Когда мы сели за парту, открыв учебник, я никак не осмеливалась взглянуть Элиасу в глаза. Так бы и сидела, потупив взгляд, пялясь на все что угодно, поворачивая голову в разные стороны, клянусь, но мне периодически все же приходилось поднимать на него взор. И каждый раз давался с огромным трудом.
Но он ни разу не заикнулся о том, что произошло.
Не сказал ни слова.
– Мы приступаем к следующему разделу, восточная красавица, – произнес он, переворачивая страницу. – Поздравляю.
– Уверен, что остальные я знаю достаточно хорошо?
– Да. Ты в этом великолепна, даже не сомневайся.
Опять эти дурацкие бабочки в животе, о которых было сказано столько слов, а я все же надеялась их не глотать.
Я кивнула, вместо того чтобы еще что-нибудь ляпнуть.
А в голове такой бардак!
Я не могла вспомнить, когда все свернуло в противоположную сторону. Когда это я перестала ненавидеть Элиаса? И что такого он сделал для того, чтобы это было возможно?
– Как у тебя с математикой? – спросил Элиас, и мне пришлось выныривать из собственного разума.
– Думаю, нормально, – ответила я, звуча так, будто сил у меня не было даже на разговор.
– Ну, давай посмотрим.
Он пролистнул почти до конца раздела математики и указал мне на одно из заданий.
– Реши этот пример. – Спустя небольшую паузу Элиас добавил со смешком: – И перестань так смущаться, как будто я тебе предложение руки и сердца делаю.
– Что? – растерянно выдала я.
Как же я ненавижу быть растерянной! Как маленький ребенок, потерявшийся в огромном продуктовом магазине.
– Пе-ре-стань. Сму-щать-ся. Го-во-рю, – произнес он по слогам. – Куда исчез весь твой пофигизм?
– Он никуда не исчез. Не понимаю, о чем ты вообще говоришь.
– Ну да, ну да. Это связано с тем, что я тебе в любви признался?
Меня снова бросило в жар. Класс…
– А тебе когда-нибудь признавались в любви?
– Нет, – не тратя времени на бесполезные раздумья, выдала я сходу.
Элиас казался удивленным моему ответу.
– Серьезно?
– Да. А я что, разве похожа на человека, в которого могут влюбляться?
– Я же как-то влюбился. Еще в тот день, когда ты меня по лицу шлепнула. Это было больно и приятно одновременно.
Он снова поправил куфию на голове, и видно было, как ему в ней неудобно. Я нашла это забавным и в какой-то степени… милым.
В любом случае он надел ее ради меня. С ума сойти.
– Смущение смущением, но решить пример придется, – издал смешок Элиас и протянул мне учебник.
Я ушла в страницы с головой и постаралась не видеть ничего вокруг – только цифры, напечатанные на бумаге.
По школе разлетелись слухи о том, что Кристина Никотера ищет Ламию Уайт. Очевидно же, для чего именно, верно? И, очевидно, я не стану прятаться, поджав хвост, как трусливая собака.
– Ты искала меня? – произнесла я, оказавшись у нее за спиной.
Она обернулась, а на лице возникло искреннее удивление моим появлением.
Люблю заставлять людей удивляться.
– Ты совсем за свою жизнь не боишься? – спросила она, и в голосе сквозил такой тон, будто я самую абсурдную вещь вытворяю.
– Тебя я точно не боюсь.
Хотелось, чтобы на этом разговор был окончен, но не тут-то было.
Кристина скрестила руки на груди и принялась меня рассматривать. Это продлилось настолько долго, что я даже успела почувствовать, как на мне дыры появляются.
– А знаешь… – вдруг задумчиво протянула она. – Ты, может, не такая уж и сука, какой мы тебя считали.
У меня глаза округлились. Собралась даже обозвать ее как-нибудь в ответ, но сразу поняла, что хочу быть выше этого. К тому же сквернословие в исламе – вещь совсем не одобряемая.
– В хорошем смысле, расслабься, – добавила Кристина, а с ее пухлых, намазанных темной помадой губ не сходила ухмылка.
У нее, кстати, глаза были такие же, как у Элиаса – очень-очень черные. Меня из-за этого даже пронзил укол ревности.
– Что? – переспросила я, хотя прекрасно расслышала каждое слово, которое она произнесла секунду назад.
– Никогда бы не подумала, что такие, как ты, могут представлять из себя нечто большее, чем члена какой-нибудь исламистской секты.
– К твоему сведению, секты не одобряются в исламе. Так что твои напад…
– Да плевать мне, что у вас там в исламе одобряется, а что нет. – Она закатила глаза настолько, что остались одни белки. – Нафиг эта информация мне не нужна.
Прошло уже, кажется, больше минуты, а мы все еще не вцепились друг в другу в глотки. А еще я почему-то подумала, что она вовсе забыла о случае в столовой.
– Чего ты хочешь? – решила спросить напрямую я, ибо эта затянувшаяся игра меня достала. – И давай без очередного вранья.
– Что у вас с Элиасом?
От неожиданного вопроса я сперва опешила:
– Чего?
Кристина повторила вопрос. А я снова опешила.
– Ну вы же постоянно вместе тусуетесь после занятий, – продолжила она. – И он ведет себя как полный кретин в последнее время.
Сейчас наше общение напоминало обычную дружескую беседу.
Мне ужасно это все не нравилось. Я привыкла быть начеку.
Обойдя Кристину, я пошла дальше, надеясь тем самым поставить точку на ее неожиданном ко мне интересе, но не тут-то было: она отправилась за мной.
– Я не привыкла задавать вопросы и не получать ответов, – зло прошипела она. Прежняя ведьма в ней снова давала о себе знать.
– Что ж, привыкай.
– Понятно. У вас с ним что-то есть. Мы его друзья, и мы видим, что он изменился.
– Как скажешь.
Я не собиралась обсуждать свою жизнь с Кристиной и уж тем более рассказывать что-то о своих взаимоотношениях с Элиасом.
Самой бы в них разобраться.
Спустившись на первый этаж, я вдруг осознала, насколько голова забита происходящим: места для нормальных и уместных мыслей почти не осталось.
Только этого мне сейчас не хватало…
Кабинет литературы уже был переполнен и трясся от шума – топота ног, голосов, смеха, быстрых движений. Если, к примеру, на занятиях по биологии в классе сидят в основном одни и те же лица, то на литературе количество учеников уменьшается. Наверное, в связи с тем, что этот предмет выбирают для изучения не так уж много школьников, ориентируясь на свои будущие профессии, которые часто связаны с медициной[31].
– Сегодня будем обсуждать «Над пропастью во ржи»! – весело ввалился в кабинет мистер Карвер, закрывая за собой дверь.
Я автоматически взглянула на Элиаса, который на этот раз на урок явился. Он по-прежнему сидел в куфии, отчего меня постоянно тянуло улыбаться. Мы казались какой-то арабской парочкой…
О Аллах, знать бы, что я при этом чувствую…
– О, мистер Конли, вы… – Учитель опешил, оглядев Элиаса и его неожиданную смену имиджа. – Это у вас…
– Я без понятия, как эта штуковина называется, мистер Карвер, – заулыбался в ответ парень, – но, может, вы знаете?
– Полагаю, это куфия. Арабский мужской платок, который носят преимущественно в арабских странах, где много песка и солнца. И прежде, если говорить честно, я не видел, чтобы его носили в нашей школе. Равно как и не видел, чтобы половина женской аудитории нашей школы приходили бы на занятия в… эм… хаджамах.
– В хиджабах, – поправила его я.
– Да, верно. Прошу прощения. Какой-то сумасшедший сегодня день.
– Просто решили отдать дань уважения арабской культуре и нашим друзьям с Ближнего Востока, – продолжил Элиас. – Не вы ли всегда говорили, как важно чтить традиции и уважать людей вокруг, какой бы они ни были национальности?
Мистер Карвер казался смущенным.
– Да… Конечно. Всегда так говорил и… эм… всегда буду так считать.
Неискренними были эти его слова, наверное, раз он так неуверенно согласился.
Я подвинулась ближе к своей парте и была готова слушать очередные пересказы сюжета от мистера Карвера.
– Вы своим неожиданным видом отвлекли меня от того, что я на самом деле хотел сказать, – начал учитель вместо слов о сегодняшнем уроке. – Могу ли я узнать, где вы пропадали все это время? Вы в курсе, что пропустили по меньшей мере двенадцать моих занятий? С такими результатами ваши баллы на поступление в колледж стремительно падают, да и рекомендательное письмо я не смогу написать, как вы понимаете.
– Могу загладить вину и немного поговорить с вами о «Над пропастью во ржи», – совершенно спокойно ответил Элиас, – которую мы будем сегодня обсуждать.
Мистеру Карверу, видимо, эта идея показалась заманчивой, потому что лицо его приобрело задумчивый вид, и рука потянулась к подбородку.
– Что ж, ладно. – Он прошел к своему столу. – Тогда начните, мистер Конли. Если все, что вы сейчас расскажете, мне понравится, то, так уж и быть, я прощу ваши пропуски.
Я мигом вспомнила о его особенности в понимании текста, и мне стало очень интересно, сможет ли он действительно поделиться своим мнением о книге.
Элиас набрал в легкие побольше воздуха, хрустнул пальцами и начал:
– Я считаю, что эта книга показывает, как сложно бывает пройти через периоды боли, потери и самоанализа, особенно когда ты еще находишься в столь юном возрасте. Моментами я ставил себя на место Холдена и часто понимал его чувства. Автор потрясающе описал внутренний мир главного героя. Я почувствовал его одиночество, разочарованность во многих вещах и страх перед неизбежными изменениями, хотя, по правде говоря, сам особо и не сталкивался с подобным.
– Вам никогда не приходилось наблюдать за изменениями в своей жизни и при этом испытывать страх? – прервал его мистер Карвер. – Никогда не испытывали одиночества?
Элиас замолчал на несколько секунд, потом вдруг посмотрел на меня, и я от смущения даже начала невольно дергать ногой под партой, чего, я надеюсь, никто не заметил.
– Ну как вам сказать… – продолжил он, снова взглянув на учителя. – Наверное, прямо сейчас я собираюсь кое-что в своей жизни поменять. Из-за одного человека в большей степени. А насчет одиночества… сказать очень трудно. Я никогда не бываю одиноким, потому что компанию мне всегда составляют мои бесконечные мысли.