Так вышло: 29 вопросов новой этики и морали — страница 28 из 48

К: Зато вполне соответствует модным тенденциям, распространенным в Кремниевой долине, – даже Стив Джобс на ранних стадиях лечил свой рак фруктоедением.

А: Принципиальная разница между Сергеем Фаге и Кириллом Терешиным в том, что последний не претендует на роль проповедника. Он просто живет своей жизнью. Да, пользуется успехом и зарабатывает своим телом. По-человечески это очень понятно. А Сергей Фаге живет в Кремниевой долине, которая знаменита тем, что там все жутко умные. Он создает картинку, которой хочется верить и подражать. Он уверяет, что это наука. Но это дешевая подмена: да, каждый из методов, которые используются в биохакинге, возможно, эффективен в каких-то конкретных ситуациях. Но из этого совсем не следует, что взятые вместе эти методы будут работать так, как хочет Фаге. Любая таблетка для чего-то полезна. Но, если ты выпьешь все таблетки на земле, ты умрешь.

К: А мне кажется, есть у Сергея Фаге с Кириллом Терешиным общее. Обоим чего-то не хватает. Кириллу – внимания и денег. Сергею – утешения от страха смерти.

А: У биохакеров другая логика. Что такое успешный предприниматель в Кремниевой долине? Человек, который находит то, что в мире работает неэффективно, и улучшает это при помощи технологий. Таких людей просто бесит, что тело работает не в полную силу и технологии не смогли пока с этим справиться.

К: Люди не понимают, почему все ушло вперед, а тело осталось тем же, что и 100 или 500 лет назад. Ты мне как биолог скажи, оно же все равно останется телом, что бы они ни делали?

А: Останется. Впрочем, что-то все же можно подкрутить. Например, вставить кардиостимулятор, если у тебя аритмия, или титановый болт, чтобы зажил перелом. В некоторых случаях технологии расширяют наши границы и возможности. История Фаге – не про ложность идеи биохакинга как таковой, а про то, как он ее разрабатывает. Ему кажется, что, раз врачи не интересуются такой важной частью человеческого прогресса, как биохакинг, ею должны заняться энтузиасты вроде него. Меня раздражает, когда он говорит, что его метод научен. Но его мотивация, сдирая пальцы ползти вперед и расширять возможности своего тела, мне очень понятна.

К: В том-то и беда, что я очень хорошо понимаю и миллионера из Калифорнии, и юношу из Пятигорска – один достиг всего, а другой не знает, чем ему заняться и как выглядеть. Вот у меня есть тело, оно меняется с годами. Можно ли сделать мое тело чуть краше и чуть более эффективным? С помощью спорта, диеты или витамина D, например? Чтобы оно больше соответствовало тем эталонам красоты, которые мне всю жизнь навязывали. Я понимаю, что в какой-то момент я должна сказать себе, что у меня бодипозитив – с моим телом все хорошо, у меня все в порядке с медицинской точки зрения. Но пока не могу.

А: А тем временем компьютерные процессоры становятся в два раза быстрее каждые 16 месяцев. Это очень понятная фрустрация.

К: Всю жизнь я существую на 10 % от своей мощности. Я не знаю, почему так устроено. Возможно, это разумное ограничение. Потому что, если бы я существовала на 100 %, это было бы сложно вынести миру и мне. Если люди себя будут дополнительно разгонять биохакингом, не перегреется ли мир от таких скоростей? Может быть, мы не зря ограничены в наших возможностях.

А: А Сергей Фаге считает, что зря. И хотя он думает, что наука топчется на месте, это не так. Скоро появятся киборги. Представь себе, что можно будет зайти в интернет и купить себе что-нибудь железное. Многие считают, что с развитием биотехнологий остро встанет проблема неравенства – богатые будут вкладывать в себя деньги и станут еще худее, эффективнее и здоровее. Но мне кажется, что это самообман. Уже сейчас человек, у которого есть доступ к хорошим и дорогим врачам, имеет преимущество. В некотором смысле Сергей Фаге – киборг по сравнению с простым жителем Пятигорска.

К: Давай вернемся к тому, как нам все же воспринимать свое тело. Существует проект, который называется Honest Body Project. Его сделала фотограф Натали Маккейн. Она снимала женщин после родов. Не то, что мы видим на красивых картинках глянцевых журналов, а обвисшие животы, гигантские растяжки, свисающую грудь – и в этих снимках есть тепло, любовь и уют. И мы должны увидеть в этом красоту. Тут я начинаю теряться, потому что, во-первых, есть люди, которые, как мне это ни обидно, выглядят после родов ничуть не хуже, чем до беременности. А во-вторых, многих из тех, кто выглядит не так, это самих не устраивает. Натали Маккейн говорит: «Тебе должно это нравиться, посмотри, это красиво». Но это такое же насилие и диктат, как и восхищение стройным телом. Человек с обычным средним телом, со следами родов и старения вообще перестает понимать, что ему делать – стремиться к глянцевому эталону или принять себя таким, какой есть.

А: Когда я смотрю на эти фотографии, мне в первую очередь бросается в глаза, что они сделаны профессионально. Казалось бы, если ты призываешь любить все как есть, возьми плохой фотоаппарат, не выставляй свет и композицию, пусть качество твоих снимков будет совершенно обычным.

К: Такой, кстати, проект тоже был. Снимали моделей до того, как они приняли красивую позу, и после. И на снимках видно, что человек с утра выглядит опухшим, обрюзгшим, все у него как-то неудачно свисает. А потом он садится, немножко выпрямляется – совсем уже другое дело.

А: Если хочешь показать правду, не надо делать артхаусные черно-белые фотографии. Странно призывать принять мир таким, какой он есть, но при этом прикладывать усилия, чтобы его подретушировать.

К: Но ты же не предлагаешь ради правды жизни отказаться от всего, что делает мир чуть менее естественным, – например, от покупки дезодоранта или от других достижений прогресса.

А: Не все, что касается тела, мы готовы принять. Есть вещи, за которые, мы считаем, надо бороться, например, запах. Точнее, его отсутствие. Во всем, что касается неприятных запахов, никто из нас не готов поступиться ни пядью земли. Я думаю, что у любого человека есть ровно два продуктивных состояния. Одно, когда он что-то принимает, и второе, когда он что-то не принимает и с этим борется. Например, я принимаю свое тело. Оно неидеально, но я не переживаю, когда мне говорят, что я потолстел или похудел. Со своей формой тела я не борюсь. А есть вещи, которые мне в себе активно не нравятся, с ними я пытаюсь бороться. Не сказать, что эффективно, но хотя бы пытаюсь.

К: С чем ты борешься?

А: С леностью, с тем, что встаю поздно. Да с чем угодно – хотя бы с немытой посудой. Ты можешь это принять или с этим бороться. В принципе, понятно, что в случае посуды лучше бы бороться, а в случае формы тела – часто лучше бы принять. Пафос бодипозитива состоит не в том, чтобы сказать, что мы примем любое тело, а в том, чтобы показать другой путь. Глянцевые журналы заполнены фотографиями не просто красивых людей, а людей, которые очень много сил вкладывают в свой внешний вид. Но не все готовы столько вкладывать, надо дать людям альтернативу.

К: Люди, которые невоздержаны в еде и не занимались физкультурой после родов, они же не предпринимали усилий, не боролись. Почему мы их делаем героями? Мы же не публикуем интервью с людьми, у которых нет ни одной интересной мысли. Не пишем о тех, кто ничего не добился и ничего не сделал. Почему интеллект нужно развивать, успешности добиваться, а тело можно оставить в покое? У интеллекта, между прочим, тоже есть некоторый предел – причем у каждого свой. Но никто не говорит: «Прими ограниченность своего интеллекта, не учись, не читай книжки».

А: Действительно, непонятно, почему мы разделяем телесные и интеллектуальные достижения. Но внешний вид уже переходит в область, с которой можно мириться. Важно понимать, что принятие не означает, что ты можешь лечь на диван и ничего не делать. Принятие – это психоаналитическое действие. Если тебя что-то в самом себе не раздражает и не требует вмешательства окружающих, то живи с этим, а не мучайся.

К: То есть все время повторяй молитву, она же девиз общества анонимных алкоголиков – «Ты должен принять то, что ты не можешь изменить, и изменить то, что ты не можешь принять». Только, кажется, эта фраза не совсем так звучит.

А: Не важно, принимается. Ты хорошо сформулировала.

Глава 17Этические вопросы сериала «Черное зеркало»[52]

Кейс

Британский сериал «Черное зеркало» посвящен этическим дилеммам и парадоксам, которые возникли с появлением новых технологий. Сюжеты серий не связаны друг с другом, каждая представляет собой законченную историю, которая происходит в своем отдельном мире – либо в альтернативной реальности, либо в будущем. Технологии, вокруг которых строится сюжет, могут быть как фантастическими, так и доступными уже сейчас. Сериал выходит с 2011 года.

Андрей: В нашем подкасте мы говорим о том, что происходит вокруг, и редко касаемся темы будущего. Разговор о «Черном зеркале» – хороший повод это исправить и охватить сразу много вопросов. Но сначала я бы хотел спросить, есть ли у тебя в принципе этические проблемы с новыми технологиями?

Катя: У меня – нет, но это потому, что, с моей точки зрения, развитие технологий само по себе не ставит перед нами новых этических вопросов, а только по-новому формулирует старые.

А: Вот и посмотрим. Начнем с эпизода про память, который называется «История всей твоей жизни». В мире этого эпизода каждый человек носит в голове небольшое зернышко, видеокамеру, на которую записывается весь его жизненный визуальный и аудиальный опыт. И к любому моменту можно вернуться, воспроизвести запись. Главный герой на вечеринке узнает, что его жена когда-то встречалась с одним из гостей. Промучившись пару дней, он приезжает к этому человеку и заставляет его стереть воспоминание. И пока тот стирает, герой видит на экране маленькие отрывки и даты и понимает, что он, вполне возможно, не биологический отец своей дочери. Как и почти все серии «Черного зеркала», эта серия заканчивается трагически. Жизнь героя рушится, в конце концов он берет бритву и вырезает свое зернышко и таким образом отказывается от памяти.