Я его в этот момент очень хорошо поняла. Настолько хорошо, что самой стало страшно.
– Мне кажется, эта книга – прекрасный пример того, как литература может помочь нам понять и осознать себя и мир вокруг нас. Мне она помогла, это точно. И может, это прозвучит чересчур драматично, но она затронула мои чувства и эмоции. А еще заставила задуматься о важности общения, поддержки и понимания в жизни каждого.
И после этих слов мне впервые показалось, что в черных глазах Элиаса проступили грусть и тоска.
Глава 20
Я очнулась, наверное, около четырех часов ночи.
Подняв тяжелую голову с любимой мягкой подушки, я прислушалась к шуму, доносившемуся со стороны окна.
Признаться честно, темнота никогда не вызывала у меня доверия, а особенно поздно ночью, когда что-то вроде как в ней шевелится.
Я взглянула на часы, рядом с которым висело расписание намазов. Минут через десять зазвонил бы мой будильник на утреннюю молитву, так что я проснулась, как оказалось, очень вовремя.
Тем не менее, несмотря на зарождающийся в сердце страх, я встала с кровати, накинула на голые плечи кофту на молнии, а на голову – длиннющий шарф для намаза, и медленно приблизилась к окну. Сердце стучалось в груди с такой силой, что я едва сохраняла равновесие.
Но вот, когда моя рука только потянулась к шторке, за ней неожиданно показались чьи-то пальцы.
– Тихо, тихо! – опередив мой визг, кто-то тут же зашептал. – Только не кричи, восточная красавица! Это я!
Конечно, кто же еще мог так меня назвать? Я сразу узнала Элиаса.
Мои руки тут же потянулись к хиджабу на голове, желая убедиться, что все волосы спрятаны под тканью.
– Какого… Что ты здесь делаешь? – в ужасе округлив глаза, произнесла я чересчур громко.
Пришлось резко повернуться к двери, будто она вот-вот откроется и в комнату вбежит либо папа, либо мама. Хотя было полным абсурдом так считать, потому что никто в моей семье в комнату без стука не врывался. Кроме Кани, который иногда мог по случайности так поступить, еще не привыкший, что мы теперь живем в отдельных комнатах.
Элиас, к моему удивлению, на меня не смотрел. Его голова, показавшаяся за окном, была отвернута в сторону, а глаза, похоже, закрыты.
– Ты сейчас в своем дурацком шарфе? – спросил он. – Я могу повернуться?
Этот жест заставил меня слабо улыбнуться, но я почти сразу же мысленно дала себе пощечину, ибо нечего улыбаться, как идиотка, в подобной ситуации.
– Да! – раздраженно кинула я. – А что бы ты, интересно, делал, если бы я спала? Подошел бы и разглядывал мои волосы?
Элиас состроил такую мину, будто я его очень обидела, и невозмутимо произнес:
– За кого ты меня принимаешь?
– Что я еще могу думать в таких обстоятельствах?
– Например, о том, что я ради тебя изучил расписание намазов. Скоро как раз утренний, так что ты уже должна была вставать. Можешь спасибо сказать, что я тебя вовремя разбудил. Могла бы проспать и заработать себе грешок.
Я поразилась услышанному и не нашла слов для ответа.
Элиас зашевелился, опустил голову, будто собирался что-то достать.
– А я тут, кстати, принес тебе пиццу, – сказал он с невозмутимым лицом. – Ты же голодна? Можешь не врать. Все девчонки голодны поздно ночью.
Тут я уже не смогла смолчать.
– Серьезно? Ты приперся ко мне домой в четыре часа ночи, чтобы принести пиццу?
– Почему бы и нет? Действительно.
Я не придумала ничего лучше, чем скрестить руки на груди и уставиться на него, как на полного идиота. Хотя я таким образом искусно врала, потому что на самом деле идиотом его не считала.
Мне очень-очень хотелось улыбаться, и тогда идиоткой выглядела бы я, это точно.
– Так мне можно зайти? – спросил Элиас, наклонив голову набок и улыбнувшись в своей излюбленной манере.
Я неуверенно на него посмотрела.
– Не боишься, что тебе голову отрубят, если найдут?
– Это стереотипы, – ответил он таким тоном, будто я говорила серьезно. – И вообще, я быстро бегаю. И у меня с собой это.
Он показал мне свой скейтборд.
Я впустила его, но успела подумать, что об этом явно скоро пожалею.
Элиас взобрался через окно, как профессионал, будто этим и занимался всю свою жизнь. А мне сразу стало как-то некомфортно и неловко. Не оттого, что в одной комнате со мной парень, которого я толком еще не знаю, а от ощущения, будто впустила чужого человека в свой тайный мир, который прежде существовал только для меня.
– А у тебя очень неплохая комнатка, – осматривая все вокруг, сказал Элиас. – Снаружи выглядит хуже.
– Спасибо за честность.
Он коротко засмеялся.
– Ну извините, какой есть, такой есть. Я всегда говорю то, о чем думаю.
Я кивнула. Мне захотелось куда-нибудь сесть, потому что стоять посреди комнаты с Элиасом… В общем, расстояния между нами было совсем мало.
– Знаешь, я не могу есть любую пиццу, – сказала я, чтобы как-то заполнить возникшую тишину.
– Что это значит? У тебя особенные предпочтения? Ты одна из тех извращенцев, которые предпочитают пиццу с ананасом?
– Нет… Я просто не могу есть пиццу, в которой есть колбаса или курица, не убедившись, что она…
– Халяльная[32]?
С каждым днем Элиас не перестает меня поражать. Вот и в этот раз я не смогла проконтролировать собственную челюсть, которая чуть не упала на пол.
– Мне хочется окунуться в твой мир с головой. Понять тебя, Ламия. – Снова он произнес мое имя, и мне снова стало приятно на душе. – Поэтому я стараюсь изучать твою религию.
– Зачем тебе это?
Мой вопрос удивил его, и вместе с тем он будто его и ожидал услышать.
– Я же уже говорил.
– Повтори это еще раз.
В ужасе от собственных слов я закрыла лицо, смущаясь и сгорая от стыда.
Как я могла ляпнуть нечто подобное? К моим рукам что-то прикоснулось, и то была не рука Элиаса. Что-то другое. Я убрала ладони от лица и взглянула на то, что он держал, но Элиас вдруг снова потянулся в мою сторону.
Я дернулась. Он улыбнулся.
– Да брось. Я не собираюсь к тебе прикасаться. Слушай, это уже даже не смешно. Я что, по-твоему, маньяк какой-то?
– А что ты собираешься делать? – Мои глаза сузились в недоверии.
И тогда Элиас снова решил попытать удачу, потянулся к моей руке и остановился в нескольких сантиметрах. Я опустила взгляд и поняла, что он протягивал мне карандаш. За один конец тремя пальцами держался он, а другой предлагал мне.
– Это теперь наш способ контактировать друг с другом, – воодушевленно сообщил мне он. – Раз я не могу к тебе прикасаться, ведь это чревато отсечением моей прелестной головы, позволишь ли чувствовать тебя хотя бы таким способом?
Улыбка. На этот раз с моей стороны. И вполне искренняя.
– У тебя хиджаб сползает с головы, – сказал Элиас. – Я просто хотел его поправить.
Не шарф, не тряпка, не «странная штуковина», а хиджаб. Казалось, настроение мне может поднять что-то действительно невероятное, но сейчас я убедилась в обратном.
– Спасибо, но я сама, – стараясь говорить вежливо и мягко, а не как всегда, произнесла я в ответ, потянувшись к платку.
Взяла булавку со стола, закрепила хиджаб крепче. Элиас прошел к столу, положил коробку с пиццей и посмотрел на меня выжидающе.
– Я был в магазинчике в одном мусульманском квартале и заказал пиццу там. Не волнуйся, курица в ней халяльная. Так что давай уже не страдать фигней, а приступать к поеданию этого шедевра итальянской кухни?
Мне стало страшно. За чувства, которые начали просыпаться во мне, будто после долгой комы. Элементарно от того, что, смотря в глаза Элиасу, я чувствовала, как в душе разливается тепло. Никогда прежде я не испытывала ничего похожего.
Ну ведь не может и в самом деле быть, что я…
Дверь вдруг открылась.
Я вздрогнула от неожиданности и, кажется, даже дернулась в сторону. Ожидания были самые худшие: это папа или мама, точно кто-то из них. Что они могли подумать, зайдя в комнату своей дочери посреди ночи и обнаружив незнакомого парня?
Легче умереть, чем увидеть их лица в этот момент.
Но худшие опасения не оправдались. Нас потревожили не родители, а Кани.
Мальчишка в полосатой пижаме стоял у двери сонный, видно, только-только пробудившись и явившись для того, чтобы разбудить меня к утреннему намазу.
– Ухти, – протянул он, потирая глаза, чтобы избавиться от остатков сна. – Пора встав…
Наконец он заметил Элиаса.
– Привет, дружок, – заулыбался мой ночной гость, помахав рукой. Вся эта сцена казалась ужасно глупой.
В его голове ничего страшного не стряслось, но в моей в эти минуты творился настоящий хаос.
– Кани, я… – Я могу все объяснить, хотелось сказать мне, но именно с этих слов начинаются все самые дурацкие оправдания. – Это…
– Кажется, это наш сосед, – улыбнулся Кани. – И тот чудик, который к нам домой никак не мог зайти. Прикольный способ он нашел.
Я перевела взгляд на Элиаса так, будто ждала его поддержки, а он лишь усмехнулся.
– Да, да. Я тот самый чудик, как ты выразился, малыш.
– Эй, я не малыш вовсе! – Брат поджал губы и сдвинул брови. – Я уже достаточно взрослый.
– Воу, ладно-ладно. – Элиас поднял руки, будто перед ним стоял полицейский, который велел ему сдаваться. – А ты чего не спишь?
– Пришел разбудить ухти к намазу. А ты ее парень?
От смущения я готова была под кровать залезть и краснеть до тех пор, пока не буду похожа на спелый помидор.
Элиас лишь улыбнулся, посмотрев на меня.
– О, это было бы замечательно, – сказал он, выдержав паузу, – но разве у вас так можно?
– Ну, вообще нельзя, конечно, но если ты не будешь всякие плохие вещи делать, то можно это правило обойти.
– Кани! – выпалив имя брата, я быстро зажала рот ладонью, поняв, что меня вполне могут услышать родители. Шепотом я продолжила: – Пожалуйста, не говори об этом маме или папе. Ты ведь…