— Ну что? — сказал Загорский.
Ответ на это хотели знать все.
Я понял: Самсонов был человеком, который их всех объединял — таких непохожих и разных. Теперь команда рассыпалась. Каждый за себя. Но это чувство еще слишком непривычно и даже пугающе — и велик соблазн оставаться вместе как можно дольше.
— Может, посидим где-нибудь в кафе? — предложил, Кожемякин, — Помянем Самсонова.
— Еще чего! — дернул плечом Демин. — Меня всю ночь допрашивали, я с ног валюсь.
Кожемякин посмотрел на него с нескрываемой неприязнью, но Демин сделал вид, что не заметил этого. Или заметил, но ему сейчас все равно. Я прекрасно его понимал. Это была очень нехорошая ночь. Страшная ночь.
— Я — домой, — объявил Загорский.
— И я — подключился Демин.
Кожемякин яростно потер красные от бессонницы глаза.
— А ты? — уточнил он, обращаясь ко мне. Я неопределенно пожал плечами,
— Тут вот какая штука, — сказал неожиданно хриплым голосом Кожемякин. — Нам бы лучше было потолковать.
Обвел всех неприязненным и злым взглядом.
— О чем? — глухо поинтересовался Дёмин.
— О том, что было. О Самсонове.
При упоминании о Самсонове Светлана еще больше помертвела лицом. Старуха-старухой. У меня снова сжалось сердце.
— А что — Самсонов? — все так же хмуро уточнил Демин.
— То, что он мертв! — выпалил Кожемякин. — Замочили ведь Николаича! Кто-то из нас!
Я стоял ближе всех к Светлане и поэтому услышал, как она застонала — едва слышно. Я на всякий случай взял ее под руку, если она вдруг потеряет сознание.
— Ну почему так категорично? — со вздохом произнес Загорский:
Уж лучше бы он молчал. Кожемякин подступился к нему и не сильно, но, наверное, чувствительно ударил Загорского в грудь.
— Ты помолчи, козел! — прошипел он с такой ненавистью, что я понял еще мгновение, и он растерзает несчастного Альфреда.
Но этого не произошло. Между ними встал Демин.
— Не прыгай! — сказал он веско.
Светлана плакала.
— Козлы вонючие! — выкрикнул Кожемякин. — Завалили Николаича!
— Я представил, что будет очень скоро. Кожемякин напьется по обыкновению, и вот тогда ему уж лучше не опадаться. Наверное, нам действительна надо разойтись, хотя бы на время.
— Хочешь, я отвезу тебя домой? — шепнул Светлане.
Сквозь слезы — то ли ответ, то ли просто всхлип. Как хочешь, так и понимай.
— Мы уходим, — объявил я.
Демин и Загорский молчаливо продемонстрировали свою солидарность. Кожемякин остервенело сплюнул, развернулся и стремительно пошел прочь.
— Сволочь, — негромко сказал ему вслед враз осмелевший Загорский.
— Жуткая история, — примирительно сказал я. — У нас у всех нервы на взводе.
— Да плевать я хотел на нервы! — взорвался Загорский.
— А вот это напрасно. Убийца-то действительно находится среди нас.
Все трое одновременно воззрились на меня. Так смотрели, будто я сказал что-то очень для них удивительное. Но по их глазам я видел — думают точно так же.
— То-то же, — сказал я.
После этого я поймал машину, усадил Светлану на заднее сиденье, сам устроился рядом. Демин и Загорский сохраняли молчание все это время.
— Поехали, — сказал я водителю.
Светлана казалась неживой. Прошло много времени, прежде чем она произнесла первые слова.
— Мне не верится, — прошептала она. — Мне до сих пор не верится.
Я-то надеялся, что удастся избежать разговора на эту тему. Хотя бы первое время. Погладил ее ладонь.
— Как ужасно наказывает судьба, Женя. Мы совершаем какие-то поступки и думаем, что нам это не аукнется. А расплата наступает тотчас.
Не слова, а всхлипы.
— Я так любила его. Если бы ты только знал!
Лично для меня это было новостью.
— Да, — сказал я деревянным голосом. — Я тебя понимаю.
На самом деле я ни черта не понимал.
— Мы прожили с ним четыре года. А потом у нас все сломалось.
— Почему? — проявил я недежурный интерес.
— Не знаю. — Она пожала плечами и ладонью вытерла слезы на лице. — Так бывает. Вдруг приходит холод. Ты сопротивляешься, пытаешься его растопить — и ничего не получается.
Помолчали.
— Я думала, что все образуется. Ждала. И не дождалась.
О причине их разрыва она так ничего и не сказала. А причина должна быть. Пусть не причина, а какой-то повод.
— Кто был инициатором разрыва? Он? Или ты?
Светлана посмотрела на меня с невыразимой печалью, как обычно смотрят на недалеких умом людей:
— Ну как ты думаешь?
Значит, инициативу проявил Самсонов. Глупо было бы предполагать обратное. Лидер. И даже диктатор. Все всегда получалось так, как хотел он. Все — статисты. Он — режиссер. Вся жизнь — как грандиозная постановка.
— Ты ненавидела его за это?
Долгое молчание. После паузы:
— Тогда я думала, что ненавижу… После смерти ненавидеть, конечно, бессмысленно.
— Здесь! — сказал я отрывисто.
Светлана вздрогнула и обернулась ко мне. Водитель затормозил. Только теперь Светлана заметила, что мы приехали.
— Ты поднимешься ко мне?
Я покачал головой.
— Я угощу тебя кофе, — сказала Светлана. — . Иначе: ты просто не доберешься до дома.
Вот тут она была права. Мы поднялись в ее квартиру, и когда я; переступил порог, понял — именно здесь она с Самсоновым и жила. До тех самых пор, пока они не расстались. Светлана стояла посреди комнаты, где она прожила счастливые месяцы. Тогда, с Самсоновым. Но почему они все-таки расстались?
— Ты была ему плохой женой?
Она вздрогнула и непонимающе посмотрела на меня. Тогда я повторил вопрос, не объясняя причин своего интереса.
— Смотря что под этим понимать, — ответила Светлана, подумав. — Мне казалось, что я делаю для него все, что ему больше нечего желать. Но выяснилось, что ему чего-то не хватало. Почему так?
Она спрашивала то ли саму себя, то ли от меня хотела услышать ответ. Я на, всякий случай промолчал.
— Никогда нельзя угадать, чего хочет мужчина. Что он ищет в женщине? А?
Посмотрела на меня вопросительно.
— Что вас к. нам влечет? Секс? Возможность забыть о быте? Или вам нужен хороший собеседник? Или просто почитатель ваших талантов?
— Не знаю, — честно признался я.
— Ну почему вы никогда ничему не можете дать объяснения? Почему вы совершаете поступки, а о причинах происходящего предоставляете догадываться.
Начиналась дискуссия, в которой вряд ли можно было найти истину.
— Ты обещала мне кофе, — напомнил я.
Светлана ушла на кухню: Я отправился следом.
Она двигалась размеренно и красиво. Никаких лишних жестов. Если бы не скорбное выражение ее вдовьего лица, она была бы очень похожа на мою мать.
— Я могу объяснить, что меня влекло к тебе.
Она резко обернулась. Не ожидала и поэтому выглядела удивленной.
— Лично меня, — уточнил я. — За всех мужчин отвечать не могу.
Светлана кивнула.
— Ты чем-то напоминаешь мне мать. Мальчишки никогда не вырастают, наверное. Вырастают, женятся, обзаводятся детьми и все равно в окружающих женщинах ищут образ матери.
Я говорил о себе и понимал, что это никак не может относиться к Самсонову. Насколько я его знал — он не мог искать для себя женщину-утешительницу, женщину, которая будет его оберегать. И Светлана это поняла. Покачала головой, показывая, что ничего нового я ей не открыл. О себе, возможно, что-то и сказал. Но не о Самсонове.
— Он вдруг сошелся с одной женщиной, — негромко сказала Светлина.
Она стояла ко мне вполоборота, и я видел, как у нее дрожит подбородок.
— Совсем молодая девчонка из аппаратной телецентра. Это было так неожиданно. И так…
Она запнулась.
— Так страшно. Когда приходит одиночество, почему-то пугаешься. И я тоже испугалась.
Ее подбородок дрожал, и потому лицо, и так некрасивое из-за перенесенных страданий, стало совсем нехорошим, и я опустил глаза, чтобы этого не видеть.
— Я думала, что все образуется. Но он отдалялся от меня все больше и больше. Даже когда расстался с этой… с той… — Она всхлипнула и покачала головой. — В чем-то я сама была виновата, конечно. Не надо было суетиться. Это я уже потом поняла. Но было поздно.
Провела рукой по лицу, размазывая слезы.
— Я иногда ловила на себе его взгляд. В нем был такой затаенный интерес, будто он присматривался — как я себя поведу. А я себя повела плохо.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Так боялась его потерять, что стала перед ним заискивать. И все погубила.
— Когда ты поняла, что ничего уже не будет?
Она неопределенно махнула рукой:
— Давно, Женя.
— Это было тяжело?
И опять она посмотрела на меня как на недоумка. Я понял, что в чем-то она права.
— Извини, — сказал я.
— Ничего, я уже привыкла. Привыкла к тому, что больно.
— Но вас, женщин, я тоже не понимаю, — признался я. — Видел ведь, как он с тобой обращался. С первого дня видел, как к вам пришел.
Самсонов тогда назвал ее прилюдно «экзальтированной шлюхой».
— И чем хуже с вами мужчины обращаются…
— Да, — с неожиданной легкостью подтвердила Светлана. — Почему-то так.
Я так опешил, что не нашелся, как ответить.
— Ты не обижайся, — попросила Светлана. — Но ты — вовсе не герой моего романа. И то, что у нас с тобой было, — ровным счетом ничего не значит. Нас с тобой Самсонов к этому подтолкнул, и он же нас фактически развел.
У меня, наверное, было слишком глупое выражение лица, потому что Светлана неожиданно протянула руку и погладила меня по волосам. Так гладят маленьких и несмышленых.
— Он ведь провоцировал меня, я видела. Уколол и хотел пронаблюдать за реакцией. Обычное дело для него.
Да, это я знал. Все его передачи были построены на этом приеме.
— Меня это задело. Но чего я хотела добиться? Отомстить ему? Или тоже сделать ему больно, чтобы узнал, каково это?
Она крутила со мной любовь, чтобы что-то доказать Самсонову. А скорее всего — что она пользуется успехом у мужчин и способна запросто обойтись без него. Самсонов же наблюдал за происходящим с равнодушием человека, который все знает наперед, а когда ему надоела эта комедия — все разрушил, одним щелчком. И тем самым показал, кто есть кто. Ни я, ни Светлана не котировались. Самсонов был хозяином, хозяином и остался. Я еще никогда не попадал в столь идиотское положение и почувствовал, как во мне поднимается волна ярости. Самсонова рядом нет. Зато была Светлана. Именно ей и предстояло испить эту чащу моего гнева. Я уже открыл было рот