— Ты говоришь как я.
— О? Как это?
— Твоя первая мысль всегда негативна.
Я не знаю, как к этому относиться, поэтому обхожу стороной.
— Не хочешь ли присесть?
— Нет, нет, я не буду отнимать у тебя много времени. Я просто хотел поговорить с тобой о Каллуме.
Его выражение лица заставляет меня нервничать снова и снова.
— Он знает, что ты здесь?
— Нет. И я буду признателен, если ты не скажешь ему, что я был.
Мы стоим в неловком молчании, пока я не говорю: — Не хочу показаться грубой, но ты ставишь меня в неловкое положение, прося об этом.
— Я не прошу лгать. Просто не передавай эту информацию.
— Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь, чтобы я сказала ему, что видела тебя?
Коул смотрит на меня с минуту, его темные глаза оценивают, а красивое лицо стало мрачным.
— Могу я быть откровенным?
— Я бы предпочла, чтобы так и было.
— Мой брат... — Отведя взгляд, Коул прочищает горло, как будто может подавиться тем, что собирается сказать. Его голос становится на октаву ниже, и он говорит: — Мне трудно сказать тебе об этом.
Я опускаюсь в кресло за столом и провожу трясущейся рукой по лицу.
— Пожалуйста, не говори, что у него есть тайная семья.
Коул оглядывается на меня с выражением ужаса.
— Нет. Господи, конечно же, нет. Почему ты так думаешь?
Закрываю глаза и вздыхаю.
— Потому что я королева ужасных вещей, вот почему. Сейчас я бы хотела выброситься из окна, но мы на первом этаже. — Я открываю глаза и встречаюсь с его удивлённым взглядом. — Прости. Ты что-то говорил?
Ему требуется мгновение, чтобы перегруппироваться после удара по голове тупым предметом моей глупости.
Затем он говорит: — Я хотел сказать, что мы с братом не близки.
Когда Коул не продолжает, а только стоит с явным дискомфортом, я пытаюсь мягко подтолкнуть его к разговору.
— Каллум не говорил мне об этом, но мне показалось, что в день нашей встречи между вами было какое-то напряжение.
— Он не говорил тебе, что мы не ладим?
Кажется, он удивлен этим. Я не могу не задаться вопросом, что за этим стоит.
— Нет. Если честно, Коул, он вообще мало что рассказал мне о вашей семье. Хотя он вообще почти обо всем умалчивает, включая себя. Я бы не догадалась, были ли вы лучшими друзьями или заклятыми врагами. Он ведет себя так, будто его личная жизнь — это государственная тайна.
Коулу требуется около тридцати секунд, чтобы изучить мое лицо с сузившимися глазами, чтобы решить, как реагировать. Затем он опускается в кресло напротив моего стола, проводит руками по волосам и вздыхает.
— Я был уверен, что Каллум сказал тебе, каким идиотом он меня считает.
Я снова пугаю его, когда смеюсь. Он смотрит на меня в замешательстве.
— Я прошу прощения за смех. Просто он считает всех идиотами, кроме себя. На твоем месте я бы не принимала это близко к сердцу. У него эго Ротшильда.
Коул хмурится.
— Мы богаче Ротшильдов.
Вот что происходит, когда бедный человек пытается шутить над богатым.
Видя мое ошарашенное лицо, Коул пытается помочь.
— Может, ты имела в виду Уолтонов?
— Кто они?
— Семья, владеющая WalMart.
— Они богаче вашей семьи?
— Нет.
— Тогда почему ты привел их в качестве примера?
— Я не думал, что ты спросишь.
Я начинаю понимать, почему у Каллума могут быть проблемы с братом.
— Может, тебе стоит просто рассказать мне, в чем дело?
Коул откидывается на спинку стула и окидывает меня жестким взглядом, а затем зловеще говорит: — С ним тебе придется несладко.
Я жду, зная, что будет еще что-то, но не ожидаю того, что он скажет.
— Если хочешь знать правду, он — мудак.
Раздраженная, я поднимаю руку, чтобы прервать его.
— Позволь мне остановить тебя прямо здесь. Я понятия не имею, что у вас с ним, и, если честно, это не мое дело. Но я знаю, что я замужем за ним, засранец он или нет, и я не собираюсь сидеть здесь и позволять тебе говорить гадости о моем муже.
Очевидно, не готовый к тому, с какой силой я произнесла эту речь, Коул смотрит на меня с неприкрытым удивлением.
Когда он приходит в себя, то говорит: — Я не закончил. Хотел сказать, что он мудак, но я рад, что он нашел кого-то, кто может с ним мириться. У меня не было возможности сказать это в офисе, но я надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе.
— Ох. — Мне кажется глупым, что я ругала его всего одну секунду, а потом снова раздражаюсь на него. — Почему ты не сказал этого сразу?
Его злобный взгляд еще хуже, чем у Каллума, если такое вообще возможно.
— Мне не дали ни единого шанса.
Клянусь Богом, эти МакКорды могут довести женщину до инсульта.
— Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь, чтобы я сказала Каллуму, что ты заходил, чтобы сказать ему что-то очень приятное?
Коул мрачно хмыкает.
— Потому что он бы взорвался к чертовой матери, если бы узнал, что мы остались в комнате вдвоем. После того как ты ушла в тот день из офиса, мы как обычно занялись ерундой. Не буду вдаваться в подробности, но я сказал, что удивлен, что такая милая особа может пойти за таким козлом, как он, и он чуть не убил меня.
Я весело говорю: — Ну и ну, интересно, почему он обиделся на такой милый комплимент?
— Наверное, потому что я сказал не «милая». Я сказал «сексуальная».
Щеки пылают жаром, но я сижу так, будто это не имеет никакого значения.
Он понимает, что я в шоке, и говорит: — Гарантирую, я не пытаюсь к тебе приставать.
— Это хорошо. Это, пожалуй, единственный способ сделать этот разговор менее неловким. Может, перейдем к тому, что ты расскажешь мне, почему не хочешь, чтобы он знал, что ты был здесь?
— Я хочу сказать, что никогда раньше не видел, чтобы Каллум ревновал к женщине. Черт, я никогда не видел, чтобы он проявлял какие-либо эмоции по отношению к женщинам, с которыми встречался до тебя. Но я сказал, что ты сексуальна, и он прижал меня к стене, обхватив рукой горло, не успел я и глазом моргнуть, выплевывая мне в лицо угрозы смерти, как сумасшедший.
Знаю, что мне, наверное, следовало бы выразить неодобрение или сделать какой-нибудь одобрительный комментарий о том, как ужасно это было со стороны Каллума, но я почему-то испытываю странное удовлетворение.
Мне действительно нужно записаться к психотерапевту.
Не найдя даже мало-мальски внятного ответа, я просто говорю: — О.
— Да.
— В таком случае я ему не скажу.
Его рот снова изображает почти улыбку.
— Я ценю это.
— Раз уж ты здесь, не возражаешь, если я задам личный вопрос? И ты не обязан отвечать. Я не обижусь.
С любопытством глядя на меня, Коул говорит: — Давай.
— Это касается бизнеса вашей семьи.
Я ожидала, что он напряжется или будет выглядеть настороженным, как Каллум, но он просто ждет, когда я продолжу, не меняя выражения лица. Воодушевленная, я продолжаю.
— Все в порядке с этим?
Вопрос заставил его нахмуриться.
— В каком смысле?
— Я имею в виду, есть ли какая-нибудь опасность в том, чем вы занимаетесь?
Если бы он попытался, то не смог бы выглядеть более озадаченным.
— Опасность? Конечно, нет. С чего ты это взяла?
— Просто Каллум что-то сказал. Может, я неправильно его поняла.
— Скорее всего. Единственное, что опасно в медиабизнесе, — это то, что ты можешь умереть от скуки. Я целыми днями сижу за столом, тасую бумаги. Это ад.
Это заставляет меня улыбаться.
— Если ты хочешь сменить профессию, я могу устроить тебя на работу сюда, чистить кошачьи лотки.
На его красивых чертах появляется слабое выражение отвращения.
— Это была шутка.
Судя по его выражению лица, это слово ему незнакомо.
Коул спасает нас от еще более искрометного разговора, поднимаясь и говоря, что ему пора идти. Я провожаю его до двери, сомневаясь в том, что мне удалось подслушать в разговоре Каллума и его отца на кухне. Я могу сказать, что растерянная реакция Коула на мой вопрос была искренней, а значит, либо я услышала не то, что думала, либо Конрад и его старший сын затевают что-то такое, о чем Коул не знает.
Коул останавливается на выходе, чтобы еще раз пожать мне руку.
— Надеюсь, тебе удастся убедить Каллума поужинать в доме моих родителей в ближайшее время. Моя мама умирает от желания познакомиться с тобой. У нее трое сыновей, и она очень рада, что в семье появилась еще одна женщина.
Я от этого просто в восторге. Понятия не имею, чего ожидать от своей новой свекрови, но, судя по всему, мы с ней поладим.
— Это радует, — мягко говорю я.
Коул качает головой, нахмурившись.
— Что ты имеешь в виду? Ты боишься, что по какой-то причине не понравишься ей?
Мой смех звучит застенчиво.
— Я имею в виду, это необычная ситуация.
— Она не сноб в таких вещах.
— Каких именно?
— Ты находишься в другом социальном кругу.
Он имеет в виду, что я бедна. Как элегантно сказано. Полагаю, иметь миллиарды — значит научиться благородным способам оскорбления безмозглого населения планеты.
— Нет, я имела в виду, почему Каллуму пришлось жениться.
Коул смотрит на меня так, будто я говорю по-голландски.
— Пришлось? Что значит «пришлось»? — Его взгляд падает на мой живот, и он краснеет. — О Боже. Ты беременна.
Очевидно, что Коул ничего не знает об ультиматуме своего отца Каллуму: он должен жениться или потерять наследство.
Я только что засунула ногу в свой большой глупый рот.
Пытаясь отступить, я смеюсь и надеюсь, что это звучит искренне.
— Нет! Боже, нет, я не беременна. Просто имела в виду, что он должен был жениться... так быстро... потому что он... я имею в виду, мы были... были... так влюблены!
Он купился на мое выступление, отмахнувшись от него пренебрежительным взмахом руки.
— Мои родители знали друг друга две недели до того, как сбежали. Глупо, любовь с первого взгляда у нас семейное.