А если заместо забора
Нам взять да найти волонтёра,
Лесник мой сгодится вполне!»
…Да, ребята мои, тут сплошное уже волшебство,
То, что Нинка спустя столько времени в лирику впала,
Что она не забыла ещё незнакомца того,
С кем в сторожке, в лесу, отношенья свои выясняла.
«Он-то здесь каким боком, – спросили мы, – твой удалец,
Он границу теперь изнутри сторожить будет, с тыла?
Как тебе это видится, Нинка, скажи, наконец,
Кстати, он не лесник никакой, ты сама говорила!»
«Да, вы правы, но он, я отчётливо помню сейчас,
Всё кидался какими-то шишками. Парни, скажите,
Этот мой ухажёр, с кем дела не сложились у нас,
Может, он-то и есть тот народный загадочный мститель?
Да, тот самый, с кем мир говорить не готов,
Потому что не знает никто, как к нему подобраться,
Тот, который камнями в машину кидал, в бандюков,
Что к Клещу приезжали на пасеку, помните, братцы?»
Да, есть о чём подумать, мой читатель,
Я срифмовать «мечтатель» и «метатель»
Давно хотел, я парень-то простой,
Но не было достойного сюжета,
Куда я мог бы вставить рифму эту,
Как ценный камень в перстень золотой.
В чём простота моя? Да в пониманье,
Что, если ты назначен на закланье
Своим врагом, и, сам себе бубня,
Что всё, конец, но жить ещё мечтаешь,
И даже в него камень не кидаешь,
То это как-то странно для меня.
Ну, или жёлудь, яблоко, огрызок —
Когда кинжал совсем уж к горлу близок,
Да не к чьему-то там, а к твоему,
Ты должен не стоять с мозгами всмятку
И не плясать под выстрелы вприсядку,
А поступать, как надо, по уму.
Итак, чего нам Нинка рассказала?
Что этот тип с четвёртого бокала
Той браги, что он гнал себе в лесу,
Вдруг начинал без лишних проволочек
Тренировать броски с различных точек,
Герой такой с очками на носу!
Разгорячённый, красный, словно свёкла,
Он тыщу раз подряд кого-то проклял
И кулаком в окно кому-то тряс:
«Эй, вы, там, суки, сволочи, дрожите,
Я всех найду, пусть даже вы сбежите
Туда, куда Макар телят не пас!»
«Спокойно, друг! Не надо суетиться» —
Нам Нинка всё расписывала в лицах,
А он в ответ ей: «Самое оно!»,
И всё подряд швырял во что попало,
Подобного задора и запала
Она уже не видела давно.
Он шишкой, кирпичом стрелял по цели,
И щепки во все стороны летели
Из стен сарая, где он рисовал
Куском угля оскаленных чудовищ,
А, отстрелявшись, вялый, словно овощ,
На раскладушку падал наповал.
«Скажи мне, друг мой, что всё это значит?
Ты, может, хочешь мир переиначить?
Каких-то личных призраков своих
Срубить под корень?» – спрашивала Нинка,
И выстроилась, в общем-то, картинка,
Что он на самом деле сущий псих.
По нашим меркам, правда, сразу скажем.
Едва ли мы врагов своих накажем,
Спустя года столкнувшись тет-а-тет
С любым из них. Он с ними не мурлыкал.
Он в дурдомах полжизни горе мыкал.
Его сульфой кололи десять лет.
Как карты, мысли Нинкины тасуя,
Он разъяснил ей: «То, что я рисую
Углём на стенке – это всё они,
Злодеи, от которых миру плохо,
Что раньше жили, в прошлую эпоху,
А кто-то жив и нынче, в наши дни».
«Моя задача – как-то с ним связаться, —
Сказала Нинка, – я его, как зайца,
Поймать, конечно, в поле не могу,
Поскольку шифроваться он умеет,
Но всё равно держу его в уме я,
Чтоб дать отпор злодею и врагу,
Что топчется тут рядом. Ладно, братцы,
Вы можете во мне не сомневаться,
Я снайпера-то этого найду.
Он, если что, с незваными гостями,
Да пусть они хоть инопланетяне,
В два счёта разберётся на ходу».
…Потом в беседке мы под абажуром
Чаи опять гоняли, и с прищуром
Колян на Нинку искоса глядел:
«Да ты, сестра, не слишком заскучала
По своему стрелку, и осерчала,
Что, мол, такие люди не у дел?!»
«Кончай, Колян!» – она слегка смутилась,
А вот уже и Верка появилась:
«Тут целый штаб у вас, ни дать ни взять,
Совет в Филях! Привет вам, братцы-други!
Давайте слух распустим по округе,
Что Моня стал на сушу вылезать!
И тогда, – Верка нам рассказала идею свою, —
Нас уже никогда ни один злопыхатель не тронет,
Зная то, что мы с Моней его расчехвостим в бою,
Что вообще шансов нет никаких у него против Мони!
И не надо тут стен никаких возводить до небес,
И к сомнительным снайперам нету нужды обращаться,
Моня – лучший гарант, чтоб никто уже к нам не полез,
Чтоб обрёл тут Колян, наконец, долгожданное счастье!»
Да, Веруня не промах, чего уж там, спорт – это вещь,
Хорошо прочищает для мыслей в мозгах все сосуды!
Нинка – лучшая тренерша, запросто может увлечь
Всех и каждого верой в себя и надеждой на чудо!
Кстати, новая партия завтра приедет с утра
Позитивных девчат, им сюда протоптали тропинку
Валька, Верка и Светка, – уже и домой им пора, —
Есть чего показать! Хорошо поработала Нинка!
Жалели её даже все мы, —
Да сколько ж тащить эту тему,
Крутить её, как колесо,
Но бабы-то, вон, похудели,
Причём не в мечтах, а на деле!
Чего уж, эффект налицо!
Они на глазах хорошеют,
У Светки как будто от шеи
Красивые ноги растут!
Махнув стопаря напоследок,
Я кубок ей дал за победу,
За честный продуманный труд!
Хоть было оно непривычно,
Но я его вырубил лично,
Прошёл топором по косой!
Ребята от смеха рыдали,
Когда это всё увидали,
Роден, мать твою, Пикассо!
Но Светка меня подбодрила,
Секрет мне семейный открыла:
Её разорившийся муж —
Любитель абстрактных шедевров!
Они помогают от нервов,
И это не вздор и не чушь,
Он их вывозил за границу,
В Париж, в Монте-Карло и в Ниццу,
Когда ещё спрос был на них.
Ведя своё скромное соло
На грани, за гранью ли фола,
Он был незаметен и тих.
Я что? Я отсёк, как учили,
Без всяких особых усилий,
Всё лишнее – ветки, сучки.
Такие, как я, дело знают,
Когда топором-то махают,
Не полные ж мы дурачки.
«Будь смелым, – она мне кивала, —
Вот Пушкин – он тоже, бывало,
Наброски свои рисовал,
Я видела эти работы,
Мне кажется, даже их кто-то
За бабки потом продавал.
Поделка из пня – твой набросок,
Пусть кто-то сараи из досок
Во всей своей строгой красе
Рождает. А ты – эти кубки,
Ни в чём не идя на уступки
Безрадостной серой попсе,
Что кто-то зовёт реализмом,
По тёмным углам завались там
В музейной хранится пыли
Скульптурных таких композиций,
Что можно с тоски удавиться,
До ручки дойти, до петли…
Когда ты на них только глянешь,
То сразу и ноги протянешь,
Короче, Серёга, твори! —
Вот так вот мне Светка сказала, —
Желающих будет немало
Поделки увидеть твои!»
В общем, так я и начал в искусстве себя выражать,
В голове между жизнью и образом выявил связи,
А ребята, друзья, ну чего? Им бы только поржать!
Как увидят творенья мои, сразу падают наземь!
Вот я взял, и рубанком обломок бревна обстрогал,
Красной краской покрасил его: «Ну и как вам, ребята?
В этот раз ничего? – это я знатокам дал сигнал, —
«Красный куб»! перекличка с Малевичем, с «Чёрным квадратом»!
Да, загадку не может никто до сих пор разгадать,
У него на портрете – квадратная комната с бабой!
Он её там закрасил, чтоб сразу интригу задать,
Кто такая она, как зовут – намекнул бы хотя бы!
Я другое названье – «Колхозник встречает зарю!» —
Дал скульптуре своей, так, читатель, оно будет лучше,
Это я, как работник искусства, тебе говорю,
Ни к чему с тобою зловещие чёрные тучи!
Тринадцатая глава
А что мне делать с красным этим кубом?
А пусть он под кудрявым старым дубом
Стоит так возле речки невзначай,
Что протекает тут неподалёку,
И подходи к нему с любого боку,
Да и зарю на пару с ним встречай,
И созерцай любимую природу,
И жёлуди бросай с обрыва в воду,
И размышляй о вечном: «Ишь, плывут!
Пока, ребята!» Славно было б вскоре
Доплыть им до какого-нибудь моря
И там уже закончить свой маршрут.
А то и дальше плыть – неплохо будет,
Пока их пыл стихия не остудит.
Но я о красном кубе речь веду.
Мы ближе к камышам его с Коляном
Поставили на пляжике песчаном,
Не слишком так особо на виду,
Чтоб меньше рисковать. Я о вандалах,
Их тут навалом, хлопцев разудалых,