Из-за угла доносится топот копыт, и на дороге показывается всадник. Всадница. Маленькая девчонка на здоровенной лошади, в первую секунду меня поражает, как такая малышка управляется с животным, а потом…
Эту картину я запомню на всю оставшуюся жизнь.
Это. Просто. Невероятно…
Боже ты мой, я и представить себе не мог… Мне не хватает кислорода, с трудом втягиваю в себя воздух и понимаю, что не дышал всё то время, пока Алина не остановилась.
Всегда знал, что она самая настоящая амазонка. Перед такой женщиной только на колени упасть…
Улыбающаяся, волосы заплетены в толстую косу, за спиной лук и пустой колчан, она легко, словно играючи, спрыгивает с лошади. Хлопает животное по шее, поворачивается и застывает на месте, глядя на меня.
Алина
— Что ты здесь забыл?!
— Я… ты такая красивая, — выдыхает он, не сводя с меня глаз.
Первая секундная радость — приехал! нашёл! — тут же сменяется злостью. Как говорится, фиг вам, «национальная индейская изба», товарищ полковник!
Впрочем, по его виду и так понятно, что он не ждёт особо бурных восторгов с моей стороны.
— Алина, я… хотел поговорить… хотел объяснить… хотел извиниться, — наконец выдаёт он.
— Путаетесь в показаниях, Полкан Игоревич, — расправляю плечи, продолжая держать Звёздочку в поводу.
Слегка тяну лошадь за собой — надо отвести её в конюшню, почистить. Мужчина идёт следом. У дверей нехотя поворачиваюсь.
— Лучше не заходи.
— Почему?
— У меня, как выяснилось, аллергической реакции на лошадей нет. Но риск был высокий. У тебя тоже высокий, из-за аллергии на шерсть, — поясняю неохотно.
— Хорошо, — он слабо улыбается, — я подожду здесь. Спасибо, что предупредила.
— Не обольщайся, — бурчу себе под нос. — Не хватало ещё тут откачивать тебя.
Завожу Звёздочку внутрь, довожу её до стойла. Подхватываю с полки щётку со скребницей. Вот пусть стоит теперь и ждёт, пока не закончу! Но мой план рушится — из-за угла выходит Юлия.
— О, Алин, ты уже вернулась? Ну, как всё прошло?
— Хорошо, — невольно улыбаюсь. — Звёздочка — лучшая напарница!
— Это точно, — улыбается девушка, подходя к нам. — Ладно, давай, я сама её почищу. А ты иди, тебя вроде там ждут? — подмигивает.
Вдаваться в подробности не хочется, так что я, вздохнув, прощаюсь с лошадкой, обещаю, что как-нибудь приеду покататься, и выхожу из конюшни. Полкан тут же отлипает от стены, у которой стоял, прислонившись.
Мрачно смерив его взглядом, иду в главный корпус базы отдыха, где находится большая гостиная и столовая. Туда надо отнести весь реквизит. Всё это время мужчина, как приклеенный, не отстаёт от меня. А я успеваю накрутить себя до такой степени, что искры из глаз летят.
Приехал он! Соизволил! Ни словечка от него не было с самого дня, как я ушла из офиса, а теперь ходит с видом побитой собаки!
Сердито пыхтя, стягиваю с себя колчан, осторожно кладу лук. Откладываю и хлыст, пристёгнутый к поясу — надо было его Юле отдать, а у меня из головы вылетело.
— Так и будешь молчать? — слышу осторожное из-за спины.
И это оказывается последней каплей.
— Ну давай, обсудим ситуацию! — подхватываю со стола оставленный было хлыст и оборачиваюсь.
— Э-э-э… — Полкан с опаской смотрит на девайс в моих руках и пятится подальше от меня. — Милая, может быть, ты положишь этот… эту… штуку, и поговорим спокойно?
— Да я спокойна! — делаю шаг вперёд. — Спокойнее некуда!
— Малышка, это всё просто недоразумение…
— Недоразумение?! — у меня темнеет в глазах от бешенства. — Так это из-за недоразумения ты обвинил меня во всех грехах и уволил?!
— Я тебя ни в чём не обвинял! — он ещё и возмущается.
— Ах ну да, как же я забыла, ты просто факты перечислил! Спасибо огромное, благодетель ты мой, — издевательски кланяюсь, — я видимо должна быть благодарна, что ты меня под арест не посадил!
— С ума сошла?!
— Это я-то?! Ах ты!.. — замахиваюсь, но он уворачивается.
— Алина!
— Гад!
— Да стой ты!
— Паразит!
— Дай же объяснить! Ай!
Я всё-таки достаю его кончиком хлыста по бедру, но подбираюсь слишком близко. Мужчина перехватывает мою руку и впечатывает меня в стену, прижимая всем телом и не давая вырваться.
Мы оба тяжело дышим, я сдуваю с лица выбившуюся из растрепавшейся косы прядь и дёргаюсь, правда, безуспешно.
— Пусти!
— Нет, пока ты не выслушаешь, — он крепко, но бережно сжимает мои запястья. — Прости меня, я виноват! Очень виноват! Но у меня не было другого выхода!
— Да ты что?! — выпаливаю ему в лицо.
— Я знал, что они не остановятся, если я во всеуслышание объявлю, что обвинения против тебя — чушь и глупость! Тебя подставляли профессионалы, понимаешь? И подставить хотели не только тебя, но и меня тоже. Я не мог… это был самый безопасный вариант для тебя. Павел решил, что я поверил, и расслабился.
— Павел, значит, — я откидываю голову назад, упираюсь затылком в стену.
— Он арестован. И владельцы строительной компании, — кивает Полкан.
— Всё это замечательно, но ты что, не мог позвонить?! Написать?! Хоть два слова? Все эти дни, пока я сходила с ума, пока рыдала сутки напролёт…
— Прости, — он смотрит на меня виновато, качает головой, — это было небезопасно, я не хотел подвергать тебя напрасному риску…
— Всегда можно найти безопасный способ передать информацию! Ты не в мафиозном клане под прикрытием сидел. Если бы хотел, ты это сделал! Мог приехать к родителям и передать матери, чтобы написала она, мог перехватить на работе Сашу и попросить подойти ко мне на тренировке, много чего мог! Но не сделал, — не отрываясь, смотрю ему в лицо, успеваю заметить, как на секунду уходит в сторону его взгляд, и тут мне приходит в голову…
В груди сжимается.
— Ты что… Ты на самом деле подозревал меня?
— Нет! Нет, я не верил… не хотел этому верить, я…
— Не хотел. Но на какие-то доли процента допускал, что это всё-таки возможно, так ведь? — смотрю на мужчину, и он отводит глаза. — Ты не доверял мне до конца.
— Алина, — он говорит торопливо, умоляюще, — ты должна, должна понять! Я же… я следак, следователь до мозга костей, я не могу по-другому, у меня голова так устроена! Я обязан просчитывать все варианты, я столько лет этим занимался! Абсолютное доверие — это что-то нереальное в моём случае, малышка… Пожалуйста, пойми!
Да, я понимаю, хочу сказать ему. И я правда понимаю. Но… всегда есть это проклятое «но». В моём представлении отношения без доверия построить нельзя.
— Отпусти меня, — прошу устало.
Он осторожно отстраняется, расцепляет пальцы на моих запястьях.
— Я тебя выслушала, — выпрямляюсь, расправляю плечи и делаю первый шаг мимо него, к выходу.
— Ты не можешь так уйти! — он заступает мне дорогу, в его глазах мечутся эмоции, которые я отказываюсь видеть. — Ты нужна мне! Я не смогу без тебя! Я… люблю тебя! Алина, я тебя люблю, слышишь?!
— Иногда этого мало, — качаю головой. — Любовь — это ещё не всё, товарищ полковник.
Мужчина начинает задыхаться, а я подхожу к нему, протягиваю руку, легко провожу пальцами по щеке, поглаживая.
— Малышка, прошу тебя… не надо…
— Я тебя тоже люблю, — говорю тихо.
Поворачиваюсь и выхожу из комнаты.
— Так, а ну вылезай оттуда!
Голос сестры доносится до меня глухо из-за одеяла, которое я натянула себе на голову.
— Я сказала, вылезай!
Вцепляюсь в спасительную ткань, которую начинают с меня сдёргивать, но ничего не выходит, руки слабые. Наверное потому, что я лежу уже четвёртый день и почти ничего не ем.
— Посмотри, во что ты себя превратила!
Передо мной стоит сердитая Мари. Закрываю глаза. Никого не хочу видеть, слышать, вообще ничего не хочу. Я даже плакать устала. Слёз нет.
— Сил нет смотреть на тебя, — сестра злится. — Ну что мне сделать?!
Оставить меня в покое.
Ага, как же. Так мне и дали вволю пострадать. Спустя пару минут на меня обрушивается не меньше трёх литров ледяной воды.
— Сдурела?! — подскакиваю из постели как ошпаренная.
— Ой, ну надо же, встала! — фальшиво удивляется Мари, ставя пустое ведро около кровати. — Я чай заварила. Переодевайся, сушись и выходи на кухню, поговорим.
М-да. Сестринская поддержка как она есть. Но на кухне меня действительно ждёт чай, а ещё аромат до сих пор тёплых пирожков с капустой и с мясом. В животе урчит.
— Недавно испекла, специально в полотенце завернула, чтоб не остыли, — сестра подталкивает меня к стулу. — Садись, поешь, а то на лице скоро одни глазищи останутся.
Насупившись, устраиваюсь за столом, но выпечка такая вкусная, что настроение само собой немного поднимается.
— Алинка, солнышко, ответь-ка мне, дорогая сестрица, — начинает Мари, когда я утоляю первый голод, — ты решила себя уморить во цвете лет, а? Для этого есть какая-нибудь причина, столь же возвышенная, сколь и идиотская?!
— Нет, — бормочу мрачно. — Просто я дура.
— Большинство дур прекрасно устраиваются в этой жизни, — философски замечает сестра, — иногда — да что там, гораздо чаще — значительно лучше, чем всякие умницы. И живут себе, горя не знают.
— Очень смешно, — хмыкаю в ответ и вздыхаю.
— Так, давай сразу уточним, — Мари подсаживается ближе, гладит меня по плечу, — мне пора ехать кастрировать Богатырёва?
Смотрю на неё круглыми глазами и начинаю истерически смеяться.
— Не надо пока, — утираю слёзы, выступившие на глазах.
— Значит, думаешь, что ещё пригодится? — улыбается сестра.
— Ох, Мари, — роняю голову на сложенные руки. — Ну почему я такая принципиальная идиотка?! Ведь он же извинился! Сказал, что я ему нужна! В любви признался! — застонав от бессилия, сжимаю виски ладонями.
— Ого, — сестра хмыкает, — сильно его прижало. Но раз ты здесь, значит, недостаточно извинился и недостаточно показал свою любовь. Алин, если ты ему нужна, если он тебя любит — он сделает всё, чтобы тебя вернуть. А если не сделает — значит, нахрен он тебе такой сдался?!