ломленную ударами судьбы? Я появляюсь как ангел, посланный с небес, чтобы излечить их, избавить от мук. Определенно, я им нужна. Они только и ждут, чтобы я их спасла. Это весьма облегчает мою задачу.
Патерсоны: 17 дней. С роялем дело не выгорело.
Вечер, веранда. Уже два часа я разговариваю с миссис Патерсон. Тонкая работа. Женская солидарность. Отвратительные подробности их с мужем половой жизни. Она об этом никому не рассказывала. Случай с пистолетом. Некоторые готовы пригрозить жене оружием, если та заартачится делать минет. Век живи — век учись.
Как-то, оставшись с их дочкой Мэри наедине, я ей призналась, что отравила собаку. По ошибке. Глупый ребенок — она рассмеялась.
Никогда не проявляй лишнюю инициативу.
Разбирая рояль, Последний сильно поцарапал обои. Пришлось платить из своего кармана.
Во время переездов в фургоне рояли расстраиваются, но Последний знает, как с этим справиться. Он с детства копался в моторах, и, по его словам, погружая руки во внутренности рояля, механик чувствует то же, что
Хирург, оперирующий ребенка.
Неизменно одно, говорит он: оба остаются живы. Рояль и автомобиль.
В каком смысле живы?
У них есть душа, которая может угаснуть.
Однажды Последний свернул на проселочную дорогу и посреди поля остановился. Я помогла вытащить рояль. Он его собрал. И попросил: сыграй что-нибудь.
Псих.
Но я согласилась. И играла долго.
Да так хорошо, как мне уже давно не удавалось. Я видела себя за роялем, будто наблюдала со стороны.
Последний о моем плане ничего не знает. Я и словом не обмолвилась. Когда у меня урок, он остается в грузовике или отправляется на прогулку. Ему неинтересно входить в чужие дома и знакомиться с хозяевами. Он панически боится, что ему предложат чашку чая. Поэтому он обычно сидит в фургоне и рисует.
Удивительное ощущение, когда я играла посреди поля.
Не забывать его.
Постараться не лишать себя радостей. Уверять себя в том, что живешь только
Милосердие. Повторять себе без остановки слово милосердие. Милосердие.
Взываю к милосердию.
Милосердная гроза.
Милосердный ответ.
Быть милосердной.
Последний, своди меня поужинать сегодня вечером. Мы зашли в какой-то ресторанчик и в молчании поели. Я думала о своем плане.
Пора с этим заканчивать.
11.07 вечера.
Я реквием что звучит у ваших дверей я болезнь что приходит из далекого края я пыль что летит в глаза я грязь под ногтями — я реквием губ что ждут поцелуя — я принцесса и принц, меч и дракон — я ночной пожар по которому плачет вода.
Я принцесса-реквием.
Аминь.
Я сказала Джигсам, что их сын гений. Деревенщина. Нищие. У них ни цента не было, но рояль купили, купили со страху: не знали, как отказаться. Деревенщина. Ничтожества. Отцу я сказала, что его сын гений. Потрясающие способности. Бесспорный талант.
На самом деле тупая посредственность.
Ваш сын гений.
Тогда они решились. Начали распродавать имущество, чтобы купить рояль. Оплатили вторые три месяца занятий. От радости, от избытка чувств у них даже походка изменилась. Стали задаваться перед соседями по своей деревушке. За небольшую дополнительную плату я с радостью готова удвоить время занятий. Они согласились. Вы уверены, что наш мальчик…?
Будь у него рояль, притом самого лучшего качества, он бы смог действительно проявить себя. Многое зависит от клавиатуры. Они распрощались с оставшимися вещами и заказали в городе по сниженной цене кабинетный «Steinway». Вечером они приглашают соседей послушать игру сына. Никто не приходит. Обида растет.
Вечер за вечером пирог на столе ждет гостей, а мальчик играет в пустой комнате. Я реквием что звучит у ваших дверей
От Джигсов я уехала через шесть месяцев, точь-в-точь по инструкции «Steinway & Sohns». Успев перед отъездом уверенно заявить, что мальчик просто обязан поехать учиться в город. Он не может отправиться туда в одиночку, возражает мистер Джигс. Я совершенно согласна: не может. А я не могу уехать в город — у меня тут земля, которую нужно обрабатывать, говорит мистер Джигс. Понимаю, говорю я. Земля — это все, что у меня осталось, говорит мистер Джигс. Все, что у вас осталось, — это сын, говорю я.
Я прощаюсь. Мистер Джигс плачет.
Чем все закончилось — не знаю. Меня это ни капли не волнует. Но ловушка уже захлопнулась. У них был выбор: долгие годы мучиться угрызениями совести или сдохнуть от голода и нищеты в городе.
Джигсы. Шесть месяцев, два рояля.
Ньюмены. В процессе.
Коулы.
Фаррелы.
Мартины. Дочка.
Хельмонды. Тот же случай, что и у Мак-Гратов.
Использовать аппликатуру по методу Боккерини.
Может, стоит написать простенькое руководство по технике педалирования?
Три экземпляра Ганона.
Последнему: у Ньюменов расстроен нижний регистр.
Настройка.
Долго разговаривали с Последним. Так много слов он еще ни разу при мне не произносил. Он обожает свою работу. Отмечает черной ручкой на карте все наши перемещения. Каждые десять дней он кладет на карту тонкий белый лист бумаги и перерисовывает карандашом черную линию. Эти листы потом оказываются в папочке. Картинки без всякого смысла. По вечерам он их часами внимательно изучает. Что они значат? Это дорога, отвечает он.
Каракули это, а не дорога.
Нет.
Что ты там видишь?
Попытки.
Попытки сделать что?
Систематизировать пространство, говорит он.
Что значит «систематизировать пространство»?
Это значит подчинить его себе, говорит он.
А что ты с ним делать будешь, с этим пространством, когда подчинишь?
Наведу в нем порядок, говорит он.
Пространство беспорядочно?
Да, говорит он.
Пространство беспорядочно.
А я знаю, куда он прячет письма, которые даже не открывает. Он их все до одного хранит.
Когда-нибудь я их прочитаю.
Жизнь Последнего я разрушать не буду. Его надо беречь как зеницу ока.
Завтра Фаррелы. Потом Слоумены и Дженксы.
Смотри, малышка, не испорти все.
9.46 вечера.
Хоть бы сегодня обошлось без всяких снов.
Семья Мартинов.
На первом же занятии я заметила, каким безумным взглядом мистер Мартин смотрит на дочь. Действовать нужно было очень аккуратно, и я осталась довольна собой. Мистер Мартин присутствовал на уроках: сидел в углу комнаты в кресле. И не произносил ни слова. Только в конце он поднимался и с благодарностью пожимал мне руку. А дочери говорил: Молодец, Рэчел.
На почве любви к ней у него просто крышу снесло.
Девчушка играла неплохо.
14 лет. Очень хорошенькая, ничего не скажешь.
Однажды, когда она закончила играть, я наклонилась к ней и поцеловала в губы. Девочка никак не отреагировала. Тогда мы сделали это традицией. Всякий раз, когда она хорошо играла, я наклонялась к ней и награждала поцелуем в губы. Отец молча на это смотрел.
Как-то раз поцелуй получился более долгим. Я закрыла глаза и приникла к ее губам.
Мы подготовили как следует «La cloche de loin».[11] В четыре руки. Тысячу раз отрепетировали.
Садитесь поближе, предлагаю я отцу. «La cloche de loin» мы играем лично для вас. Садитесь поближе.
Он придвигается вместе с креслом к роялю.
Мы играем все целиком. Рэчел отлично справилась. Я ею довольна. Наклоняюсь и целую ее в губы. Потом улыбаюсь и перевожу взгляд на отца.
Он в замешательстве. Не знает, что делать.
Правда, она замечательно играла? спрашиваю я.
Девочка улыбается.
Отец приподнимается с кресла. Они целуются. Чмокают друг друга.
Девочка нервно смеется. Я, словно в шутку, награждаю их аплодисментами. Пока все.
Кажется, я забыла упомянуть, что он вдовец.
Он вдовец.
Теперь он ставит кресло прямо около рояля. Три месяца — и он покупает рояль. Еще три месяца занятий.
Я целую Рэчел в губы, закрываю глаза и пускаю в дело язык. Она отодвигается. Смотрит на меня. Я улыбаюсь и повторяю все сначала. Языком приоткрываю ее губы. Ее язычок отвечает на мое прикосновение. Я отстраняюсь и улыбаюсь ей. Говорю, ты большая молодец. Она поворачивается к отцу. Того уже трясет. Целуются. Я вижу, как приоткрываются их губы. Потом они смеются.
Шесть месяцев прошло, и я засобиралась. Отец с дочерью выходят проводить меня — держась за руки, они стоят в дверях. У мистера Мартина больной вид, говорит Последний. Глаза у него больные. Так и есть, говорю я.
Спать ложусь голодной. Не могу так больше. Ненавижу бедность. Пора задуматься о будущем. Не могу больше ждать. Надо бежать отсюда.
Варианты:
уехать к сестре
выйти замуж
застрелиться
уехать к сестре, выйти там замуж и застрелить мужа.
Voilà.
Не хочу спать в одиночестве. Иду к Последнему в фургон. Я так иногда делаю. Он отдает мне передние сиденья, а сам ложится сзади. Люблю ласкать себя, когда он спит. Я подозреваю, что он притворяется. Это меня возбуждает. Когда я кончаю, то даже не пытаюсь сдерживать стоны. Хочу, чтобы он все слышал.
Я бы хотела, чтобы он тоже так делал. Я прихожу к нему ночевать и прошу об этом. Подожди, когда я усну, и займись онанизмом. Ты сделаешь это для меня?
Нет, у меня смелости не хватит предложить ему такое.
Просто не хватит смелости.
Но мне бы хотелось.
9.40 вечера.
Я его попросила. Я, наверное, совсем с катушек съехала.
Проснулась и сразу спросила, выполнил ли он мою просьбу.
Да.
Тебе понравилось?
Он не ответил.
Странно. Лучше не думать об этом.
Жара была страшная, и мы ехали с опущенными стеклами.
Очень хотелось играть. Весь урок у Коулов играла одна я. Скарлатти, Шуберт. Миссис Коул осталась довольна. Это моя ученица. Ей 34. В таком возрасте начинать поздно. Но это ее заветная мечта. Я к ней привязалась. Не хочется разрушать ее жизнь. Она этого не заслужила. Но и я не заслужила такой жизни. Виноваты большевики и революция, говорит миссис Коул. Неправда.