Может, когда-нибудь так и будет. Не исключено, что вся наша идея ненасильственности выходит как раз из этой заповеди. И если бы стояла задача коротко описать человеческую природу, то именно с ее помощью это можно было бы сделать. «Не убивай» сидит в каждом, вне зависимости от культуры, материка, религии.
К: Следующая заповедь тоже имеет принципиальное значение для большинства людей – «Не прелюбодействуй». С ней произошла интересная история. В какой-то момент, когда появилась новая мораль, мир стал открытым и свободным, казалось, что эта заповедь вот-вот перестанет быть актуальной.
А: Да-да, в конце 1960-х – начале 1970-х про это говорили как про что-то неизбежное, как сейчас говорят про глобальное потепление.
К: Но вся эта открытость привела к тому, что заповедь «Не прелюбодействуй» снова актуальна. На ней зиждется вся новая система сексуальных договоренностей. Мы можем договориться между собой о чем угодно, о любой форме отношений. Это наше право, это наша свобода. Но нарушать договор нельзя – «Не прелюбодействуй», не изменяй тому, о чем договорились.
А: Более того, эта заповедь запрещает и ложь, потому что прелюбодеяние – одна из немногих ситуаций в современном мире, когда человек окружает себя враньем. А ко лжи мы теперь относимся как к страшному греху, способу все испортить.
К: Восьмая заповедь. «Не укради». Воровать – плохо. Казалось бы, тоже довольно простая мысль, и очень долго она не подвергалась сомнению. Но в новом цифровом мире не очень понятно, как соблюдать эту заповедь, потому что мы все бесконечно воруем – мы скачиваем торренты, мы копипейстим, мы используем чужие исследования. И, честно говоря, все это не кажется таким уж ужасным грехом.
А: Есть вещи, про которые очень сложно сказать, что они кому-то принадлежат. Что такое собственность на PDF-файл? А еще иногда мы говорим, что, может, и готовы были бы заплатить, но так все устроено по-дурацки, что взять бесплатно гораздо удобнее. Да что говорить – в нашем постсоциалистическом изобильном мире и физический предмет не всегда зазорно украсть. Очень сложно сейчас осуждать человека, который с голоду украл буханку хлеба. И ты можешь говорить, что хлеб – чья-то собственность, результат труда, но в глубине души понимаешь, что все это ерунда.
К: У меня есть ощущение, что точно нельзя брать то, что для человека имеет ценность. А стащить что-нибудь в магазине – это общемировое увлечение. Кражу у корпорации – из сетевого супермаркета, у кинокомпании, издательства – гораздо сложнее осознать как воровство.
А: Если ребенок крадет яблоко в супермаркете, то это не просто 20 рублей убытка – часть этих денег принадлежит какому-то пенсионному фонду, часть вложена в какие-то акции и так далее. Это даже не деньги того человека, который яблоко вырастил или сорвал с ветки. Более того, возможная потеря этого яблока заложена в бюджет супермаркета.
К: Да, но ты же все равно объясняешь детям, что воровать нехорошо.
А: Да, конечно. И мне кажется, надо не рассказывать им про несчастного человека, вырастившего яблоко, а говорить, что воровство – это очень плохой рефлекс.
К: Потому что однажды тебя поймают.
А: Даже не в этом дело. Если у тебя появится привычка брать то, что тебе не принадлежит, она может испортить твои отношения с людьми и в итоге тебе навредит.
К: Получается, с восьмой заповедью в современном мире не все гладко.
А: А девятая заповедь – это настоящее поле сражений. «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Лжесвидетельство – гораздо хуже, чем ложь.
К: Потому что это прямое нанесение ущерба другому человеку.
А: Помимо этого очевидного измерения, о котором даже странно было бы спорить, лжесвидетельство может проявить себя в еще одном важном месте – в интерпретации истории. Ведь про прошлое мы свидетельствуем, а не говорим.
К: И про настоящее мы, вообще-то, свидетельствуем.
А: Да. И у нас есть ответственность рассказывать своим детям о том, как все было на самом деле. За этой ответственностью стоит важная идея, что люди – умные, осознанные существа и, если им рассказать факты, выводы они смогут сделать сами. К сожалению, сейчас в России все, что связано с историей, чересчур политизировано. Обществу «Мемориал», которое, собственно, и было создано для того, чтобы сохранить свидетельства о том, что происходило в нашей стране, мешают работать, постоянно назначают какие-то чудовищные штрафы[45]. А в то же время фильм про героев-панфиловцев, которых на самом деле не существовало, получает гранты от государства и призы.
К: Справедливости ради я должна сказать, что девятую заповедь нарушают не только чиновники. Просто потому, что, описывая какое-нибудь событие, люди почему-то стремятся обязательно встать на какую-то позицию. Не домысливай, не интерпретируй, не ругай, а просто свидетельствуй – произошло то-то и то-то. И тогда из этих свидетельств можно будет составить картину.
А: Так что девятую заповедь мы будем считать актуальной, а вот заповедь номер десять, мне кажется, умерла за ненадобностью. «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни, ни вола, ни осла, ничего, что у ближнего твоего».
К: Она не просто не умерла, это очень актуальная заповедь. Она про чувство, которое по-английски называют FOMO – fear of missing out[46]. Когда ты смотришь инстаграм и думаешь: «Хочу дом, как у него». Когда ты приходишь в чужую семью и думаешь: «Хочу жизнь, как у них». И не важно, что за картинкой в соцсетях может скрываться настоящий ад – муж бьет жену…
А: …И яхту они взяли в аренду.
К: Не надо желать чужого, ты не знаешь, сколько за такую жизнь придется заплатить. Научись радоваться тому, что есть у тебя. Ну и, конечно, психотерапевтический момент – если не умеешь радоваться малому, то и чужой дом тебе не поможет.
А: Да, это правда. Тебя не спасет, если чужой инстаграм станет твоим.
К: Просто купи себе классный телефон, снимай свою унылую кухню классной камерой и украшай собственную страницу.
Часть IIБудущее, которое уже наступило
Удивительное свойство человека одновременно бояться нового и желать его изо всех сил нагляднее всего отражается в популярности антиутопий. Но за картинкой фантастического будущего мы не всегда замечаем, что проблемы, которые появляются одновременно с новыми технологиями, совсем не новые. Почему так получается – из-за недостатка воображения создателей антиутопий или оттого, что этических дилемм на самом деле не так много, мы не знаем. Но как бы то ни было, новые это вопросы или старые, мы обсуждаем их и ищем на них ответы.
Глава 14Зачем нужны родители?[47]
В июле 2017 года футболист Криштиану Роналду объявил, что его девушка танцовщица Джорджина Родригес ждет ребенка. А за месяц до этого – что у него родились двойняшки от суррогатной матери. Еще у Роналду есть старший сын, который тоже был рожден от суррогатной матери. Растить этих детей Роналду помогает его собственная мать – по его словам, лучшего воспитателя, чем она, и представить нельзя.
Катя: Раньше дети были при матери, независимо от того, есть ли у них отец. В последнее время все больше случаев, когда при разводе мать, здоровая физически и душевно, просто уходит, оставляя ребенка отцу. Еще совсем недавно незамужняя женщина не могла одна завести ребенка без того, чтобы ее не осудили. Теперь она может найти мужчину, который ей поможет, а потом забыть о его существовании. Но то, что отец может обзавестись детьми изначально без матери, это действительно что-то новое. Представление о роли матери и необходимости ее присутствия в жизни детей меняется прямо на наших глазах.
Андрей: Мы же разумные, взрослые, либеральные люди, и мы понимаем, что родители равны. У них равные права, и оба родителя одинаково любят детей и могут их воспитывать. Но при этом мы понимаем и другое – культура и общество отдают предпочтение матери.
К: Я совершенно не считаю, что дети не могут вырасти без матери, или с двумя матерями, или с двумя отцами, или с одной бабушкой, или с одним дедушкой. Дети могут вырасти в любой ситуации. Более того, многие дети растут вообще без родителей, и проблемы их скорее связаны не с их отсутствием, а с системой, в которой эти дети вынуждены расти. Но при прочих равных, конечно, отношения биологической матери с собственным ребенком имеют более физиологичную, скажем так, инстинктивную природу, чем отношения отца с ребенком. И в большей степени это относится к маленьким детям.
А: Конечно. Но ты же понимаешь, что все развитие человеческого общества – это отказ от биологических инстинктов и интуиции.
К: Да. И не могу сказать, что это хорошо заканчивается. Но смотри, все же очень просто. У тебя есть дети, они живут с матерью. Когда ты перестал жить с ними, ты не подал в суд, чтобы их забрать. В тот момент всем было очевидно, что они останутся с ней.
А: Конечно. Потому что я тоже продукт этой культуры, и их мама – продукт этой культуры, и все, кому было очевидно, – продукт этой культуры. Культура же не меняется по нашему сигналу. Она это делает постепенно.
К: Но вот вопрос, меняется ли она в том, что касается семьи? Одинокий человек вне зависимости от пола может усыновить ребенка – нам это кажется странным или не странным, но возможным. Отец может вырастить ребенка – сейчас вообще не так сложно уже одному, кто бы ты ни был. Но когда муж сообщает жене с двумя, тремя, пятью детьми, что он уходит, то в классической ситуации женщина остается с детьми жертвой обстоятельств. Никогда мы не слышали, чтобы женщина сказала «Да? Как жалко. Ну хорошо, уходи» и отдала ему детей. Пусть идет жить в новую семью со своими пятью детьми. У меня есть дети, и я понимаю, что не произнесу такой фразы, даже при том, что она мне кажется гениальным решением проблемы, потому что я боюсь, что он действительно возьмет детей и пойдет. А это мне совершенно не нужно.