— Нет! — говорю до неприличия радостно. — Не взяла! Не примут без документов?
— Ничего, — фыркает мужчина. — Разберёмся.
Возле регистратуры усаживает меня на мягкий диванчик.
— Сидеть здесь и ни с места! — а сам отходит к стойке.
— Раскомандовался, — бурчу себе под нос.
Страх потихоньку отпускает, хотя в животе по-прежнему всё дрожит, но такой паники, которая накрыла в первый момент, уже нет. Впрочем, это не мешает мне намертво вцепиться в руку Богатырёва, когда из нужного кабинета выходит медсестра и называет мою фамилию.
Мужчина, вздохнув, заходит внутрь первым, таща меня на буксире.
— Здравствуйте, Лариса Ивановна, — здоровается с худощавой женщиной в возрасте. Та расплывается в улыбке.
— Полкан, как я рада тебя видеть! Ну и кого ты тут прячешь? — заглядывает ему за спину. — Деточка, что же ты, садись на кресло.
— Она немного нервничает, — отвечает за меня Богатырёв, когда становится понятно, что сама я ни слова выдавить не могу.
— Да это со всеми бывает, милая, — всплёскивает руками врач. — Думаешь, вот этот здоровенный полковник не боится, когда у меня в кресле оказывается? Ещё как боится!
— Лариса Ивановна, — немного смущённо и с упрёком тянет Полкан.
— Да ладно уж, доля наша такая, стоматологическая, страх внушать, — хохочет женщина. — Ну, давай, моя хорошая, садись, не переживай.
Полкан поворачивается ко мне, смотрит в глаза, потом опять вздыхает, подводит к креслу, усаживает и… опускается прямо на пол в ногах, продолжая крепко держать меня за руку.
— Это ещё что? — врач смотрит на него круглыми глазами.
— Я же не помешаю, — мягко говорит он. — Если ей так будет легче…
— Ну ладно, — на лице Ларисы Ивановны мелькает многозначительная улыбка, а потом она надевает маску.
В итоге всё оказывается далеко не так ужасно, как рисует моё воображение. Мне под анестезией восстанавливают зуб, дают советы, чем мазать синяк на челюсти. И всё это время я концентрируюсь только на пальцах, то сжимающих, то поглаживающих мою руку.
— Ну вот и всё, моя хорошая, — Лариса Ивановна выключает лампу и убирает инструменты. — Можешь вставать, только осторожно, чтобы голова не закружилась.
На ноги меня в итоге поднимают и тут же слегка прижимают, поддерживая.
— Стоишь? — тихо спрашивает Полкан.
Я киваю.
— Молодец. Подожди меня снаружи?
Киваю снова, выхожу из кабинета и за закрывающейся дверью слышу голос врача:
— Как у мамы дела, Полкаш?
О, господи! Это что, подруга его мамы?!
Богатырёв выходит из кабинета спустя пару минут и ведёт меня к машине.
— Ой, а как же… — уже возле двери соображаю, — а оплатить?
— Не переживай об этом, — мужчина садится за руль.
— Как это не пере… Полкан Игоревич, я так не могу, — говорю тихо. — Скажите, пожалуйста, сколько я вам должна.
— Я вычту у тебя из зарплаты, — он отмахивается.
— Ну… ладно, — немного успокаиваюсь.
Это по крайней мере можно будет проверить.
— Давай, рассказывай, — Богатырёв выкручивает руль, выезжая на трассу, — откуда такой страх? Ты обещала.
— Я сказала «может быть», — мямлю в ответ.
Мужчина кидает на меня внимательный взгляд, но тут же опять обращает всё внимание на дорогу.
— Когда я рос, — начинает он вдруг, — у нас кабинеты стоматолога были прямо в школе. Ужас что такое. Самая натуральная пыточная, можешь себе представить, со всеми этими трясущимися бор-машинами и цементными пломбами.
Меня передёргивает, а Полкан продолжает:
— Мы с пацанами однажды решили взорвать всё это дело к чёрту и подложили под кресло одну смесь… Ну, тебе знать не стоит, — ухмыляется, — но в наше время составляющие можно было относительно легко купить или достать.
— Как вы только выжили? — смотрю на него в ужасе пополам с восхищением.
— Чудом, не иначе, — фыркает мужчина. — В общем, взорвалось там всё так себе, разве что стекло в окне выбило — в него улетела какая-то деталь бор-машины.
Невольно смеюсь, представив себе эту картину и счастье школьников.
— Вам попало? — спрашиваю сочувственно.
— Отец так выпорол, что неделю следы сходили, — хмыкает Полкан.
Он уже сворачивает во двор моего дома и паркует машину на том же месте, что и вчера.
— Нельзя бить детей, — говорю негромко.
— Мне тогда было тринадцать, — пожимает плечами, — уже подросток.
— Всё равно, — качаю головой.
— Наверное, ты права, — кивает он. — Своего ребёнка я бы в жизни пальцем не тронул. Но тогда это казалось нормальным. Да и справляться со мной по-другому, как я сейчас понимаю, было практически нереально.
Невольно улыбаюсь, мужчина поворачивается ко мне, и я вздыхаю.
— Я вообще-то не боялась зубного, — говорю, глядя на свои переплетённые пальцы рук. — Но однажды, мне было лет, наверное, десять-одиннадцать, в районной поликлинике я попала к какой-то… какому-то врачу, она была, по-моему, злая на весь белый свет. Но дело даже не в этом, а в том, что… — прикусываю губу, поднимаю взгляд на мужчину, — в общем, у неё сорвалась рука. И мне поцарапало сверлом щёку, возле рта. Кожу содрало, не очень длинно, сантиметра полтора примерно. И не сказать, что это было так уж больно, ранку сразу обработали, но… у меня в голове что-то перемкнуло. Понимаете, стало так страшно, а вдруг мне попали бы, ну, не знаю… в глаз… Звучит глупо, наверное, но…
— Нет, совсем не глупо, — Полкан серьёзно качает головой. — Страх не бывает глупым. Особенно когда для него есть причины.
— Не знаю, может, я и забыла бы об этом рано или поздно, но у меня остался небольшой шрамик, — неловко пожимаю плечами, и мужчина недоумённо хмурится.
— Не замечал у тебя…
— Его не очень видно, но я-то знаю, что он там есть, — касаюсь пальцем этого места.
— Можно?.. — Полкан вдруг тянется рукой, убирает мои пальцы, потом придвигается ближе, так, что между нами почти не остаётся свободного пространства. Очень осторожно приподнимает мой подбородок.
— Да, вижу… — раздаётся хриплый шёпот в нескольких сантиметрах от моих губ.
Глава 7
Сердце у меня колотится как сумасшедшее. Внезапно становится очень жарко, и я с трудом втягиваю воздух сквозь невольно приоткрывшийся рот. Его взгляд словно ласкает, притягивая к себе, но тут Полкан резко отшатывается и убирает руку от моего лица.
Мне становится стыдно. Вот дурочка! С чего ты вообще решила, что он хочет… может хотеть чего-то? Особенно от тебя?
Но он ведь уже второй день отвозит меня домой, мелькает мысль. Не только отвозит, но и заходил вчера, и сегодня помог, и держал меня за руку у врача…
Вот именно. Ты свалилась ему на голову, и он вынужден решать твои проблемы, а послать тебя подальше не может по доброте душевной. А потом я думаю о том, что, наверное, мой чёртов зуб и синяк на челюсти — это вообще травма на рабочем месте, а значит, он просто ответственно и с вниманием относится к своим сотрудникам…
— Алина? — слышу голос сбоку и понимаю, что уже не меньше минуты сижу молча в машине Богатырёва, а ведь ему наверняка ехать пора.
— Извините, я…
— Я бы отвёз тебя что-нибудь перекусить, — начинает Полкан, и я опять теряюсь, — но у меня рано утром самолёт.
— Самолёт? — смотрю на него.
— Да, я уеду примерно на неделю, может быть, чуть больше, — кивает мужчина. — Это рабочая поездка, нужно успеть собраться.
— Понимаю, — киваю торопливо, стараясь не показать, что новость меня расстроила.
И не только потому, что это значит — нам с Сашей опять придётся терпеть его заместителя.
— Алина, у меня к тебе будет очень важная и серьёзная просьба, — поворачивается ко мне Полкан.
— Да, конечно, что хотите, то есть, я всё сделаю… — путаюсь в словах и заставляю себя заткнуться, пока не сморозила что-нибудь.
— Я тебя очень прошу, — начинает он, — даже умоляю! Пожалуйста, не вляпайся ни во что, пока меня не будет!
Я аж закашливаюсь от возмущения, разглядев смешинки в его глазах.
— Да с чего вы… — глотнув воздуха, пытаюсь рассердиться.
— Алин, просто пообещай, что я по приезде найду тебя целую и здоровую, без травм, переломов или ещё чего-нибудь, — Богатырёв укоризненно качает головой. — Не знаю, как ты умудрилась без потерь дотянуть до своего возраста. С тобой же постоянно что-то происходит!
— Это не я, — бурчу, нахохлившись, — оно само.
— Что — оно? — мужчина уже, похоже, начинает веселиться.
— Происходящее, — против воли надуваю губы.
Он тихо смеётся, глядя на меня.
— Обещаешь?
— Обещаю, — киваю в ответ.
— Вот и отлично. Идём, я провожу, — открывает мне дверь и помогает выйти из машины, крепко сжав руку, доводит до подъезда. — Надеюсь, до квартиры поднимешься сама без потерь?
— Да ладно вам, — отворачиваюсь от него и, высвободив кисть, набираю код на домофоне.
— Алина, — зовёт он, когда я уже захожу в подъезд, — спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — киваю, побыстрее закрываю за собой дверь и только тогда выдыхаю.
Всё-таки я его не понимаю.
— Алинка, ты чего задумалась? — спрашивает меня Аннушка.
В субботу я всё-таки приехала к Добрыниным. Неделя прошла как-то тихо и немного тоскливо. Павел Сергеевич уже не так сильно к нам придирался, правда, и мы с Сашей старались не попадаться ему лишний раз на глаза. Работы нам хватало, но спокойной, бумажной, так что у меня не было ни малейшей возможности нарушить данное Богатырёву обещание.
И вот теперь стою на кухне, вызвалась помочь Ане порезать салат. Мари и Маруся во дворе, сообща присматривают за детворой.
— Ань, как понять, чего от тебя мужчина хочет? — задумчиво спрашиваю подругу сестры.
Она фыркает.
— Алин, я бы тебе сказала, что мужчина всегда хочет от женщины только одного, — пожимает плечами. — Ну, в первую очередь. А потом — как сложится.
— Да ну ладно? — скидываю в миску порезанные овощи и скептически смотрю на неё. — Ты сейчас вот это «всем мужикам от тебя нужен только секс» говоришь, потому что мне только восемнадцать?