...Таки-да! — страница 18 из 40

Возле Дюковского парка в те годы любил меланхолично прогуливаться скромный мальчик Зюня, освобождавший от нейлоновых плащей прохожих с той же решительностью, с какой его навсегда освободили от собственной жилплощади перед первой экскурсией в зону. Перевоспитанный Зюня с тех пор никого не бил «розочками» в живот и даже не ругался матом, а вежливо и культурно вытряхивал людей из не очень хорошо пропускающих воздух нейлоновых плащей, чтобы те могли набирать озон не только полной грудью, но и всей кожей.

Свою добычу Зюня реализовывал непосредственно в Дюковском парке, предлагая модную вещь многочисленным посетителям дешевле, чем на «толчке». И ни один покупатель почему-то не рисковал торговаться с Зюней или отказаться от предложенного плаща, пусть даже он жал в плечах минимум на пять размеров.

Так вот, именно Зюня первым заметил самолет и сильно им заинтересовался. Он даже перепутал цену очередного плаща и вместо шестидесяти попросил за него тридцать, чем очень обескуражил занервничавшего покупателя. .

Самый главный модельер Дюковского по нейлоновой одежде подошел ближе к самолету, где возле колченогого трапа сидел какой-то шкет в кепке с рулоном билетов, по виду сильно напоминавших трамвайные времен оккупации города. За спиной шкета висела табличка с почти красиво выписанными буквами «Аттракцион "Полет в стратосферу". Цена десять копеек.» Зюня пристально посмотрел на шкета еще раз, дал ему на всякий случай подзатыльник вместо гривенничка и стал бесстрашно подниматься по трапу. Шкет молча делал вид, будто Зюня заплатил ему за предстоящее удовольствие наличными.

Когда первый посетитель нового аттракциона вошел в полумрак деревянного салона, он сразу заметил красивую девочку и даже нагло улыбнулся. Однако, заметив, что девочка не одна, улыбка с его лица убежала еще быстрее, чем жабы из Дюковского пруда. Рядом с девочкой стоял мальчик с не менее примечательной наружностью. К такому Зюня не рискнул бы подойти, даже если бы он надел на себя сразу целый магазин нейлоновых плащей...

Через минуту Зюня мягко спустился по трапу с противоположной стороны и оказался под прицелами сотен изучающих его глаз.

- Ну как, Зюня? - робко спросил его кто-то, и на всякий случай убрал свое лицо подальше в толпу, зная, что Зюня не любит, когда его спрашивают даже который час.

Обычно агрессивный Зюня расплылся в улыбке, поднял большой палец руки вверх жестом римского императора и радостно крикнул:

- Ништяк!

Посетители ринулись за билетами, а Зюня молча пошел продолжать свою работу по обеспечению населения дефицитными плащами. Следующим утром, когда он подошел к самолету, вместо колченогого трапа и таблички к кабине деревянного авиалайнера прислонилась небольшая горка, по которой съезжали малыши. Зюня улыбнулся второй раз подряд за целый месяц, вспомнив, как точно такие же горки стояли раньше на городских пляжах, и люди с воплями радости съезжали по ним прямо в воду. Потом, правда, они улетали в воду с совершенно иными воплями из-за того, что какие-то умники установили на желобах горок бритвочки. И горки с пляжей исчезли навсегда...

Вечером Зюня не узнал Дюковского. Словно весь город пожаловал на свидание с ним. В такой давке нечего было даже думать, чтоб успеть облегчить кого-то от плаща. Люди выстроились длинной шеренгой перед шкетом, усиленно продававшим билеты, и радостно поднимались на борт самолета по одному...

- Класс! Бест! Кайф! Я торчу! - по-разному с радостными выражениями отмахивались от прохожих счастливчики, побывавшие раньше других в кабине самолета. И все новые и новые клиенты спешили в очередь, чтобы улететь за десять копеек в стратосферу.

Зюня улыбнулся в третий раз. Он вспомнил, как мальчик развернул его лицом к противоположному выходу, а девочка тут же выдала хороший поджопник, и новоявленный покоритель стратосферы вылетел к поджидавшим его любопытным людям, этим потенциальным зрителям. Зюня еще раз улыбнулся, потом вздохнул, поняв, что сегодня работы уже не будет, и ушел пропустить стаканчик вина к близлежащему газетному киоску.

КОММЕРЧЕСКАЯ ТАЙНА

Если бы Павел Петрович Баранец мог легально вести свою деятельность, то любая фирма добрых услуг вылетела бы на второй день в трубу, исполняющую похоронный марш по ее индивидуальному заказу. Павел Петрович умел все: достать «Волгу», сделать квартиру, изменить меру пресечения, обменять рубли на марки, купить прокуратуру, продать райком, разыскать за границей родственников с гарантом, которых там у вас никогда не было. Место на кладбище или экономическом факультете, должность проректора или даже кладовщика «Вторсырья» - такую элементарщину Павел Петрович решал, снимая трубку телефона. Словом, в Одессе знали, что Баранец - это фирма, которая в отличие от «Бюро добрых услуг» способна оказать добрые услуги. Поэтому Павел Петрович не сильно удивился, когда в один ненастный день с утра пораньше к нему пожаловал давний компаньон Станислав Леопольдович Лисовский.

Воспитанный Лисовский сперва заговорил о погоде на улице. Баранец с ним согласился, что погода - хуже не бывает, а заодно вспомнил, как во время визита трехлетней давности Лисовский сумел всучить ему партию французских духов. В конце концов духи оказались сирийского разлива, но не это самое страшное. Хуже было то, что это были не духи, а туалетная вода. Только через год эту воду под видом заграничного денатурата удалось продать там, где спирт ценится на вес золота, а золото буквально валяется под ногами. А сейчас Лисовский, сорвавший тогда отличный куш, снова говорил о плохой погоде. Как будто хоть раз в жизни он кому-то заявил, что погода бывает хорошей.

Баранец за ушедшие десятилетия никак не мог привыкнуть к манере разговора Лисовского, обрушивающего на собеседника водопад информации. Чтобы не сойти с ума от этого словесного потока, многие соглашались принять условия Станислава Леопольдовича, лишь бы сделка побыстрее закончилась. Лисовский этим беззастенчиво пользовался, справедливо полагая: язык дан человеку, чтобы скрывать его мысли. Судя по объему разговоров Станислава Леопольдовича, он был самым великим мыслителем в мире.

- Баранец, а как вам это нравится? - барабанил Лисовский, ощупывая взглядом степень податливости Павла Петровича. - Эта погода. А? А, погода? А, мелиха? Вы слышали, что подорожают батарейки до приемников и билеты в баню? Кстати, вы мне можете помочь с этим горем, только вы...

- Вам надо искупаться? - вставил реплику Баранец, пользуясь тем, что Лисовский облизывал пересохшие губы.

- Нет, - успокоил компаньона Станислав Леопольдович, - просто может для кого и счастье выдать свою дочь замуж, но только не для меня. Она влюбилась в этого типа, как Дездемона в Ромео, но этого мало. Она кричит, что повесится и ищет канат по всему дому...

- Вы хотите приобрести партию отличной пеньки? - перебил Лисовского Баранец, с трудом представляя, какой канат в силах выдержать дочь Лисовского и характер ее папы.

- Нет, - тут же снова захватил инициативу Станислав Леопольдович, - я знаю, вы сердитесь за тот случай, но слово чести, это все поганцы-поставщики, чтоб так лежалось, как мне сидится на вашем стуле и собственном геморрое. Так я вам говорю - он ей сделал предложение, и она его приняла. Может теперь стоит повеситься мне? Вы бы видели этого придурка - вы бы поняли, что таких людей не бывает в природе. Он отличается от обезьяны только более низким лбом и фарфоровым зубом. Нет, скажу честно, на лицо, так он вполне интересный парень, но когда он открывает свой рот - лучше бы он закрыл навсегда глаза. Баранец, только вам я могу рассказать о своем горе. Мы знаем друг друга сорок лет, мы компаньоны; больше того, Баранец, вы мне, как родной брат, потому что мы три раза проходили свидетелями по разным делам. Мало того, что год назад у меня умерла тетя в Глухове, так еще. одно горе, эта свадьба сведет меня на тот свет, если там есть сумасшедший дом...

Станислав Леопольдович надгрыз пакет с кефиром, стоящий на столе, и сделал несколько жадных глотков. Целебные свойства напитка сказались моментально: теперь изо рта Лисовского вылетали не только слова, но и слюна беловатого цвета. Баранец на всякий случай чуть отодвинулся к краю стола.

- Вы знаете, этот кретин из вполне приличной семьи, - продолжал Лисовский, пододвигаясь поближе к Павлу Петровичу. - Я узнавал: мама держит скобяной магазин на Привозе, а папа - инвалид Великой Отечественной, без двух ног, но по валюте неплохо работает, хотя под трамвай он попал еще до войны. Лучше бы он на рельсах оставил кое-что вместе с ногами, чем иметь такого сына. Нет, вы не думайте, что я ревную его к дочке. Мальчик из хорошей семьи, сам работает по трикотажу, но он вредный, как микроб и брехливый, будто Большая Советская Энциклопедия. Чтоб вы поняли, кто это, так это самый настоящий мулат - белый человек с черным ртом У таких, как он, с фотографии выпадают зубы и на могиле трава не растет. Он мне уже сделал больше седых волос, чем увели с нашей улицы японских шпионов в тридцать седьмом. Это не мальчик, а источник повышенной опасности... Баранец, только вы можете спасти мня. Или вы меня спасете, или я прямо сейчас выпрыгну в окно.

Бараней сделал непроизвольное движение рукой. Он испугался, что Лисовский выпрыгнет из окна, через несколько минут вернется назад и начнет все сначала. Павел Петрович жил на первом этаже.

- Вы спасете меня, Баранец? - переходил на повышенные тона Лисовский. - Вы должны спасти меня, сколько мне бы это ни стоило. Моя жизнь в ваших руках, делайте же что-то!

- Все, что в моих силах! - торжественно пообещал Баранец, лишь бы гость на мгновенье прикрыл рот.

Лисовский смахнул со лба бисеринки пота и на полтона ниже заявил:

- Я знал, что вы не откажете. Этот идиет, он такое придумал...

- Он хочет миллион в приданое? - съязвил Павел Петрович, догадываясь, что Лисовский не очень бы обеднел, потеряв всего один миллион.

- Если бы, - снова заорал Лисовский, - эта молодежь тронулась мозгами. Эта музыка, эти прически, эти ухватки. Деньги для них не главное. Я ему говорю: «С меня трехкомнатный кооператив и все, что вы в него захотите», - а он мне в ответ: «Вы меня за нищего имеете, папаша? Что я своей семье квартиру не обеспечу со всеми причиндалами? Я хочу жениться по-человечески». А что ему не по-человечески, все как у людей. Свадьба в «Интуристе», четыреста гостей с его стороны, с нашей меньше: триста пятьдесят и вы, Баранец, тоже. Я уже тамаду вызвал. И второго. И даже дублера к обоим. Мало, все ему мало... Ему мало, что в ЗАГС он поедет на «мерседесе»...