А: Если ты работаешь в ресторане «Лучшие завтраки Монпарнаса», то неумение варить яйцо – это критическая ошибка.
К: Есть гениальная история из документального сериала о великих шеф-поварах[29]. Один из эпизодов посвящен Массимо Боттура, и там есть рассказ о том, как его помощник случайно уронил на пол лимонный тарт. Он смотрит в ужасе на шефа, а тот собирает все с пола на тарелку и называет то, что получилось «Oops i dropped the lemon tart»[30]. И ради этого блюда в его ресторан съезжаются гурманы со всего мира. Иногда человеку нужен не второй шанс, а возможность повернуть в свою пользу неудачный первый.
А: Вообще-то все, конечно, ошибаются. Многие успешные карьеры построены на каких-то несоблюденных договоренностях, провалах, неудачах, несданных экзаменах.
К: Сколько мы знаем великих людей, которых не приняли куда-то учиться! Представь себе, их ведь могли принять и они не стали бы заниматься тем, чем в итоге занялись. Если смотреть с этой точки зрения, получается, что давать людям второй шанс – ужасное вредительство. Ты их, как крысу в лабиринте, ставишь в исходную точку вместо того, чтобы дать им возможность поплыть дальше и куда-нибудь доплыть. Я против насилия, которое мы совершаем над человеком, когда называем его свернувшим с дорожки. Мне кажется, надо просто открыть глаза и увидеть, что многое происходит не случайно, не по ошибке, и что очень часто никто тебя не просит о втором шансе, и ты, выдавая человеку второй шанс, и себя, и его загоняешь в замкнутый круг.
А: Эту ошибку совершают, собственно, герои фильма «Особое мнение», которые считают, что есть какая-то точка, которая все решает. На самом деле, конечно, такой точки нет. А значит, второго шанса просто не может быть. И это важно – смотреть на жизнь не как на сумму каких-то дилемм, которые ты как-то решаешь, а как на ежесекундную работу.
К: Мы с тобой пришли к удивительной мысли, что жизнь не фунт изюма.
А: Более того, мы вернулись к античной философии, которая построена на том, что жизнь человека – это не набор правильных или неправильных поступков, а набор добродетелей и качеств, которые ты культивируешь, не скатываясь в крайности, и таким образом движешься вперед.
К: То есть жизнь – это дорога.
А: И не фунт изюма.
Глава 8Стоит ли ломать жизнь ради больших достижений?[31]
Герой фильм «Одержимость» – мальчик-барабанщик, которого постоянно унижает его преподаватель. Противостояние учителя и ученика заканчивается нервным срывом: мальчик попадает в аварию, дерется с преподавателем и в результате уходит из профессиональной музыки. Через некоторое время судьба снова их сводит, преподаватель вновь пытается испортить герою жизнь, а тот доказывает ему с помощью музыки, что действительно гений.
Катя: Раньше мы считали, что есть путь преодоления, по которому должен пройти любой одаренный человек, будь то музыкант или спортсмен. Любой, кто имеет шанс стать великим, должен страдать и мучиться. А родители или преподаватели и тренеры должны его заставлять. И тогда, пройдя этапы большого насилия, он, возможно, в конце станет великим. А может, и не станет. Так было устроено и в Советском Союзе, и в других странах. Теперь общество решило, что мучить людей нехорошо, а детей нехорошо особенно.
Андрей: Я считаю, что преодоление – важная штука. И не только для подростков, которые должны прокрутить аксель или отстучать 100 часов на барабанах. Иногда преодоление нужно, чтобы бросить курить или встать в шесть утра ребенка в школу отвезти. Да и какая, собственно, разница?
К: Между тем, чтобы бросить курить, и спортом больших достижений?
А: Это большое достижение – бросить курить. Вот если ты в фейсбуке напишешь, что бросила курить, все сразу тебе лайки поставят.
К: Конечно, разница есть. Мне кажется, она заключается в достоевщине. Человек, который занимается спортом больших достижений, он все время стоит перед выбором: он тварь или гений? И ответа на этот вопрос нет, пока ты не получишь золотую медаль.
А: А если ты ее так и не получишь?
К: То, скорее всего, все это время ты был тварью. Но, если ты не будешь насиловать себя, никогда не узнаешь, мог ли оказаться гением. И вот это понимание закладывается в ребенка в районе 5–6 лет, вне зависимости от того, выбирает он скрипку, фигурное катание или бокс.
А: То есть это ситуация, в которой ты проигрываешь в любом случае.
К: Да. Но тут интересно еще, что это абсолютно не соответствует реальности. Не знаю точно, сколько детей поступает и учится в Гнесинке, но явно немало. И вот каждому поступившему говорят, что отбор очень жесткий. То есть раз он его прошел, то вполне может оказаться гением. Но, скорее всего, он им не окажется! Не может весь курс состоять из гениев. А при этом мы знаем, что означает уход в Гнесинку, или, наоборот, в Школу Олимпийского резерва, или еще в какое-то подобное заведение. Он означает, что у тебя фактически закрываются все остальные дороги. Ты перестаешь учить все остальные предметы; видеть весь остальной мир. Потому что все твои часы отданы репетициям или тренировкам. А все остальное тебе проставят – математику, химию, физику. Но сама идея, что у человека один какой-то путь и главная задача – этот путь найти, вообще-то, устарела.
А: Тут я сыграю в адвоката дьявола и сделаю это легко, потому что про меня понятно, что я никогда никого заставлять не буду, потому что заставлять – это тяжелая работа, а мне лень. Но согласись, что все же есть вещи, которые ты объективно не можешь делать, если до этого не пострадал. Например, бить штрафные, как Месси.
К: Почему ты не можешь бить штрафные, как Месси?
А: Потому что должен вложить в это какие-то умения и навыки и очень много часов жизни.
К: Мне кажется, твой пример некорректен, потому что групповой спорт так не работает. Ты хоть раз слышал нытье футболистов и баскетболистов про то, как им тренер сломал жизнь? По-моему, такой надлом может быть, только когда вся ставка на тебя. Кстати, в этом фильме, «Одержимость», присутствует еще удивительная фигура отца, причем не очень реалистичная. Там отец очень милый и все время говорит, что бог с ними с барабанами.
А: Нет-нет, это очень реалистичный отец. Это так и устроено. Папа мягкий, он простит, такой сексистский идеал.
К: Ну да. А мамы там просто нет, потому что, видимо, это было бы совсем неправдоподобно. Ну вот скажи, допустим, твоей дочке пять лет и какой-нибудь «Манчестер Юнайтед» (мир-то у нас теперь очень продвинутый) говорит: «Все, мы забираем ее, подписываем сейчас контракт, это великая футболистка. Мы таких форвардов вообще не видели за последние 50 лет. Только надо переезжать в Лондон и 100 часов в неделю тренироваться». Ты согласишься?
А: Не знаю. Нет, знаю, я поступлю как тряпка. Приду и скажу: «Малыш, а ты хочешь в „Манчестер“»?
К: Но может ли ребенок решать в этот момент?
А: Вот это интересно. Но вообще считается, что, чтобы вставать в четыре утра и заставлять детей мучиться по 16 часов, надо иметь собственную нереализованную амбицию, какую-то свою травму на этом месте. То есть по-настоящему заставлять могут только неудачники. И все эти безумные тренеры и профессора, которые кидаются табуретками, это люди, у которых самих чего-то не сложилось.
К: Довольно банальная мысль.
А: Да, но из нее следует небанальная. Ведь конфликт возникает потому, что мы никогда не можем понять, человека заставляют делать то, что он хочет, или то, что он не хочет. А как это понять? Если тебя заставляют любимые люди или ты привыкаешь к этим людям, то ты потом считаешь, что и ты этого хочешь, ты интернализируешь этот опыт.
К: Много фильмов снято про то, как мучается родитель или тренер, который вынужден заставлять, и как он страдает, понимая, что, если он не будет мучить этого гениального ребенка, тот не раскроется и потом скажет: «Если б ты мне дал коньки, я б уже давно был на пьедестале с золотой медалью».
А: Коньки и 1102 пенделя.
К: Да. «Я бы получил медаль и потом стал, вполне возможно, инвалидом, но у меня был бы шанс. Почему мне не дали этот шанс?» Это смежно с другой вещью. Мне и, я думаю, тебе в детстве все время рассказывали, что если дан талант, то главное – не зарыть его в землю, это самое жуткое преступление, которое человек может сделать с талантом. И ты всю жизнь живешь с идеей, что, во-первых, надо его найти, а во-вторых, не зарыть. И судорожно, параноидально все время думаешь: «Какой именно у меня талант? О, я написал стихотворение. Может быть, у меня талант? Нет-нет, все-таки бездарное получилось. А вот я картинку нарисовал, и ее учительница похвалила, может, вот он, талант? Но нет, картина тоже так себе». Но, допустим, ты находишь какой-то талант. И тут же слышишь новую байку – один был талантливый, но ленивый, а другой был не талантливый, но усердный и добился гораздо большего. В результате ты проводишь часы в бессмысленной паранойе – волнуешься, поймал ли ты свой талант и не слишком ли ты своей ленью его закопал.
А: И родитель, получается, тоже должен себе ответить на вопрос, не проворонил ли он какой-нибудь талант у своего ребенка и может ли допустить, чтобы тот зарыл его в землю.
Герой документального фильма «Танцовщик» – балерун Сергей Полунин. Он родился в Херсоне, в начале 1990-х, в бедной, но, судя по использованной в фильме хронике, счастливой семье. Талантливого мальчика берут в Киевское хореографическое училище, а потом в лондонскую Школу королевского балета. Но, чтобы он там мог учиться, вся семья должна на это работать. Бабушка уезжает в Грецию, папа – на стройку в Португалию. Мальчик едет в Лондон один и достигает невероятного успеха – в 19 лет становится самым молодым в истории премьером Лондонского королевского балета.