Демин пожал плечами и ответил с печальной улыбкой:
— Никуда.
— Не нашел себе места?
— Нет.
— Так зачем нам расходиться? Почему мы собственными руками доламываем то, что и без нас пошло трещинами?
Она хотела бы все сохранить, вопреки происходящему. Так утопающий хватается за соломинку. Последняя надежда.
— Давайте поговорим об этом позже, — предложил я.
Стол был накрыт. Демин первым взял рюмку с водкой.
— Давайте сломаем традицию, — произнес глухим голосом. — Первую всегда пили за нас. А сегодня выпьем за Самсонова. Он нас всему научил. Мы без него — ничто. Действительно, король. Правильно Женька сказал.
Мы выпили не чокаясь. Светлана погрустнела. Я погладил ее ладонь. Она ответила мне слабой улыбкой и сказала:
— Ты молодец.
Я пожал плечами, показывая, что обо мне говорить не стоит.
— Нет, нет, — не согласилась она. — И не спорь.
Я, собственно говоря, и не спорил.
— То, что мы сегодня отсняли, — просто класс! — определила Светлана.
— Хотя моментами мне было жутковато, — хмыкнул Демин. — Столь вызывающего сценария у нас сроду не было.
Он налил водку в рюмки и признался:
— Я не думал, что у нас так получится. Жестко, но эффектно. Давай за тебя выпьем, Жень!
Я запротестовал.
— За тебя, за тебя, — упрямо повторил Демин. — Твоя идея была, и разработка — тоже твоя. Я сегодня, когда наблюдал за происходящим, в какие-то моменты просто не верил, что мы это снимаем. Что мы на такое вот решились, отказавшись размениваться на дурацкие истории с кошельками.
— Просто это была наша последняя съемка, — сказал я. — Такой момент всегда — как вспышка. Как озарение.
— За озарение! — предложил тост Демин. — И за тебя!
Я снова пытался протестовать, но Демина поддержала Светлана.
— Не спорь и слушайся старших! — смеясь, сказала она и потрепала меня по волосам. — Какой же ты еще мальчишка! И даже смущаешься совсем по-детски.
Она была сейчас как мать мне. Я отчего-то еще больше смутился и опустил глаза.
— А почему бы нам не сделать так, чтобы сегодняшняя съемка не была последней, — вернулась к волновавшей ее теме Светлана. — Да, многое у нас сейчас не так, как было прежде. Но есть мы, трое, и у нас все получается, как сегодня выяснилось. Так почему бы нам не продолжать? Есть одна сложность — отсутствие операторов, но мы это решим, ведь сегодня выкрутились.
Демин с задумчивым видом катал по столу хлебный шарик.
— У нас миллион идей, — продолжала Светлана. — И никто нам не сможет помешать делать то, что мы хотим.
Она искренне в это верила. Я смотрел на них обоих, и с каждой секундой мне становилось все хуже. Я чувствовал себя предателем. И в какой-то момент вдруг понял, что не смогу уехать, ничего им не объясняя. Потому что потом буду клясть себя за это всю оставшуюся жизнь.
— Илья! — сказала Светлана. — Признай, что ты совершаешь ошибку, уходя в никуда! Ты не хочешь работать с Горяевым, это я понимаю, но почему бы тебе не работать с нами — со мной, с Женей.
Демин превратил хлебный мякиш в окатыш идеальной шарообразной формы и поднял на нас глаза.
— Знаете, я сегодня — там, в павильоне — вдруг поймал себя на мысли, что боюсь потерять все это. Вас боюсь потерять, то дело, которым мы с вами занимаемся, вот эти наши с вами посиделки, которые случаются по завершении съемок. Что заставило нас говорить о закрытии программы? Большое несчастье, которое произошло, и то, что за этим последовало. И мы дрогнули. А может, надо быть отважнее?
Он обвел нас взглядом, И я понял, что должен им сказать. Прямо сейчас, не откладывая.
— Ничего не получится, — сказал я. — Я уезжаю.
Хотелось не смотреть на них, опустить глаза, но я сдержался.
— Куда? — удивилась Светлана.
— В Вологду.
Она хотела что-то сказать, но я остановил ее жестом.
— Вы не все обо мне знаете. И я не могу уехать, ничего вам не сказав. Поверьте, когда я ехал в Москву, я никого из вас не знал, вы были для меня совсем чужими.
— Да в чем дело-то? — не выдержал Демин.
Я вдруг понял, что просто тяну время, и выпалил:
— Я служу в налоговой полиции! Вот в чем дело!
Гробовая тишина. Демин и Светлана смотрели на меня так, словно считали мои слова неумной шуткой.
— Мне неизвестно, с чего все началось, — сказал, я. — Но Самсоновым заинтересовалась налоговая инспекция. Фактов не хватало. Решили внедрить в творческую группу Самсонова оперативного работника. Москвича засылать побоялись, потому что был велик риск, что его раскроют. Взяли человека с периферии, то есть меня. Так я оказался в вашей группе.
Демин посмотрел на Светлану, потом снова перевел взгляд на меня. Я не выдержал и опустил глаза. Демин раздавил хлебный мякиш пальцем, превратив его в лепешку.
— После внезапной смерти Самсонова я должен был вернуться в Вологду. Но следственная бригада попросила меня задержаться в Москве, потому что никак не удавалось вычислить убийцу, и я остался с вами, чтобы помочь следствию. Теперь я свободен и могу ехать. Но не хотел делать этого, не сказав вам всей правды.
— И как твоя работа? — сухо осведомился Демин. — Ты добросовестно выполнял свои обязанности?
В его словах мне послышалась издевка, но ничего другого ожидать не следовало — после того, что они от меня услышали.
— Да, — односложно ответил я.
— Постукивал регулярно? — продолжал Демин.
Я увидел, как поморщилась при этих словах Светлана.
— Я составлял отчеты, как и требовалось.
Демин взглянул на Светлану, словно спрашивал ее: «Хорош гусь?»
— Странное дело, — сказал я. — Я выполнял свою работу, и Самсонов был для меня всего-навсего нарушителем налогового законодательства — до поры. Пока вдруг я не почувствовал, что мое отношение к нему в корне переменилось. Я уже не мог воспринимать его иначе как талантливого человека. Все остальное отошло на задний план. И это налоговое расследование казалось мне таким мелким и ничтожным занятием…
— Ты оправдываешься? — мрачно поинтересовался Демин.
— Ни в коем случае, — ответил я, глядя ему в глаза. — Я уеду очень скоро, и мы, наверное, никогда больше не увидимся. Просто между нами установились такие отношения, что я не могу таиться, как мелкий пакостник.
Светлана, до сих пор молчавшая, шумно вздохнула.
— Илья, он по-своему прав. Женя мог бы уехать, ничего никому не объясняя, но не сделал этого.
Она посмотрела на меня долгим взглядом. В том взгляде я увидел понимание. Понять — это уже простить.
— Не держите на меня зла, — попросил я.
Светлана вздохнула.
— Все-таки судьбу не обманешь, — негромко сказала она. — И если все рухнуло — ничего не поправишь, как ни старайся.
Еще полчаса назад она думала, что программу удастся спасти. После моих слов даже у нее не осталось сомнений в том, что все кончено.
Демин молча поднялся и вышел на балкон. Оставаться здесь я больше не мог.
— Прощай, — сказал я, поднимаясь.
— Светлана тоже встала.
Она не пыталась меня удержать, но я видел, что ей это дается с немалым трудом. Но у дверей она не выдержала. Развернула меня и обняла, прижавшись всем телом.
— Как глупо все в мире устроено! — прошептала она.
Я был совершенно согласен.
— У меня в голове не укладывается то, что ты сказал. Наверное, время какое-то должно пройти. Но все равно спасибо тебе.
— За что? — опешил я, совершенно не ожидая от нее благодарности.
— За все. И не вспоминай о нас плохо.
— Ивы обо мне — тоже, — попросил я.
Она кивнула и поцеловала меня — совсем по-матерински.
— Когда ты уезжаешь? Завтра?
— Возможно, что и завтра. Или чуть позже. У меня кое-какие дела в Москве.
— Увидимся когда-нибудь?
— Обязательно! — уверенно ответил я. — Я приеду на суд.
Она вспомнила о Кожемякине и обо всем, что было связано с этим человеком. Лицо ее стало строгим.
— Да, — подтвердила Светлана. — На суде!
Слова прозвучали очень жестко. Она еще хочет взглянуть в глаза убийце, понял я.
— До свидания, — сказал я.
— До свидания.
Я вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице. Замок на двери квартиры не защелкнулся, пока я не спустился на первый этаж.
День или два — и я уеду. Вот только решу свои дела в Москве — те самые, о которых я говорил Светлане. Эти дела были связаны с Мариной. Потому что я уже понял, что никуда без нее не уеду.
Глава 49
Утром я отправился к Боброву — своему московскому куратору.
— Приехал прощаться, — объявил я. — Уезжаю.
— А Мартынов? Он просил о помощи.
— Дело сделано. Больше я здесь не нужен. Бобров вышел из-за своего широченного стола и устроился на стуле напротив меня, демонстрируя, что никакой он мне сейчас не начальник.
— Вот командировка тебе выдалась, да? — произнес он, сочувственно глядя на меня.
Я пожал плечами.
— Привыкай, — сказал Бобров. — Оно только кажется, что вся наша жизнь— сплошные бумажки. А на самом деле всякое случается.
Он совсем не был похож на супермена. Обычный бухгалтер. Толстенький, и пальцы сардельками. И все-таки я ему верил, потому что сам попал в переплет. Ехал в Москву и представить себе не мог, что события будут развиваться столь неожиданным и неприятным образом.
— Ты молодец! — оценил мою работу Бобров. — Я подготовлю на тебя докладную, поставлю вопрос о поощрении.
— Не надо, — поморщился я.
— Что значит — не надо? Это всегда начальство решает!
— Я буду уходить из полиции.
Надо было видеть, как вытянулось его лицо.
Обычно круглое, оно приобрело форму эллипса. Смотрел на меня и молчал. Наверное, думал, что ослышался.
— Не буду служить, — развеял я его последние сомнения.
— Почему?
— Не хочу.
Такого оборота дела Бобров совсем не ожидал. Даже растерялся.
— Если бы не история с Самсоновым, все, наверное, было бы по-другому. Я бы служил и дальше, и никаких вопросов бы не было. Но все пошло так, как пошло. И теперь я хочу оставить службу.