– Присаживайся.
Я послушалась.
– Ламия, если не ошибаюсь? – продолжила она. – Ты уже на слуху у всей школы.
Было заметно, что она всеми силами старалась казаться дружелюбной, но ее глаза выдавали совершенно другие эмоции.
– Да, – кивнула я. – Пару дней.
– Чем я могу тебе помочь? – Миссис Дейфус откинулась на спинку кожаного кресла.
– Я хотела бы узнать о датах экзамена АСТ. У меня некоторые… проблемы с одноклассниками, и мне не хотелось спрашивать у них.
Как должен был отреагировать на это хороший директор? Поинтересоваться, к примеру, что случилось, какие у меня возникли проблемы. Но ничего такого я от миссис Дейфус не дождалась. Ей было попросту все равно.
Она открыла шкафчик, взяла из него листовку с напечатанной на ней таблицей и протянула мне.
– Вот список дат проведения экзамена. – Женщина пару секунд молчала, а потом заговорила снова: – Есть ли у тебя возможность подготовиться к ним? Может, нужна помощь репетиторов? Экзамен достаточно сложный, и я очень рекомендую тебе готовиться к нему на дополнительных занятиях.
– Спасибо, – кивнула я, хотя не согласилась бы на ее предложение заниматься подготовкой на курсах. – Спасибо за помощь.
Я взяла листовку со стола и двинулась к двери, но не успела даже за ручку ухватиться, как миссис Дейфус вдруг меня окликнула:
– Подожди, Ламия. Я бы хотела еще кое о чем с тобой поговорить.
Я медленно обернулась, моля Всевышнего о том, чтобы ее желание со мной общаться не было связано с моей одеждой.
– Я хотела бы обсудить твой внешний вид.
Внутри меня что-то рухнуло. Ужасно захотелось вцепиться руками в свой хиджаб, как я делала всегда, когда особенно нервничала. Но сейчас мне меньше всего хотелось привлекать и без того раздутое к нему внимание.
– Дело в том, что наша школа не одобряет подобную одежду. Можешь носить какую-нибудь повязку или небольшой платочек, но такие головные уборы у нас недопустимы.
Мне захотелось развернуться и пойти прочь, ведь я все равно не стану этого делать. Ни за что не сниму хиджаб.
У людей, далеких от ислама, достаточно странное мышление касаемо нашей одежды. Мы носим платок не для красоты и не из вредности. Это также не связано с культурой и традициями, хотя некоторые исламские народы так делают. Хиджаб – часть нашей жизни. Это вещь, которая имеет куда более глубокий смысл, чем кажется со стороны. Нельзя просто сказать: «Сними», а мы смиренно подчинимся без лишних разговоров. Это невозможно.
Мы носим платок, потому что хотим. Потому что это часть нашей религии, и никто не вправе отнимать это у нас.
– Ты ведь поняла меня? – спросила миссис Дейфус.
Я все прослушала.
– Я не могу, – произнесла я четко и громко. – Не стану.
Женщина, наверняка привыкшая к беспрекословному исполнению своих приказов, опешила. Потом она приняла весьма строгую позу, даже сдвинула брови, больше не скрывая свою суровость.
– Что значит, ты не можешь и не станешь? Устав школы запрещает ношение подобного головного убора. Либо ты учишься, соблюдая правила, либо…
– Качусь в свой Пакистан, Ирак, Иран или куда там еще? – перебила ее я. – Вы ведь это хотели сказать, да?
– Нет, я…
– Вы не можете заставлять меня снимать хиджаб, ведь это нарушает закон, защищающий свободу вероисповедания. Я могу следовать своей религии свободно, пока это не причиняет вред окружающим. А пока никто не чувствует себя плохо из-за меня. Даже наоборот, им так весело на меня смотреть… – Я сделала небольшую паузу, ожидая, что директриса снова заговорит, однако она молчала и удивленно смотрела на меня. Так что я решила закончить с этим как можно скорее. – Как видите, нет никаких причин запрещать мне носить платок, так что я не буду его снимать, что бы вы мне тут ни говорили. А теперь извините, я должна идти.
Я думала, что миссис Дейфус обязательно что-нибудь скажет, снова окликнет меня, прочитает нотацию по поводу моего неприемлемого поведения в отношении взрослого человека. Но ничего подобного не случилось.
Я в спешке открыла дверь, вышла в коридор и даже сумела сделать несколько глотков воздуха. Я гордилась собой. Странное, но приятное чувство, которое так редко находит место в моей душе.
Читая текст на листовке с датами экзамена, я завернула за угол, намереваясь спуститься во двор и сделать записи о своих ближайших планах. Но размышления об экзамене резко смели мысли о Честере, Кристине и их плане, который пока что был мне неизвестен.
То, что они будут надо мной издеваться, сомнению не подлежало, но что они выкинут на этот раз? Осмелятся ли эти двое совершить нечто действительно ужасное по отношению ко мне? Постигнет ли меня участь той девочки?
Вполне возможно.
На ужин у нас была зеленая фасоль. Кани сидел в своей любимой позе и уплетал еду за обе щеки с невероятным аппетитом, что всегда было ему свойственно. Я смотрела в его сторону после каждой съеденной вилки, и сердце так неприятно сжималось от осознания того, что кто-то может ему навредить. Легче выколоть себе глаза, чем увидеть что-то подобное.
– Меня пригласили на день рождения, – сказала я неожиданно даже для самой себя.
Родители тут же отложили свои столовые приборы и взглянули на меня с легким удивлением, приправленным радостью.
– Интересно, – протянул папа и посмотрел маму. – Что думаешь, Адиля?
– Это здорово, – ответила она и улыбнулась вполне искренне. – Значит, ты все же обзавелась хорошими друзьями?
– Да, – соврала я, совсем не желая объясняться.
Кани воскликнул что-то наподобие: «Так держать!», но я уже не слышала ни того, что он сказал следом, ни того, что последовало от родителей. Голоса в моей голове смешались в один противный гул.
– Что собираешься надеть? – спросила мама, и ее голосу удалось привести меня в чувство.
– То, что мы купили в последний раз. Наверное.
– Надень платок поярче, – посоветовала мама.
Мои губы сами вдруг сложились в ухмылку, а из горла вырвался смешок.
– Думаешь, если надену платок поярче, они начнут относиться ко мне по-другому?
Наверное, в моем голосе была слышна жалость к самой себе, потому что мама посмотрела на меня с глубоким сочувствием, будто ей самой никогда не доводилось быть жертвой ненавистников.
На самом деле моя мама невероятно сильная женщина. Я не иду с ней ни в какое сравнение. Ей никогда не приходилось повышать голос, использовать в своей речи оскорбления или что-то подобное, но она с легкостью могла поставить любого расиста или националиста на место. Я восхищалась ею всю жизнь и хотела научиться уметь то, что умеет она. Но, думаю, тут дело в характерах: я совсем другая, на нее абсолютно не похожа.
– Если не хочешь, не иди, – присоединился к беседе папа. – Тебе необязательно было соглашаться. Если ты сделала это лишь из вежливости…
– Нет, я хочу пойти. – Я произнесла это слишком громко и резко, будто бы совсем рядом, где-нибудь за дверью стояли Кристина с Честером и подслушивали наш разговор. Словно могли услышать, как голос выдает нежелание идти на этот день рождения, и теперь они направят свое внимание на Кани. – Я пойду. Я просто устала, простите.
Воткнув вилку в зеленую фасоль, я отложила ее в сторону: аппетит пропал. У меня засосало под ложечкой. Я встала, взяв тарелку, чтобы отнести ее к раковине, но, прежде чем сделала шаг, меня остановила мама.
– Пока ты не ушла спать, отнеси, пожалуйста, те конверты соседям, что живут напротив. Нам по ошибке прислали их письма.
Конверты лежали на столешнице в кухне. Я поставила тарелку рядом, а конверты сгребла в охапку, прошла в прихожую, накинула на голову шарф и вышла на улицу.
Воздух стоял невыносимо приятный: прохладный, свежий, лишенный каких-либо недостатков, чего не скажешь о людях. Улица пустовала, и лишь изредка доносившийся из соседних домов смех нарушал эту удивительную умиротворенность. Что-то пели на своем языке сверчки. А может, они просто общались между собой.
На ватных ногах я двинулась вперед. Я шла по асфальтированной дорожке, прокладывающей путь к большим деревянным дверям дома напротив. Постучавшись, я ожидала увидеть лицо той женщины, которую заметила, наблюдая из окна своей комнаты вчера вечером. Именно ее я думала сейчас увидеть.
Уж точно я не ожидала того, что дверь мне откроет Элиас.
Глава 7
– О, восточная красавица. Как я рад тебя видеть, – сказал парень и показал знак кавычек пальцами.
Он был удивлен не меньше, чем я, однако очень хорошо владел собой для того, чтобы суметь произнести эти слова и состроить невозмутимое выражение.
А вот я – человек другого типа. Я замерла, не веря своим глазам, пока он не начал щелкать пальцами перед моим лицом.
Элиас стоял передо мной в домашнем виде. Обычные светлые джинсы, простая футболка с изображением какой-то панк-группы. Его черные волосы были растрепаны, и выглядело это так, будто всего минуту назад он спал.
– У меня нет времени с тобой здесь стоять, так что, может, ты уже скажешь, зачем пришла, и свалишь? – раздраженно кинул он.
Я наконец очнулась.
Без лишних слов я сжала в руке конверты и с силой ткнула ими ему в грудь, а потом разжала пальцы. Он даже пошатнулся, инстинктивно хватая конверты, чтобы те не посыпались на землю.
Так я и ушла оттуда, спиной ощущая его издевательский, злой и полный ненависти взгляд.
Вернувшись в дом, я с силой хлопнула дверью, и самой стало смешно. Отчего-то мне казалось, что так я смогу хоть как-то его проучить. Как обычно делают дети, обидевшись на очередной запрет родителей. К счастью, стук остался без излишнего внимания со стороны сидевших на кухне за ужином членов моей семьи, и я без проблем поднялась к себе.
Открыла окно, впуская свежий воздух с улицы. Мой взгляд устремился к большой двери дома напротив. Элиаса там уже не было, равно как и моего желания продолжать пялиться.
Я закрыла шторку, включила светильник, достала блокнот из-под подушки, открыла его и принялась заниматься любимым делом – рисовать.