— Что?
Арло проводит пальцем по резному краю письменного стола, задумчиво глядя на дерево. Затем дважды постукивает по нему, словно приняв решение, и поднимает на меня глаза.
— Он заботится о вас, Эмери. Так, как я еще никогда не видел, чтобы он заботился о ком-то.
— Если это его способ показать, что ему не все равно, то бог мне в помощь. Этому человеку нужна смирительная рубашка.
Он усмехается.
— Я знаю, что он другой.
— Другой — это мягко сказано. Он инопланетянин. — Сделав еще один глоток кофе, я спрашиваю: — Как долго ты на него работаешь?
— Шесть лет. С тех пор как он впервые был принят в...
Резко остановившись, он прочищает горло.
— С тех пор как он сменил своего отца на посту генерального директора MacCord Media.
Внимательно следя за его выражением лица, я спрашиваю: — Принят куда?
— Я прошу прощения. Это был неправильный выбор слова.
Мы смотрим друг на друга. И оба знаем, что он лжет. Я решаю оставить все как есть, потому что знаю, что большего от него не добьюсь, но откладываю эту мысль на потом.
— Если я захочу, чтобы ты меня куда-нибудь отвез, это возможно? Или ты работаешь только на Каллума?
— Я к вашим услугам. Отвезу куда захотите.
— Хорошо. Встретимся в гараже через двадцать минут.
Моя улыбка пренебрежительна. Я вижу, что Арло хочет спросить, куда мы едем, но не спрашивает.
Он скоро все узнает.
Когда мы останавливаемся перед отелем Wilshire Grand в центре города, я выхожу из машины, прежде чем Арло успевает открыть мне дверь, и вхожу в вестибюль семидесятиэтажного здания, словно оно принадлежит мне.
Наверное, так и есть, учитывая, за кем я замужем.
Улыбнувшись охраннику в форме, сидящему за внушительной стойкой регистрации из черного гранита, я радушно говорю: — Доброе утро. Я здесь, чтобы увидеть Каллума МакКорда.
Охранник, приятный молодой человек с широкими плечами и отвратительной стрижкой «чаша», очевидно, подаренной ему его недругом, говорит: — Вам назначено, мэм?
— Нет, но мне это и не нужно.
Его выражение лица говорит об обратном. Прежде чем охранник успевает сказать мне, чтобы я убиралась восвояси, я говорю: — Я Эмери, его жена.
Он смотрит на меня, быстро моргая. Другой охранник, сидящий рядом с ним, тоже в шоке смотрит на меня.
Очевидно, мой дорогой муж не поделился с ними радостной новостью о нашем браке.
Я говорю: — Скажите ему, что, если я не увижу его в ближайшие две минуты, то брошу всю его одежду в большую кучу посреди бульвара Сансет и подожгу ее. И не забудьте передать это дословно.
Подхожу к ближайшему креслу и сажусь, чтобы подождать.
Это не занимает много времени. Уже через минуту ко мне подходит охранник с нервным видом.
— Мэм, мистер МакКорд просил отправить вас прямо наверх. Я провожу вас до лифта.
— Спасибо.
Я поднимаюсь, держа в руках коричневый бумажный пакет, который взяла с собой, и следую за ним через оживленный вестибюль к лифту. Охранник использует свой пропуск, чтобы получить доступ на этаж, а затем нажимает кнопку для меня, когда я захожу внутрь.
Когда лифт останавливается и двери снова раздвигаются, передо мной открывается красиво оформленный вестибюль пентхауса с водным объектом от пола до потолка с одной стороны и стойкой регистрации — с другой. Я подхожу к женщине за стойкой. Она примерно моего возраста, с волнистыми темными волосами, красивым лицом в форме сердца и завидно сияющим цветом лица.
— Доброе утро. Я Эмери. И могу ли я сказать, что мне нравится оттенок вашей помады? Смелые красные губы — мои любимые.
Она смотрит на меня, словно пораженная.
— Боже мой. Вы существуете.
— Вы так говорите, будто я снежный человек. Что я упускаю?
Вскочив на ноги, она подходит к углу стола и берет мою свободную руку, энергично пожимая ее.
— Простите, пожалуйста, за мои манеры! Я Трейси. Когда минуту назад мистер МакКорд сказал мне, что сейчас придет его жена, я чуть не упала в обморок. Я имею в виду, его жена? — Она смеется. — Чудо! Никто не думал, что это когда-нибудь случится!
Я весело говорю: —Да, он ждал до последней минуты, не так ли?
Она некоторое время недоуменно смотрит на меня, а затем качает головой.
— Пожалуйста, считайте меня своим помощником. Я здесь, чтобы помочь вам со всем, что вам может понадобиться, — от организации поездки до бронирования билетов и, в общем, всего, что угодно. Я так рада познакомиться с вами. И поздравляю! О, это такая неожиданная, прекрасная новость...
— Трейси.
Рычащее слово разрезает воздух, как нож. Трейси перестает качать мою руку и замирает.
Мы смотрим на Каллума, который стоит в открытой двери своего кабинета и стреляет глазами в секретаршу отравленными дротиками.
В ужасе она отбрасывает мою руку, как будто та ее обожгла, и бежит обратно к своему столу, где судорожно щелкает мышкой на компьютере.
Я бросаю на Каллума мрачный взгляд.
— Доброе утро, Солнышко.
Он поджимает губы и отступает, чтобы дать мне пройти.
Войдя в его кабинет, я оглядываюсь. Тот впечатляет. Произведения искусства, обстановка, вид на небосклон Лос-Анджелеса — все это говорит о деньгах, власти и престиже.
Я не ожидала меньшего.
Сзади меня Каллум говорит: — Это сюрприз.
— Еще бы.
Поворачиваюсь к нему лицом. На нем красивый угольно-серый костюм, который, вероятно, стоит больше, чем годовая зарплата моего сотрудника. Он закрывает дверь и смотрит на пакет, который я несу.
— Я принесла тебе обед. — Пройдя к его огромному дубовому столу, я ставлю его рядом с телефоном. Затем сажусь на край стола и улыбаюсь ему.
Он ухмыляется в ответ.
— Ты выглядишь хорошо отдохнувшей.
Этот высокомерный урод. Надеюсь, он насладится своим гребаным сэндвичем.
Я легкомысленно отвечаю: — Да, спасибо. Матрас такой удобный.
Мы смотрим друг на друга, пока он медленно подходит ближе, его ухмылка растет с каждым шагом.
— Я пришла обсудить мою машину. Ты ведь помнишь ее, правда, дорогой? Фольксваген, который ты увез на металлолом?
— Это была смертельная ловушка.
— Это была моя смертельная ловушка. Ты не имел права избавляться от нее. Так же как ты не имел права приковывать меня к своей кровати.
— Нашей кровати, — поправляет он, окидывая взглядом мою фигуру. Облизывая губы, он говорит хриплым тоном: — Это платье просто невероятно.
— О, эта старая вещь? Я купила ее по твоей нелепой безлимитной кредитке в каком-то модном бутике на Беверли-Хиллз, где продавцы смотрели на меня так, будто я родила чешуйчатого младенца Сатаны с вилообразным языком и таскаю его за окровавленную пуповину. Такие очаровательные, эти дамы из бутиков. Они заставили меня почувствовать, что самоубийство — мой единственный выход.
— Скажи мне, какие именно, и я прикажу уволить их всех.
— Заманчивая мысль, но я не хочу нести ответственность за скачок уровня безработицы, который это вызовет. — И на этом можно остановиться. Это достаточно близко.
Он останаливается всего в нескольких футах от меня, смотрит из-под опущенных бровей.
Когда его голодный взгляд снова скользит по моему телу, я лаконично отвечаю: — Я не даю тебе разрешения прикасаться ко мне. — Затем я опускаюсь задницей на его стол, откидываюсь назад, опираясь на руки, и скрещиваю ноги.
Медленно покачивая одной ногой взад-вперед, я улыбаюсь ему.
Его глаза вспыхивают. Мышцы на его челюсти напрягаются. Каллум медленно вдыхает, его ноздри раздуваются, когда он выдыхает.
Это опасная игра, в которую я играю, но, черт возьми, это весело.
— Моя машина, Каллум.
Он рычит: — Ее нет. Я куплю тебе все, что ты захочешь, чтобы заменить ее.
— Отлично. Я хочу ту же марку и модель. Того же года и цвета. И, судя по тому, как раздуваются твои ноздри, тебе не нравится эта идея, но ничего не поделаешь.
Его горячий взгляд блуждает по моей груди.
— Осторожно, жена.
— Нет, ты будь осторожен. Потому что, если ты думаешь, что женился на пофигистке, подумай еще раз.
— Я точно знаю, на ком женился, — тихо говорит он, его глаза пронзительны. — А ты?
— Да. На психопате, у которого слишком много денег, слишком мало терпения и слишком много самоуверенности для его собственного блага. Когда ты собираешься представить меня своей семье?
Мышцы на его челюсти снова напрягаются.
— Когда придет время.
Я смеюсь.
— О, интересно! Это будет тот самый случай, когда ты дашь понять буквально всем, что у тебя есть жена? Потому что, судя по всему, я вызвала шоковую волну, просто появившись здесь сегодня утром. Я думала, твоей бедной секретарше понадобится кислород.
— Я не раскрываю свою личную жизнь никому за пределами семьи. Я уже говорил тебе об этом.
— И что же? Я должна спрятаться в замке и притвориться, что меня не существует?
Каллум становится все более и более взволнованным. Я не уверена, что это из-за моего легкомысленного тона или из-за того, как я соблазнительно покачиваю ногой взад-вперед, но в любом случае я могу сказать, что его кровяное давление повышается.
Надеюсь, у него лопнет аорта.
— Нет, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Теперь дай мне разрешение прикоснуться к тебе.
Крутя прядь волос между пальцами, я сладко говорю: — Дорогой муж, когда это случится, в аду будет холодный день.
— Эмери, — предупреждает он, сверкая глазами.
Я притворяюсь, что дрожу от страха.
— Ооо. Так страшно.
— Не испытывай меня.
Я хихикаю, глядя на выражение ярости на его лице. Изматывать его, возможно, станет моим новым любимым занятием.
— Или что? Ты будешь изображать большого плохого волка и рычать? Извини, но я уже видела этот номер. Тебе придется постараться лучше.
Выражение его лица становится жестким. Его губы истончаются. Он сжимает руки в кулаки.
Электрический и сладкий трепет пробегает по моему телу. Пульс учащается, соски твердеют, а дыхание перехватывает в горле. Упиваясь своей способностью вывести его из себя, а также вновь обретенной силой удерживать его на месте, не имея ничего, кроме отрицания, я громко смеюсь.