С гектара собирал бы друг наш Колька,
Когда б не агроном. С ним будет сто.
Деды сказали: «Нет! Давай сто двадцать!
Тут надо просто ловко управляться.
Дерзай, внучок! Поможем, если что!»
И агроном, как медная монета,
Сиял и слушал ценные советы,
Полезные для праведных трудов,
И мы с Витюхой даже устыдились,
Что как-то поначалу усомнились
В самом существовании дедов.
А зря, выходит, вон они какие —
И спины до сих пор у них прямые,
Да и порядок вроде в голове,
И заломать, затюкать нелегко их,
В плечах саже́нь косая у обоих,
А то и, может, целых даже две.
Они пять дней гостили у Колюхи,
Съедят на завтрак хлеба полкраюхи,
Запьют его холодным молоком,
И на полях без книжек и тетрадок
Проводят семинары среди грядок:
Учись, пока не поздно, агроном!
Они ему схемы полива
Доходчиво и терпеливо,
Которых он раньше не знал,
По пунктам смогли обозначить, —
«Внучок, развивайся, иначе
Печален твой будет финал.
Конечно же, всё нелегко тут,
Но, если решил заработать,
Трудись и давай результат!
Дружи, агроном, с головою!»
Ну вот и Колян ему вдвое
Уже увеличил оклад.
Да, если ты родичей помнишь,
Пиши им, звони, и восполнишь
Любой недочёт и пробел.
Дедов проводили с размахом,
Парадную даже рубаху
И галстук Колюха надел.
И запах французской лаванды
Весь вечер витал над верандой,
Где мы за широким столом,
Что выстругал Колька из дуба,
Сидели и скалили зубы:
«Ну, ты и попал, агроном!
Деды нам задание дали,
Чтоб мы за тобой наблюдали,
А взгляд-то у нас как кинжал! —
Чтоб ты каждый день спозаранку
Вставал и высокую планку
В работе отныне держал!»
А запах лаванды – от мёда,
Что Клещ притащил с огорода.
Да чтоб меня! Он этот мёд
На пасеке целую бочку
Три дня собирал в одиночку,
Какой, там, к чертям, огород?
Попутал немного, простите,
Я скромный расслабленный зритель
Эпических жизненных сцен,
Таких вот, к примеру, как эта:
Наш Клещ, что по мёду, вообще-то,
Ударник труда, рекордсмен,
Успел втихаря, мимоходом,
Бочонок увесистый с мёдом
В багажник дедам запихнуть.
Доехать бы, дело за малым!
И вслед агроном замахал им,
Когда они тронулись в путь:
«Счастливо! В пути не скучайте!
Ещё к нам сюда приезжайте,
Мои дорогие деды!
Хоть молод и весел в душе я,
Но с вами в сто раз веселее,
Без вас ни туды ни сюды!»
А вот здесь я, читатель, немного хочу тормознуть.
Столько разных событий сплелось у меня воедино,
Что подумать пора и про собственный жизненный путь,
А иначе зачем тут она, эта вся писанина?
Тут такие дела происходят в романе моём,
Что героями плотно набит, как грибами корзинка:
Все находят себя, а не только один агроном —
И девчата, что дружно худеют, и Колька, и Нинка;
Участковый Андрюха прекрасный этюд разыграл,
С этой вышкой, откуда попрыгали все и пропали,
Заслужив свою участь. Уж ежели ты экстремал,
То сверх меры не пей, не ищи своё счастье в бокале!
Ну, и я-то ведь тоже приехал сюда неспроста,
Литератор, творец, а не Ванька какой-нибудь с Пресни,
Я со Щукино парень. Хоть есть и другие места
Во Вселенной у нас, мой район лучше всех, хоть ты тресни!
Это к слову пришлось, там такие ребята живут,
Что мой долг пред ними велик, неподъёмен и вечен, —
Всю их жизнь описать, – и почётный, и радостный труд,
Только этим могу я им всем отплатить, больше нечем!
А вот что это – Вечность? Нельзя ведь никак без неё
Нам, кто пишет романы, ну вот я сейчас и прикину:
Рифмовать по ночам, это главное дело моё,
Что оно перед ней? Прах ли, призрак, пустая рутина?
Десятая глава
И я на воздух вышел прогуляться,
Под солнышком на лавке посидеть,
В траве среди букашек поваляться,
На голубое небо поглядеть.
Когда ты хочешь мысли воедино
Собрать свои, то просто невзначай
На травку ляг, и, как на пианино,
Сам на себе чего-нибудь сыграй! —
И ты глядишь, отринув все печали,
В глубокую густую синеву,
Мозги встают на место, раз – и встали,
Когда ты видишь небо сквозь траву!
Чтоб алгебру гармонией поверить,
Такой подход решительно отверг
Давным-давно когда-то, в полной мере
Один довольно умный человек.
Читатель мой, что может быть глупее,
Чем в дебри эти чёртовы влезать?
А я вот влез, и кое-что тебе я
Хочу про бесконечность рассказать.
Я даже, чтоб звучать ясней и проще,
Размер строфы слегка укоротил.
Господь однажды в голову наощупь
Смекалку мне, как лампочку, вкрутил.
Мне кажется, я раньше слышал где-то,
А, может, у себя же и прочёл,
Что, если нет смекалки у поэта,
То лучше бы он в грузчики пошёл.
Я знаю, что они народ не хилый,
И что смекалка тоже там нужна,
Но с мускулами больше, с общей силой
Там напрямую связана она.
Я, кстати, бывший грузчик – так, вообще-то,
И до сих пор я помню тех ребят, —
А что потом работать стал поэтом,
То в этом уж никто не виноват.
Всему виной смекалка, без неё бы
Я б эту книгу десять, двадцать лет,
А то бы и вообще писал до гроба,
Горбатился, скрипел, как старый дед.
Но я хитёр, ей-Богу, я вповалку
Однажды лёг под звёздами в горах,
И сон довольно странный про смекалку
Приснился мне, про жизнь в иных мирах,
Что вот он, корифей из корифеев,
Задумчиво затылок почесал —
Смекалистый поэт – Сергей Киреев,
И тут же эту книгу написал.
Иных миров, вообще-то, нам не надо,
Мы рождены, что сказку сделать чем?
Всё верно, былью! Мы её, как надо,
Из наших снов сумеем без проблем
Извлечь, как гвоздь из старой табуретки,
И пусть не сказку сладкую, а быль
Сквозь тьму столетий шлют нам наши предки,
А сказки эти – к чёрту их, в утиль!
Итак, друзья, ещё раз про смекалку,
Она главнее даже, чем талант,
Писать как будто нехотя, вразвалку —
Вот это самый лучший вариант.
И так неделю, две, без остановки,
Как будто всё идёт само собой,
А то и месяц, год, я парень ловкий,
Ну вот я и иду своей тропой —
То забурюсь куда-то в Гималаи,
То с Палычем на реку Сарыджаз,
И просто ухо к небу приставляю
И сам себе даю простой приказ:
«Давай! Вперёд! Рука сама напишет,
Ты дай ей только волю, и она
Про всё, чем этот мир живёт и дышит,
Пойдёт строчить с утра и дотемна,
Её уже ничем не остановишь.
Хоть умник ты разумник, книгочей,
И ум, и мастерство – они всего лишь
Набор второстепенных мелочей».
Я, как поэт, всегда стою на стрёме,
Ловлю с небес неведомый сигнал
Во сне, в какой-то странной полудрёме,
Ну вот и здесь в траве я задремал.
Пока валялся, запросто, с листа я,
Без шариковой ручки и чернил,
А просто так, слова запоминая,
В уме своём балладу сочинил.
И, как в начале моего романа,
Опять жучок какой-то паучок,
Спасаясь от жары среди бурьяна,
Чуть пожужжал немного, и молчок.
Во! Я всегда любил такое слушать,
Я тоже долго чикаться не стал, —
Раскрыв ему, как карты, свою душу,
В ответ свою балладу прочитал,
Как раз про бесконечность, чтоб утешить
Его, себя, блоху ли, муравья,
Нащупать хоть какие-нибудь бреши
В той самой безнадёге бытия,
Что нас гнетёт, поскольку все мы смертны,
Нам эти мысли давят на мозги,
Навязчивы они, немилосердны,
Хоть в самый тёмный лес от них беги!
Но паучок достаточно толково
Мою балладу раскритиковал:
«Когда о вечном пишешь, твоё слово
Должно разить любого наповал!
Ведь ты поэт, все знают, а не фуфел.
Уж если эти пляски-то плясать,
Тогда, как каблуки твои от туфель,
Должны слова от сердца отлетать!
Пришпорь коня, мой друг, и рви поводья!
А ты увяз в абстрактной болтовне,
Расплывчат ты, как Волга в половодье,
А должен быть хотя бы наравне
С какой-нибудь ревущей Ниагарой,
А, может, и покруче раза в два,
И пусть от твоего репертуара
Не просто ходит кругом голова
У тех, кто тебя слушать согласился,
А пусть в ней шторм бушует, ты пойми:
Иного не дано, коль ты решился
О вечном разговаривать с людьми!»