не выиграть, нет, разумеется — но срок моему клиенту немного скостили благодаря их показаниям.
Я киваю, до сих пор не понимая, для чего она мне это рассказывает. И так знаю, что Полкан такой. Наверное, и полюбила его за это тоже.
— Он помог тогда мне, молодой девчонке, хотя я его об этом не просила. Более того, — Ксения Владимировна смотрит на меня в упор, — я ему скандал закатила после одного допроса. Не прилюдный, конечно, а в его кабинете — но всё равно, чтоб ты знала, на следователя, который твоё дело ведёт, бочку катить — самоубийство. У меня тогда просто нервы сдали. А он наорал на меня в ответ, но всё равно сделал всё по-честному. Хотя мог и не проводить дополнительных проверок, не морочиться с опросами людей — и так ведь было всё кристально ясно.
Мы молчим какое-то время.
— Ксения Владимировна, — говорю наконец робко, — я не совсем…
— Зачем я тебе это всё рассказываю? — юрист кивает. — Затем, чтобы ты понимала: он всегда — всегда! — выделяет это слово голосом, — проверяет все версии! У него это в подкорке зашито. Даже если всё очевидно, даже если кажется, что такого не может быть, потому что не может быть никогда — он проверит, чтобы убедиться.
Растерянно смотрю на неё. Ксения Владимировна встаёт.
— Алин, ты девочка умная, всё поймёшь — даже если тебе сейчас ничего не понятно. Надеюсь, я не зря тебе это всё сказала. Иди. И держись. Тебе сейчас предстоит не самый приятный разговор, — Ксения Владимировна бросает на меня ещё один пронизывающий взгляд. — Ах, да! И не пытайся помогать! Люди без опыта часто считают, что догадываются, что именно там у следователя на уме и что он хочет от них услышать. И начинают отвечать так, как им кажется, ему надо — а в результате всё выходит только хуже. Так что — чёткие и правдивые ответы на поставленные вопросы.
Киваю, прикусив губу. Она меня сейчас… к допросу готовит?
Поднимаюсь с места и тут осознаю, что всё это время продолжала прижимать к себе цветок. Не испачкалась? Вроде нет… Надо, кстати, отбеливатель купить, дома закончился… В такие минуты помогает думать о чём-нибудь самом обычном.
Потому что на самом деле меня трясёт от нервов. Произошло что-то очень, очень плохое — и, похоже, мне придётся за это отдуваться. Теряюсь в догадках, что это может быть. Пожар? Я нарушила какое-нибудь правило безопасности? Или что-то с базой и реестрами? Может быть, я что-нибудь не сохранила, и оно удалилось?
Так, ладно, хватит гадать. Ксения Владимировна права. Надо идти и держаться. Полкан всё проверит и со всем разберётся.
Перехватываю поудобнее горшок и на негнущихся ногах иду в сторону приёмной. Грязища там, конечно, просто невероятная. Стол секретаря ремонту явно не подлежит, как и сгоревший нафиг компьютер. Ставлю на подоконник свой фикус и, сделав глубокий вдох, решительно стучу в дверь кабинета. Пусть уж лучше сразу… нет смысла рубить хвост по частям.
— Войдите, — голос Полкана из-за двери звучит сухо, но спокойно.
— Здравствуйте, Полкан Игоревич, — захожу внутрь, перевожу взгляд с Богатырёва на его заместителя, который тоже там. — Павел Сергеевич, — здороваюсь и с ним.
— Ну надо же, — тянет зам с сарказмом, — думал, вы уже не явитесь, Алина. Что, график работы не для таких как вы?
— Павел, — обрывает его Полкан, — следи за тем, что говоришь. Это я разрешил Алине прийти сегодня попозже.
Зам теряется буквально на секунду, но тут же возвращает себе уверенный вид. Правда, кидает взгляд на Полкана — и этот взгляд мне крайне не нравится. Но я сосредотачиваюсь не на нём, а на мужчине, который внимательно, словно в первый раз меня разглядывает
— Алина, хорошо, что ты уже пришла, проходи, садись, — указывает на место напротив себя с другой стороны стола.
Осторожно опускаюсь на краешек стула.
— Алина, у меня есть к тебе несколько вопросов, — начинает Полкан. — Но для начала расскажи, пожалуйста, подробно, желательно с примерным указанием времени, что ты делала вчера после моего отъезда в прокуратуру и до того момента, когда спустилась вниз во время пожара.
Сосредоточившись, начинаю медленно вспоминать. Полкан не прерывает, только слушает, делая пометки у себя в рабочем блокноте. На Павла Сергеевича я стараюсь не смотреть, но боковым зрением замечаю, что он то и дело скептически качает головой или язвительно, хоть и еле слышно, хмыкает.
Закончив, вопросительно смотрю на Полкана, и тот кивает.
— Ты сказала, что сделала копии договоров, заперла оригиналы обратно в шкаф, копии положила в стол, так?
— Д-да, — отвечаю неуверенно. — Может быть, сначала они на столе лежали, я не очень хорошо помню. А потом я их убрала в стол, когда… когда Саша пришёл.