А: Но, если ты хочешь поменять общественное представление, ты должен показывать такие вещи, которые смогут заставить людей задуматься. Условно говоря, почти то же самое – ты моешь посуду, но муж рядом держит полотенце – уже может быть важным шагом вперед.
К: Почему, чтобы объяснить мне, что я могу в этой жизни, ты все время пытаешься меня поставить рядом с мужчиной? Обязательно располагаешь меня относительно него?
А: Если продолжать твою логику, не нужно тогда и описывать женщину через то, как ее видят другие.
К: Мне кажется, мы должны перестать на все смотреть через призму секса, на некоторое время развести мужчину и женщину в разные стороны и разговор о том, что такое быть мужчиной и что такое быть женщиной, провести отдельно. Мы никогда не договоримся, что значит гендерное равноправие, пока каждый из нас не начнет думать «А я-то чего хочу?».
Глава 26На что мы согласны ради работы?[70]
30 сентября 2017 года на сайте varlamov.ru вышел пост редактора Марии Гёрке, в котором она жалуется на условия своей работы[71]: ненормированный график без выходных, перерывов на обед и отпуска и оскорбления со стороны начальника – Ильи Варламова. Через два дня Варламов опубликовал ответный пост о том, что он платит своим сотрудникам достаточно, чтобы они работали так, как ему удобно. А если они будут организовывать профсоюзы и отстаивать свои права, он их уволит.
Катя: Эту же мысль, но в более интеллигентных выражениях высказывают многие, например, главный редактор издания «Мел» Никита Белоголовцев[72]. Он ссылается на принцип работы стартапов и говорит, что в успешных компаниях никому не нужны сотрудники, которые будут работать по графику.
Андрей: Ты считаешь, это хорошо или плохо?
К: Я считаю, что мода на трудоголизм ужасно лживая и фальшивая. Вредная для работы и бессмысленная. Моя идея проста: человек не может эффективно работать 12 часов, а значит, кто-то здесь не прав – либо сотрудник, который считает, что ему нужно 12 часов, чтобы выполнить работу, либо начальник, которому кажется, что нужно держать людей так долго в офисе. Сама идея, безусловно, основана на принципе работы стартапов, сотрудники которых увлечены своим делом, мобилизованы на 100 %, им важно показать результат. Организм, работая по 12 часов в сутки, в стрессе выдает какой-то невероятный результат. Понятно, что так долго продолжаться не может. Но сама идея максимальной мобилизации привлекает работодателей и захватывает мир. Известно, что, например, в Японии это большая проблема. В 2013 году японская журналистка Мива Садо умерла от чрезмерной нагрузки. За месяц она переработала 159 часов. Это много обсуждалось в Японии, правительство даже пыталось штрафовать компании, в которых люди перерабатывают больше 100 часов в неделю. Но это ни к чему не привело, японцы не знают, как с этим бороться.
А: Мне кажется, все проще, можно даже не проводить аналогии со стартапами. Любой работодатель мечтает о сотрудниках, которые работают по 20 часов, не едят, не спят и не получают зарплаты. И если у него есть какой-то способ принудить людей к переработке, он это сделает. К тому же обычно в стартапах сотрудники получают доли в компании, а когда человек работает на себя, странно его обвинять в том, что он впахивает с утра до вечера.
К: Мода на эффективность, я бы даже сказала, помешательство на эффективности – это результат изменения мира, его превращения в мир технологический. У многих сейчас работа без понятного конца, – очень сложно найти точку для остановки, всегда можно сделать что-то еще. Мне кажется, основная задача современного менеджера заключается в том, чтобы создать для своих сотрудников искусственное ощущение выполненной работы. Чтобы был момент, когда они выдыхают и говорят: «Ну, мы на сегодня работу сделали, и это было хорошо». Или это было не очень хорошо, но главное, что они могут остановиться и это оценить.
А: Мне интересно, почему появляется эта тонкая граница между тем, когда я на себя работаю по 18 часов и не выдыхаю, и тем, когда я работаю на чужого дядю. Почему в первом случае ты считаешь мою переработку нормальной, а во втором нет? Я же все равно работаю на себя, пусть даже это означает, что я получаю зарплату.
К:Разница примерно та же, что между суицидом и убийством. Одно дело – ты себя убиваешь, и я не посажу тебя за это, даже если буду считать такое поведение неразумным. А другое дело – ты убиваешь кого-то, и тогда я тебе скажу: «Слушай, ну это странное занятие».
А: Ты мне говоришь, что нельзя даже добровольно продать себя в рабство. Совершенно верно, я с этим согласен. А теперь я хочу провести границу – что можно сделать по добровольному контракту с нанимателем, а чего нельзя. Вот, например, у многих нанимателей есть требования, у кого-то – приходить на работу к 7 утра, у кого-то – соблюдать дресс-код.
К: Я могу представить себе аргументацию людей, у которых в компании дресс-код, и аргументацию раннего начала рабочего дня. Но идея, что человек должен перерабатывать – а ведь на самом деле именно это говорит Илья Варламов, – мне непонятна. Начнем с того, что у меня есть дети и детские сады и школы почему-то совершенно не подстраиваются под стартап и под начальников, которые любят, чтобы у них перерабатывали. Да и вечером я не очень хорошо соображаю, больше того, после четырех часов продуктивной работы подряд моя работоспособность снижается.
А: Между прочим, в разных странах люди работают по-разному. В Южной Корее, например, в полтора или в два раза больше, чем в какой-нибудь западноевропейской стране. Может быть, по отдельности они чуть менее счастливы, но за последние 40 лет страна в целом стала жить гораздо лучше.
К: Ты так говоришь, как будто существует очевидная корреляция между тем, сколько люди работают, и их уровнем жизни. В Школе бизнеса Колумбийского университета профессор маркетинга Сильвия Беллецца провела исследование и выяснила, что американцы повышают свой социальный статус, делая вид, что они очень заняты[73].
А: Я тоже так делаю все время.
К: Если ты помнишь, еще совсем недавно было круто, наоборот, быть таким профессионалом в своем деле, который может себе позволить кататься полгода на яхте, а полгода гонять шары в загородном доме. И для меня это еще один аргумент в пользу того, что эффективность не может быть связана с количеством часов, проведенных на работе.
А: Почему ты считаешь, что работодатель не имеет права предъявлять тебе требования, которые не повышают твоей эффективности? Может, ему хочется, чтобы свет в окошке горел, чтобы кофейник подогревался.
К: Тут у меня сложная позиция, сразу скажу. Потому что для меня это то же, что делают компании вроде H&M – пользуются рабским трудом в бедных странах.
А: По крайней мере, понятно, что Илья Варламов платит больше, чем на фабриках в Индонезии.
К: Эта история мне в принципе кажется странной. У людей, которых он нанимает, вполне достаточно квалификации, чтобы устроиться на другую работу.
А: Конечно же, это не так. Если у тебя достаточно квалификации, чтобы работать в нормальном графике за те же деньги, ты, разумеется, там и будешь работать. А если ты идешь в потогонку, значит, у тебя есть какой-то мощный стимул: либо тебя никуда не берут, либо это твой шанс сделать быструю карьеру, либо тебе нравится этот проект.
К: Ужас в том, что многим действительно кажется, что заменить жизнь работой, находиться постоянно в ситуации стресса, – это здорово. Что работа, с которой можно уйти в шесть часов вечера, не может быть классной.
А: То есть твоя главная претензия к трудоголизму состоит в том, что его пропаганда, как и обложки глянцевых журналов, искажает наше представление о том, что такое нормальная жизнь? Мне вот требование проводить на работе по 13 часов в день кажется вполне допустимым. По крайней мере, Илья Варламов не принуждает своих сотрудников к чему-то незаконному.
В октябре 2017 года в газете The New York Times вышла статья о голливудском продюсере Харви Вайнштейне, в которой он обвинялся в том, что в течение многих лет принуждал к сексу своих подчиненных и молодых актрис, манипулируя возможностью разорвать или, наоборот, заключить с ними контракт. Через несколько дней после выхода статьи десятки актрис, в том числе Гвинет Пэлтроу, Анджелина Джоли и Азия Ардженто, публично рассказали о домогательствах со стороны Вайнштейна.
Андрей: В некотором смысле это тоже про границу между тем, чего наниматель вправе и не вправе требовать от подчиненных.
Катя: Представим себе человека, у которого есть постоянная потребность в сексе с красивыми женщинами. То есть в какой-то момент он должен понять, что он уже не просто удовлетворяет свою потребность, а манипулирует этими женщинами, пользуясь своим положением, и остановиться?
А: Он генеральный продюсер, то есть человек, наделенный властью. Если ты наделен властью, ты по определению наделен и ответственностью и не имеешь права этого не понимать.
К: В этой истории есть еще один важный момент. Многое из того, в чем обвиняют Вайнштейна, 20 лет назад было общей практикой. И даже если предположить, что Мерил Стрип действительно не слышала о том, что делал Вайнштейн, другие люди признают, что об этом знали. Более того, рассказы про продюсеров и актрис существуют не только в Голливуде, а всюду, где есть киноиндустрия. Тогда получается, что мы его судим обратной силой этической новой нормы.
А: Почему новой? 20 лет назад это было точно так же неприлично. Проведи мысленный эксперимент – представь себе Харви Вайнштейна, который рассказывает об этих случаях, хихикая, Опре Уинфри. Конечно, он не стал бы этого делать. Норма не изменилась. Другое дело, что иногда мы по отношению к каким-то плохим вещам включаем режим нулевой терпимости. Мы говорим, что раньше мы с этим мирились и смотрели на это сквозь пальцы, а теперь не будем.